Воспоминания дочери Расула Гамзатова об отце - Часть 3
Салихат ГАМЗАТОВА
Воспоминания об отце (Часть 3)
Начало здесь:
http://akhmedof.livejournal.com/9307.html
http://akhmedof.livejournal.com/9711.html
Хочу привести еще один, очень показательный факт. Летом 1998 г. в результате террористического акта трагически погиб муфтий Дагестана Саид-Мухаммад-Хаджи Абубакаров, а в сентябре папе должно было исполниться 75 лет, и он отказался от празднования юбилея, хотя, как известно, он никогда не демонстрировал свою религиозность и нигде не обнародовал причины, по которым он отказался праздновать такую круглую дату. Я помню, как зайдя в кабинет к папе, увидела родителей, обсуждающих эту тему. Скажу, что совсем немного людей, особенно, среди людей искусства, могли бы поступить так, как мой отец, ведь было совершенно неизвестно, доживет ли он до следующей круглой даты. Папа был именно человеком, способным на поступки без рекламы, без пафоса и шума. Эту же черту он ценил в горском характере:
«Умеешь ты печаль сурово
Встречать без слез, без суеты,
И без веселья показного
Умеешь радоваться ты…»
Думаю, наверное, неслучайно Аллах дал ему возможность дожить до 80-летия и так красиво встретиться на прощание со всеми, кого он любил и кто любил его и в Махачкале, и в Москве, и в родном Цада.
Говорить о папе можно так много. И всегда вспоминается только хорошее. Воспоминания отражают и те отношения, которые были у него с людьми и самих людей. Кто-то вспоминает, как они пили с папой, поэты - его поэзию, размах его личности. В моей памяти остались восприятие личности папы, свет его души, его улыбка, смех. Его нет с нами уже семь лет. А все, что он делал, осталось неизменным: его прекрасная поэзия и его дела. Сколько людей вспоминают его. Меня приглашают на вечера, я встречаю людей, с которыми он общался, слышу только доброе, только светлое, и вспоминаю его так же светло и радостно. Папа не гулял со мной как, наверное, гуляют многие папы с детьми, не вел воспитательные разговоры, и я даже не знаю, что еще делают «хорошие» папы, но он всегда дарил радость всем вокруг. И это чувство радости осталось во мне, как и, наверное, в сердцах очень многих людей, с которыми он общался.
В те же годы, когда после смерти мамы, мы жили вместе, папе пришло письмо от женщины, которая в 70-е или 80-е годы (сейчас не помню точно), работала в Танзании в советском постпредстве врачом. Папа прилетел в Танзанию в составе какой-то делегации, и у него заболело сердце. На следующий день все прошло, но доктору очень хотелось посмотреть страну вместе с делегацией, и она попросила папу, сославшись на плохое самочувствие, взять ее в составе делегации сопровождающим врачом. По его просьбе она поехала в составе группы, а потом написала ему: «Я всегда знала, где Вы находитесь: где были Вы - было больше всего людей, и был слышен смех». Она прислала папе фотографию, сделанную в это время, и написала слова благодарности: ведь если бы не он, она не смогла бы увидеть страну, в которой работала. Она очень верно заметила эту особенность: там, где был папа - там всегда был и смех, и радость.
Я говорю, что не очень много помню историй, лично связанных со мной, когда папа делал что-то специально для меня, но один случай помню очень хорошо. Как-то в нашем доме сломалось отопление. Мастер должен был прийти только утром. Мама была в это время в отъезде, и мы с папой были вдвоем. В довершение к этому на нашей улице отключили свет (такие ситуации в 1990-е гг. в Махачкале случались довольно часто. В наших энергосетях периодически что-то ломалось). Дома было так холодно, что, пусть это не покажется преувеличением, я и папа даже надели уличную одежду и сапоги. В этот же вечер папа был приглашен на какую-то встречу. За ним заехал военком РД М. Т. Тинамагомедов Папа несколько раз спросил, как я останусь одна в таких условиях. Конечно, приятного было мало, но остаться одной в своем доме мне казалось нормальным. И я его успокоила, что причин для волнения нет. Он уехал. А минут через 20 кто-то постучал в дверь. Я подошла и увидела вернувшихся папу с Магомедом Тинамагомедовичем. На мой вопрос, почему они вернулись, Магомед Тинамагомедович ответил: «Расул Гамзатович просто волновался, как ты будешь одна, и вернулся». Папа же ничего не сказал, было около 9 часов вечера, и он пошел отдыхать. Утром отопление починили, свет дали. Прошло столько лет, а я вспоминаю бедного папу, вернувшегося в холодный дом, чтобы я не была одна, вместо того, чтобы провести вечер с людьми в комфортной обстановке. При этом он не говорил мне каких-то слов, что волнуется и т.д. Он просто вернулся.
Сколько слов я могла бы сказать о папе. У него есть восьмистишие о поэтах. Один воспевал только хорошее, а второй обличал плохое.
«Расстался третий с временем лихим,
Прослыв великим, смерти неподвластным.
И все, что плохо, он назвал плохим,
А что прекрасно, он назвал прекрасными».
Мне всегда кажется, что эти строки о нем. Он сумел назвать прекрасное прекрасным, а плохое плохим. Эти слова могут показаться простыми, и даже банальными, а на самом деле, в них очень глубокий смысл - он умел видеть жизнь, события в их многогранности, такими, какие они есть. И в жизни папа часто говорил: «Не надо сложное упрощать, а простое усложнять». В его поэзии есть и грустное, и веселое, драматизм и восхищение красотой. Он написал очень много таких слов, которые, как он говорил в одном стихотворении, «спасительны» для человека: «берегите друзей», «берегите матерей», «берегите детей» и много других, став для людей тем настоящим другом, о котором писал в своих стихах .
Помню, как один известный ученый из Москвы, наш гость, сказал: «В стихах вашего папы, как в энциклопедии, я нахожу ответы на любой вопрос». Я тогда пошутила, передав его слова папе: «Зачем искать ответы, как в энциклопедии, ведь у него свои чувства, мысли».
А сегодня я сама воспринимаю папину поэзию как бесценный духовный опыт живого и мудрого, благородного человека. И сама часто вспоминанию папины строки из стихотворения «Пожелание»:
«Я желаю всем друга такого,
Что в тяжелый и в радостный час
Произнес настоящее слово,
Что спасительным будет для вас».
Он и сам стал для многих людей таким другом. Для меня он навсегда остался воплощением того, каким должен быть человек - добрым, щедрым, снисходительным. В последние годы он любил повторять: «Не оспаривай глупца».
В советские годы, когда он занимал должность члена президиума Верховного Совета СССР, он помогал очень многим. Аллах проверяет человека властью. И, я думаю, вся наша семья должна быть благодарна Аллаху за то, какие добрые дела дал он осуществить нашему отцу. Магомед Ахмедов рассказал, как в начале 80-х в Союз писателей Дагестана приехала группа пожилых людей из одной кавказской республики. Приехавшие рассказали трагическую историю: молодой парень стоял на остановке с матерью, подъехал автобус. Сын стал помогать матери войти внутрь. Но водитель из чувства национальной неприязни стал выталкивать женщину, и она упала на землю, ударившись головой. Парень заскочил в автобус и в гневе нанес ножевое ранение водителю, который вскоре умер. За убийство на почве национальной неприязни он был приговорен к расстрелу. Папа записал имя этого парня и ходатайствовал о том, чтобы в этом деле формулировку «национальная неприязнь» заменили на «состояние аффекта». Его доводам вняли, и расстрел был заменен 15 годами тюрьмы. Вернувшись из Москвы, папа пошутил: «Магомед я выполнил твое поручение». И М. Ахмедов рассказал, как у стариков текли слезы, когда они узнали, что их родственник будет жить. Жалко, что папа много мне не рассказывал о своих делах. Именно поэтому, узнавая о нем все новое и новое, я еще больше понимаю, каким редким благородным человеком был мой отец.
Иногда, даже совершенно случайно, я нахожу подобную информацию, например, в энциклопедии «Кто есть кто в России», выпущенную в Москве издательством Олимп в 1998 г. Там я прочитала: «Свое высокое положение в номенклатурной иерархии Гамзатов часто использовал для помощи друзьям и попавшим в беду литераторам, за что снискал в литературных кругах добрую славу». Приятно сказать, что к данному изданию наша семья не имеет никакого отношения - эта не та энциклопедия, где надо отметить определенное количество страниц и дать любую информацию. О её существовании я узнала совершенно случайно - моей дочке в школе дала эту книгу ее подруга. Папа же, к сожалению, никогда не рассказывал, как он помог кому-то, и даже о получении, благодаря его помощи, огромного бюджета для г. Буйнакска я узнала из статьи того же господина Дугричилова. Я не помню это время, но хорошо помню, что папу все время разные люди просили в чем-то помочь. Позже я услышала ставшую крылатой папину фразу: «Дагестан - это республика, а не заготовительный пункт». Другой человек повторил мне папины слова: «В городах живет население, а народ живет в горах». На папином вечере Г.А. Бучаев сказал, что помощь Расула Гамзатовича в создании всех материально-технических объектов Дагестана могла бы стать темой целого исследования и, я думаю, он прав. Вспоминаю папины слова: «У нас все делились на славный рабочий класс, славных работников сельского хозяйства и интеллигенцию. И многим кажется, что те, кто не рабочий класс и не работники сельского хозяйства - интеллигенция. Но интеллигент - это редкое явление».
Какие-то папины слова, фразы стали уже забываться, и, слушая рассказы о нем, я вдруг вспоминаю то, что уже, казалось, не помню. В недавно выпущенной книге «Неизвестный Гамзатов», составленной поэтом и журналистом Шамхалом Дибировым, к сожалению, трагически погибшим в этом году, я прочитала его воспоминания и была тронута его искренними чувствами к моему отцу и описанием того, как он уходил, а папа стоял на крыльце дома. И вспомнила, как, провожая гостей, папа иногда шутил: «Уходящий, оглянись, кого ты оставляешь»… А я уже стала забывать эту папину фразу.
Читая воспоминания Гадиса Гаджиева, я вспомнила, что иногда, когда папе что-то не нравилось, он говорил: «Это новая форма угнетения малых народов». Когда хозяйка, если это было в доме близких ему людей, или мама слишком пафосно накрывала на стол или требовался какой-то излишний этикет, он говорил: «Такая высокая культура меня угнетает». Человека, которому приходилось слишком долго терпеть надоедливые речи или в каких-то других случаях, а иногда и себя в подобных ситуациях он, шутя, называл: «Героем социалистического терпения».
Одному человеку, который хотел заниматься несколькими делами сразу, папа сказал: «Не надо заниматься всем сразу… Как гусь, что немного поет, немного плавает, немного летает, но ничего не делает хорошо».
Папа мог найти неожиданное слово в любой ситуации. В больнице его навестили наши друзья, папа, как всегда, стал их угощать, налил коньяк. Один из гостей стал отказываться, сказал, что за рулем. Папа пошутил: «Один человек пил и целой страной управлял, а ты не можешь машиной». Любой ситуации он мог придать яркие краски, перевернуть ее. Это было действительно великое свойство - взглянуть иначе, не зацикливаться на своем.
Один забавный случай рассказал мне Магомед Ахмедов, нынешний председатель Союза писателей РД. Союзу писателей, естественно, в советские годы были выделены квартиры, но часть квартир была отдана морякам Каспийской флотилии. В число отобранных квартир попала и квартира одного дагестанского писателя. В гневе он ворвался в кабинет моего отца и стал требовать свою квартиру. Папа позвал руководителя секции, в которую входил этот писатель, и сказал: «Объясните, пожалуйста, своему товарищу, что у союза писателей Дагестана нет арсенала, чтобы воевать с Каспийской флотилией».
А вот другой штрих к портрету папы, рассказанный мне тоже Магомедом Ахмедовым. Будучи заместителем папы, Магомед Ахмедович писал от его имени многочисленные письма с самыми разнообразными просьбами дагестанских поэтов и писателей. Поручая ему составить очередное письмо, папа говорил: «Напиши так, чтобы они заплакали и помогли».
В папином характере всегда было много детского, ребяческого. За несколько дней до его восьмидесятилетия, родственник моего мужа Саид-Ахмед, который сопровождал папу, когда ему надо было куда-то пойти, поехал помыть машину и нечаянно стукнул ее. Очень расстроенный он вернулся домой, рассказал об этом моему супругу, и тот, в свою очередь, сказав папе о случившемся, попросил не ругать Саид-Ахмеда. Но папа весело блеснул глазами и сказал: «Давай его напугаем». Сам папа не раз говорил: «Меня никто не боится: ни на работе, ни дома». Магомед Ахмедов, долгое время работавший с папой рассказывал, как папа ругал его за что-то неподготовленное и говорил: «Я тебя увольняю». А он смеялся и отвечал: «Расул Гамзатович, вы меня сегодня уже уволили». Союз писателей вообще всегда был организацией, в которую входили люди очень ярких и разнообразных характеров. И мне вспоминается забавный случай, рассказанный нашим водителем. Одно время, в конце 80-х, оргсекретарем у папы работал один аварский поэт. Папа был в отъезде, и кто-то из писателей запустил шутку, что уже совершенно точно известно, что Расула Гамзатова снимают с должности председателя СП, а на эту должность назначают его. Другой писатель, зайдя в его кабинет, застал незадачливого оргсекретаря сильно расстроенным и почти в слезах. «Что случилось?», - спросил он у него. «Расула снимают, - ответил тот, - а назначают меня. Как я посмотрю в глаза Патимат Саидовне?» (моей маме - С.Г.). Перспектива встречи со «снятым» Расулом Гамзатовым его совсем не пугала.
В характере моего отца не было ничего от тех кавказских мужчин, которые громко и грозно провозглашают и на работе и в семье свое, порой весьма недалекое мнение, как истину последней инстанции. Папа, напротив, был умным и понимающим, видевшим суть людей человеком (это я и сама прекрасно понимала и неоднократно слышала от других людей), но не спешившим выносить приговор, говорить обвинительное слово.
Конечно, в моих воспоминаниях предстает во многом идеальный образ человека. Что ж, я его видела и знала именно таким. Его единственная слабость, слабость большинства поэтов, вредила, прежде всего, ему самому, а не кому-то, а любителей пользоваться ею, извлекая пользу, было всегда немало. Я когда-то давно прочитала выражение: «С Пушкиным умнеют все, кто способен умнеть». Я применила бы эти слова по отношению к папе, и как к человеку, и как к поэту: «С Расулом Гамзатовым становились и становятся лучше все, кто к этому способен». Папы нет уже семь лет. Но до сих пор я, встречая тех, с кем он общался, слышу добрые слова о нем. Эти слова приходят из разных мест.
Год его смерти совпал с его восьмидесятилетием. В этот год каждый национальный театр Дагестана поставил спектакль по его произведениям. В конце года была проведена итоговая конференция. Артистам были выданы денежные премии. После коллегии несколько артисток Кумыкского театра подошли ко мне, сказали добрые слова о папе и фразу, которая очень тронула меня: «Баракат вашего папы и сейчас нам помогает». Он действительно был баракатным. (Баракат во многих языках Дагестана значит - «удача, благополучие»).
На его могиле я встречаю людей, порой незнакомых, которые приходят к ней: кто-то помолиться, кто-то просто почтить его память, и все - вспомнить его.
В первый же вечер, посвященный его памяти, проведенный вскоре после его смерти, занимавшая в то время должность заместителя председателя Государственного Совета РД Такибат Алаутдиновна Махмудова, которая сопровождала папу по поручению правительства в Сочи на вручение ему В.В.Путиным ордена Андрея Первозванного, открывая вечер, начала говорить, но не смогла продолжить речь, из-за внезапно нахлынувших слез.
В самых разных местах встречаю я людей различных профессий: гардеробщиц, которые подавали ему пальто, медсестер, врачей, которые его лечили, учителей, у которых я училась и которые помнят его (которым я всегда со школьных лет до последнего папиного вечера несла билеты на литературные праздники), его коллег-писателей, преподавателей университета и многих других людей, которые с восхищением говорят о его простоте, человечности и о том, что пережили его смерть, как личное горе. В их словах я слышу искреннюю боль о поэте, который стал для них близким, дорогим человеком. Молодые преподавательницы университета рассказывали мне, как на высоких каблуках они шли за его гробом от Русского театра до начала горы Тарки-Тау и не могли пойти дальше - столько было людей. Преподаватели одной из школ вспоминали, как они с учениками приехали в Цада, чтобы посетить дом-музей Г. Цадасы - папиного отца, еще не зная, что в этот день папы не стало, и в Цада узнали о его смерти. Они говорили, как смотрели на Цадинские горы, и, увидев пролетающих журавлей, плакали.
Когда его не стало, в дагестанские газеты обычные люди (не профессиональные поэты) присылали стихи о нем. Несколько из этих авторов - наши знакомые, большинство же - нет. Эти люди потом рассказывали мне, что ночью 3 ноября не могли уснуть и написали стихи, посвященные папе. Спустя год после смерти папы, фонд, который носит его имя, собрал уже написанные произведения и объявил конкурс на лучшее стихотворение, посвященное памяти поэта. Эти произведения, объединенные вместе, вышли в сборнике «Песни прощания». Думается, немногие поэты получили такой поэтический отклик от простых людей, в жизнь которых вошла их поэзия. Один из авторов так написал о моем отце: «Ты один лишь стал пророком своего отечества, Расул».
Когда-то папа написал: «До биенья последнего людям посвящается сердце мое». Эти слова - не поэтический вымысел. Он так и прожил свою жизнь, любя ее, любя людей.
Хочу вспомнить один случай на юбилейном вечере в честь его восьмидесятилетия в Республиканской библиотеке, которой теперь присвоено его имя. Папа сидел рядом с ведущими в маленьком президиуме, а я в зале. Выступали люди, папа сидел, закрыв глаза и, казалось, очень уставший, он находится где-то далеко от происходящего или спит. В конце вечера ему дали слово, и он начал читать звучным красивым голосом свою поэму на аварском языке «Времена и дороги». Лицо его, как всегда, когда он читал стихи, стало живым и выразительным. А сидящий за моей спиной мужчина удивленно и громко произнес: «А я думал, он спит».
Вспоминаю еще один интересный факт, раскрывающий папино отношение к своему творчеству. В год его 80-летия довольно часто по ТВ показывали фильмы о нем, и папа как-то не особенно на них реагировал. И даже как-то прокомментировал: «Зачем так часто показывать фильмы обо мне - это надоест людям». Ближе к сентябрю к нам домой стали особенно часто ходить школьники, дети с воодушевлением читали его стихи. Я помню, как папа был тронут и рад, он смотрел на ребят, и в глазах его блестели слезы. Я спросила его: «А ты же не очень радовался, когда показывают о тебе фильмы». Он сказал: «Зачем показывать обо мне фильмы? Я хочу, чтобы читали мои стихи».
На всех вечерах, посвященных папе, когда я вижу, как читают его стихи школьники и даже дети из детских садов, я вспоминаю папу и думаю, что его желание исполняется. И, как мужчина, удивившийся, что папа бодрствовал на своем вечере, думаю, наверное, нам тоже только кажется, что он спит, а он по-прежнему говорит с нами.
Папа написал:
«Я памятник воздвиг себе из песен -
Он не высок тот камень на плато,
Но если горный край мой не исчезнет,
То не разрушит памятник никто.
…На карте, что поэзией зовется,
Мой остров не исчезнет в горной мгле
И будут петь меня, пока поется,
Хоть одному аварцу на земле».
Конечно, его поют и будут петь не только аварцы, папа сделал гораздо больше. Многие его стихи обретают сейчас удивительное звучание. Как написал он:
«Помимо тех друзей, что есть вокруг,
На свете существует тайный круг
Моих друзей незримых, неизвестных…
Я тоже чей-то неизвестный друг».
Он действительно стал другом многих тысяч людей, другом настоящим. И круг этих друзей только растет.
Память о моем отце продолжает жить в сердцах всех, кому он стал дорог, в жизнь которых вошло его «настоящее слово», кто сохранил в памяти обаяние его удивительной яркой личности.
В детстве я часто огорчалась, что моих родителей почти никогда не бывает дома. Я помню, как моя сестра Патимат рассказывала, как была удивлена, когда одна девочка в ее классе стала плакать, что мама уехала на несколько дней. Она не могла понять, в чем причина ее слез: мы привыкли, что наши родители отсутствуют по несколько месяцев. Но сейчас, когда их нет в физическом смысле, они так плотно присутствуют в нашей жизни, так много людей помнят их, как, наверное, бывает не у многих. И в этом смысле мой отец не ушел из моей жизни, он рядом со мной, и эта история только продолжается. И, думаю, мой папа, дал мне самое главное - по-настоящему добрую память о нем.