Palazzo di Basilio III в Александрове
Вдруг ни с того, ни с сего меня по делам занесло в Александрову слободу. И это казалось замечательно. Много лет ездил мимо, видел из поезда купола на горке - особого любопытства это не вызывало. Все ассоциации ясны - Иван Грозный, опричная столица и опричные кровавые злодейства, уже весьма подзамусолившиеся с XIX в., когда они навсегда полюбились российскому масскульту.
А на вид - провинциальный монастырь XVII в., обычный и скучный. Да и сам город на вид тож теплых чувств не порождает: ближе, чем Чухлома, милых провинциальных городов в России уже нет больше, проверено. А наблюдать бессмысленную борьбу за выживание на купеческих развалинах, кою ведет под знаменами дурацкой рекламы местный мелкий гешефт, безнадежный и беспощадный, нету никакого желания.
Тутошние жители, лишившись градообразующих заводов, уже нашли для себя новый бренд, повышающий их самооценку - им, не поверите, тоже оказался Иван Васильевич. Аж посередь города висит здоровенный плакат с васнецовским скорбным царем в золотой шубе и с надписью "Гордость России" - не больше и не меньше. Делать ничего не надо, менять профессию тоже никому не придется - сиди да гордись.
Однакоже: в монастыре, возникшем на месте раз и навсегда заброшенной грозным царем из-за гибели сына Ивана слободы уже после Смуты, сейчас неожиданно спокойно и уютно. Даже не верится, он же небольшой, вполне камерный все-таки, монастырь-то.И прямо на шоссе. А вот - зашел, и сразу почувствовал себя как под двухсотлетними березами у Кирилла Белозерского на милом и далеком Севере. Не понять, как тут такое вышло - то ли благодаря музею, наивному и провинциальному, но ухитряющемуся при этом все собрать и ничего не попортить. Или из-за того, что в ставшем монастырским великокняжеском соборе служба разрешена под музейным приглядом еще с далекого и сурового 1946-го, отчего здесь так до сих пор и не развернулся пока что зуд "Возрождения Руси". Оный, как известно, обычно выражается у наших монашествующих в благоустройстве территории путем коврового асфальтирования с устройством точечных клумб, установки урн и фонарей под старорусскую старину и типовых ларьков, мощением плиткой дорожек, массовой посадке старорусской же туи, а также в золочении всего, что можно, и в покрытии толстым слоем цементного раствора под побелку всего, что случайно уцелело настоящего. Чтобы уж не выжило: любые подлинные вещи по неизъяснимой причине вызывают у нонешних настоятелей-благоукрасителей и их спонсоров-благодетелей лютую ненависть. Как, собственно, и ученые.
Здесь всего этого нету, что само по себе чудо, к которому не грех совершить паломничество. Деревья старые, лужайки, просторно.
Но это - полбеды. Внутри, под белой скорлупой вполне банальных монастырских строений времен банальных Романовых (еще не замененных на русском престоле Гольштейн-Готторпами), скрыты разные замечательности. И дело даже не в Иване Террибле, господь ему судья. Хотя настоящую фресковую роспись шатра Покровской церкви, под которой он сам и молился, вообще-то, увидать будет поинтересней, чем хоть три свежвозрожденных обители с евро-бла-ла-лепием.
А это только верхушка айсберга - под трапезной церковью прячутся два яруса сводчатых белокаменных палат, построенных еще до Tyrann'а, в самом начале XVI в., при его отце Василии III. Это же была его парадная загородная резиденция, русский Версаль эпохи Возрождения, сделанный для великого князя итальянскими артистами, только что завершившими работы в Кремле. Увы, сохранились остатки. Все как полагается - местами вылезают из под XVII века детали с такой резьбой, которой на Руси никогда не получалось. Парные розетки у входного портала Покрова и фряжский витой валик поверху, откуда-то отбитая огромная раковина моллюска, замковые розетки-цветы в вершинах сводов.
Развалины прочих каменных строений - фундаменты, толстый слой кирпича, черепицы, керамической плитки полов, резных блоков - скрыты тут под лужайками. Вилла Адриана в Тиволи, говоря прямо, хотя и не раскопанная пока что. Вся эта красота когда-то была дворцом-palazzo - краснокирпичные стены и белокаменные украшения, как и в родных для его авторов Милане и прочих североитальянских городах и городках. Общую форму ансамбля прочесть уже невозможно, но, спускаясь в глубоченные настоящие белокаменные подвалы, где, может быть, Иван Васильевич держал потом свою мягкую казну - всякие соболиные меха - чувствуешь себя во временах Медичи. Ощущение подлинности не нарушают даже совершенно балаганные чучела - боярин с топором и узник в колодках, а уж такие художества легко могли бы напрочь испортить что угодно и где угодно.
Настоящее до крайности место, хотя эту его настоящесть создают исключительно мелкие и тонкие детали - они только и сохранились.
Ну и собор с колокольней. Собор - с таким же белокаменным резным порталом, как и на кремлевском Благовещении, тоже царском домовом храме и с вывезенными при известных обстоятельствах из Новгорода замечательными "золотыми" вратами XIV века, выполненными в технике braun firnis. И колокольня, точнее - церковь под колоколы, башня.
Есть еще отдельный специальный аттракцион, действительно погружающий: заходите в небольшую трапезную под низким сводчатым потолком, а нет электрического света - только горят свечи на длинном столе. Их запах и потрескивание, да грозненские стихиры, тихо звучащие в отдалении - весьма и весьма любопытно выходит, хотя вроде бы и простенько все.
Собственно, тут разворачивалась государственно-семейная драма великого князя Василия, здесь он отдыхал с Соломонией Сабуровой, этот же стильный дворец показывал и новой жене - только что приехавшей из Литвы юной Елене Глинской.
Ну и, поскольку именно тут Иван Васильевич как минимум дважды женился, есть и легенды об утопленной в речке Серой несчастной супруге. Еще колокольня спровоцировала романтичные умы на развитие сюжета о дьяке Крякутном-Фурцеле (который, как известно, первый русский воздухоплаватель, придуманный Сулакадзевым и попавший в энциклопедию Брокгауза и Эфрона и сталинские учебники о любви к родине слонов). Тут он из 1731 года перебрался в 1565 (не диво, он же упоминается и в "Иване меняющем профессию Васильевиче"), из дьяка превратился в холопа, обрел другое имя - Никита, и уже не на воздушном шаре, а с крыльями прыгнул с колокольни, ища воли. Но это-то ладно, забавные гримаски русской мифологии.
PS Дореволюционная музейная фотография с базарным днем в Слободе раскрыла для меня еще одну тайну минувшего: оказывается, нынешние традиции парковки в Александрове уходят корнями еще глубоко-гулбоко - в доавтомобильную эру.