Нет, Байкал - это не великое озеро. Великие озера - там, в Америке и Канаде. Они так и называются - Великие озера. Они озера и есть. А Байкал - это совершенно непонятно, что такое. Это какой-то космический объект. Он непостижим, как непостижима его глубина.
Когда я увидел Байкал, я ничего не понял. Я даже не смог сказать ничего типа: «Ого!» или «Ух ты!» или дежурного «Какая красота!» Я увидел то, чего не ожидал увидеть. Не возьмусь описывать это».
Е. Гришковец. «Реки»
То, о чем мне непременно надо рассказать, называлось «Вечер «Иерусалимского журнала» в московском Еврейском культурном центре». (Юлий Ким упорно называл это «посиделками».) Но ясно же, что это был никакой не «вечер».
«Вечер» всегда бывает скучным. В лучшем случае там есть какая-нибудь «изюминка», «Звезда», которой с нетерпением ждешь и ради нее терпишь всё остальное. И очень благодарен «остальному» и «остальным», если они не из рук вон плохи и не окончательно скучны. И, конечно, благодарен «звезде» за то, что она есть, ходит с тобой по одной земле и иногда можно на нее посмотреть и даже, если повезет, сказать ей о том, как ты этим счастлив. Одного Асара Эппеля, пусть даже со старым рассказом про Австро-Венгерскую империю (кстати, рассказа этого совершенно не помню, хотя точно читала), хватило бы для чувства, что на «вечер» я, например, пришла не зря.
…А тут чудеса начались почти с самого начала. То, что главный редактор пишет неплохие стихи - чем не чудо? «Штатным» чудом, очевидно, считался Губерман, но, честно говоря, на общем фоне смотрелся он не то чтобы бледно… не хуже других, но «генералом» не был. Во всяком случае, для меня. Я схватилась за сердце, когда Юлий Ким (неоднократно навязываемый мне друзьями в качестве живого классика и отвергаемый мною за легкомыслие и переимчивость) запел «перепертый им на язык родных осин» 137-й псалом:
Ерушалаим, сердце мое,
О чем мне петь вдали от тебя?
Зачем мне жить вдали от тебя
С глазами, полными слез?
Я не подозревала, что это он написал! Я давным-давно слышала это в потрясающем исполнении великой Елены Камбуровой, и с этой песней, звучащей в душе, впервые поехала в Израиль, так что она накрепко связалась с первыми израильскими впечатлениями.
Совсем ничего неинтересного не было на этом «вечере» в течение трех часов. Было много любопытного лично для меня. Например, я наконец увидела и услышала знаменитого Григория Кружкова - бывшего мужа моей институтской приятельницы, рокового для нее мужчину. Да-с… скажу я вам… разные, конечно, бывают роковые мужчины, и у меня разные были… Впрочем, мы с нею, с Ниной, тоже очень разные. А стихи его, да и он сам - на Нину похожи. Как это у Цветаевой - «одноколыбельники»… Мои любимые мужчины, говорят, тоже похожи на меня. В последние годы, по крайней мере. Взять хоть Диму Быкова. Его, кстати, на вечере не хватало. Зато была похваленная им Марина Бородицкая. Молодые девочки тоже борозды не портили. Старенький Сухарев оказался автором моей суперлюбимой оперы «А чой-то ты во фраке?» - и исполнил вместе с Дмитрием Богдановым и еще одной девицей из нее кусочки к вящему моему и всей публики восторгу. Еще одна песенка в исполнении Сухарева и ответ Кима представляли собой лучшие образцы бардовского капустника. Марк Харитонов, букеровский лауреат, чьи книги я не читаю по причине их зубодробительной скуки, оказался автором неплохих верлибров. Мой одинокий аплодисмент встретил имя Щербакова, и я стала искать его глазами - но вместо него вышла девица и спела про Крым и вишневое варенье. Человек с фотоаппаратом оказался Игорем Грызловым; впоследствии на фуршете он был назван мною «тенью Маэстро», чему почему-то не обрадовался, пришлось разъяснить, что это почетнейшее звание.
С фуршетом вообще получилось интересно. Свободно можно было туда и не ходить. Когда я туда попала, опять же было непонятно, что делать. Слишком много искренне любимых звезд вокруг. И слишком они все хорошие. Не качество творчества в данном случае мешало, конечно, а человеческие качества. Вот ведь главное на вечере было что - и почему это не «вечер» был, а пир духа. На своем дне рождения я сказала речь о великой силе добра, приведя в пример того же Щербакова - и своих друзей, в кругу которых я это добро, его концентрацию физически ощущаю. Так на этом «вечере» я это ощутила с такой невероятной силой! Все выступавшие люди ( и наверняка многие не выступавшие) были очень талантливы и при этом искренни, не понтовы, не корыстны, не карьерны, не надуты (самым надутым среди них был Эппель). Они все были хорошие. Кокетничать с ними было глупо. Как глупыми мне кажутся бесконечные восхваления Бога в молитвах. «Тебе подобает хвала, тебе подобает пение, тебе слава подобает…» Ну и Бог, которому хочется слышать это ежевечернее и ежеутренне! «Не верю!»
Этим людям не нужны были мои пьяные признания в любви. (Я, однако, не удержалась и попросила Грызлова передать Маэстро, что «он - наше всё».) С ними надо было дружить - или радоваться им, их творчеству и проходить дальше.
Саша Рапопорт, однако (оказавшийся настоящим другом - по цветаевской формуле «друг есть действие»; я, кстати, безошибочно определяю истинность и искренность отношения именно так: проведет на фуршет - значит, настоящий друг! Сколь многие начинают суетиться, прятать глаза, мямлить - а сами с вожделенной карточкой… но это в сторону!), сказал, что, раз новую жену Кима зовут Лидия Луговая, - это вполне серьезный повод с ней познакомиться. Что ж, к тому моменту, как я к ней подошла, мы обе достаточно выпили - и она оказалась (что, впрочем, в этом странного?) очень хорошим, живым человеком, с которым в самом деле хочется дружить. Я сказала про стихи, на что она с горячностью ответила «Даже если ты принесешь пустые страницы, Юлик их напечатает!» Теперь надо постараться объяснить ей и Юлику, что мне, в общем, по фигу все эти публикации, а вот подружилась бы с ними я с удовольствием. Но поскольку они хорошие и настоящие, думаю, в конце концов поймут. Да и стихи мои вроде бы ничего… мне так кажется… Она рассказала историю своего брака. Предыдущая жена Кима, Ирина, умерла от рака, и у него тоже обнаружили рак. И вот в ожидании химиотерапии он написал этой Лиде, школьной подруге покойной жены, с которой давно был знаком, с просьбой приехать, он одинокий, больной, беспомощный… А сам уже нарисовал в уме романтический сценарий. Поэт не может без любви жить… Так всё и вышло по сценарию. И рак у него прошел без всякой химиотерапии. Такие дела.
Лида всем встречным поперечным говорила с восторгом: «Мы - Луговые!»
Я не знала, что такое бывает. Я, оказывается, многого не знаю.
Конечно, у журнала финансовые трудности. Правильнее сказать, он чудом существует. Услышав это, я даже как-то успокоилась. Зло же должно хоть где-то проявлять своё могущество. В деньгах. Понятно, таких вещей не бывает. И всё же бывают! Это чудо. Обыкновенное. Хочется жить.