Ожерелье
Стихи, написанные под впечатлением от прочтения "Отблесков Этерны" Веры Камши.
Адмиральская южносеверная
Сколько, скажи, бье вечности под килем?
Так улыбаться - не нужно слов.
В порт не идем, не идем домой, идем -
в море, увы, непробудных снов.
Адмирал, вы суровы как Север и так же обязаны выжить. Соль
или пепел ложится на ваши виски теперь?
Если сердцем велик, то немалой окажется боль.
Сами знаете, что на войне в "завтра" узкая дверь...
Если неба коснуться рукой слегка,
то коснешься и дна рукой.
Коль дорога трудна, то судьба будет, знать, легка,
и для шторма найдется покой.
Вы оставьте минувшее прошлому, нынче за многих вам жить.
Так - трудней, чем напротив, поверьте.
Знаю, груз, на плечах что широких усталых лежит,
подчас горше мучительной смерти.
А ошибок ступени вверх
даже если вниз;
Как не помнить тех,
вместе с кем клялись?
Мне приятно и странно отдаваться душою и молчаньем порой говорить.
Что же это - издержки войны? Лед и пламя -
судьб поэзия в прозе той жизни, которой придется делить
нас победой и болью утрат. Солнца знамя,
восход, для воинов моря едино.
Межусобная распря у нас, адмирал,
да с историей бурной и длинной.
Чует сердце, что близок финал...
Где компас без нужды и не с чем сверять свой курс,
где ни опыт не в помощь, ни удача, ни кровь - ничто,
там иду я на риск оттого, что жалеть боюсь -
что могло, мной по глупости не прожито.
Но бывает и так, что не ждешь - само.
"Суеверия" плачут и сны холоднее льда.
Если бы я мог, если б только мог
будущности даль четко увидать!..
Вам не стоит ехать, однако должны вы вернуться. Так пусть
доведется сойтись нам не раз в честном, жарком бою.
Так досадно... неважно. (Эта странная и презабавная грусть -
что вина я своею рукой больше вам не налью.)
Ненавижу прощаться - так пусть хоть так.
Хорошо ведь, если... не нужно слов.
Вы противник еще, но уже не враг,
вы почти мне... держите улов.
Держите, держите - там, далеко, где смотреть вам в лицо мне не нужно сейчас.
Простые линии. Не кузнец, моряк - что-то в этом есть...
Адмирал, до свиданья. Мне хочется верить, что море сведет и рассудит нас,
но нынче вы - там. За правду. А я - за дом, здесь.
16-28. 06. 2012
Ротгер Вальдес
Над морем восходит заря, и в Хексберге верно не зря
с нутром золотей янтаря в Излом родился бергекьяре.
Он взглядами души крадет, один стоит четырехсот,
и незачем знание нот, раз смех звонче пенья гитары.
Желание, ум и прыть нужны, по морям чтоб плыть.
Он право собою быть собою же доказал.
Он гибок стал и высок, и шрам пересек висок.
Не будет тот одинок, кто с ведьмами станцевал,
но будет он знать, что есть неслышная людям песнь,
незримая людям месть крылатой незлой стихии.
...И все же - он одинок. И жёсток, но не жесток.
Полжизни лежит у ног; и, спросите, не стихи ли -
уметь уложить слова, что кто не рыдал едва -
смеется на раз и два, к дуэли готов с судьбою.
...Он дерзок без меры и смел; немного - чего не сумел, не пережил, не посмел;
и чудом остался цел, небрежно рискуя собою.
Нет слов, только блеск жемчужин - "подружкам" лишь он и нужен:
подхватят тебя, закружат... Внизу тихо плещут волны;
ласкает Вальдеса ветер, целуют Вальдеса ведьмы -
один он такой на свете, всех прочих хмельней любовник.
16. 06. 2012
Белый Ворон
Он приходит к дщерям актуального века.
Его пишут они, почерка разматывая:
не мужчину, не женщину - (не)человека,
на какой-то там... смерти женатого.
Дерзость биться с судьбою - наследие юга:
если правда на дне - придется, значит, пойти ко дну.
...В сущности, им не понять друг друга:
им на работу с утра, с ночи ему на войну;
но иногда он идет извне/изнутри сквозь
как по лучу и ложится в холст, в лист;
иногда привечают сны эти спорные глаза; ось
он и небеса, насмешливонежен, греховночист.
Им видится в грезах изнанка мира; маски
как платья - те, из детства, бумажные - мастерят.
Воображение их богато, но пламени ласки
слишком болезненны, чтобы всерьез представлять.
Но этот огонь дает вороненую сталь,
и суть в ней ведь - не в кружевах, не в улыбке, не в украшениях.
Кем был он - всегда? Для кого кем он стал?
От ласточки к ворону путь в поту - воплощенные в жизнь решения.
Он знает то, что стоит забыть. То,
чему нет цены в глазах потомков завсегдатаев Колизея.
(Это повод однажды сказать себе: стоп,
что ж я тоже, опять и снова, праздношатаюсь, глазея?..)
Чужой персонаж. Чтобы так - первый.
Больше, чем симпатия, чем психотерапия, чем болтовня.
Черный настолько, что уже даже белый.
Кто - тварь ты закатная в сумрачном платье - для (почему и зачем из) меня?
06. 06. 2012
Письмо
Примечания архивариуса: 1. Письмо предположительно авторства Рокэ Алвы, содержит цитаты из, следует полагать, его дневника. Адресат неизвестен.
2. Автор письма широко использует алхимическую, мистическую и подобную символику.
3. Имена тех, к кому обращается либо на кого ссылается автор вряд ли удастся точно установить - кроме разве что личности графа Людвига Килеана-ур-Ломбаха, у которого герцог Алва (прежде неизвестный в обществе как игрок) в 398 году круга Скал выиграл крупную сумму в карты.
4. Ремарки касательно морали и Заката, а также повсеместная ирония заслуживают всяческого порицания, однако являются косвенным подтверждением авторства Алвы.
…Знаю, кто я,
остальные
маются.
…Было поле,
ныне -
тянутся
улицы столицы проигравшего.
…Лики карт
к утру
ухмыляются.
Ваш азарт -
мой друг,
но он испаряется:
вороны пируют павшими?
…Я в бреду
беду
надиктовывал;
ты в меду
яду
всем подсовывал.
Без добра и без зла легче дышится.
Ты ожег
себя,
затянул;
мой прыжок
распял
юнь-весну.
Ну а нам с тобой Море слышится…
...Тень сутаны спьяну мне
вновь
чудится.
...Под сафьяном странных дней -
кровь
будится -
ночью щурит глаз истина.
Вскрыла грань
не одну
сущность…
Не до боли ран -
ко дну
мир весь пущен,
надобна от нас истовость.
…Ызаргов без счета,
ызаргов
без числа.
На миров четки
издревле
тень легла.
Гниль, плесень в городе.
…Смерти взгляд
синий,
кровь ала.
Говорят,
иней
след зла.
Нет, дело в холоде.
Эти два цвета
в сумме
дают сирень.
Из чаши света
сумрак
пьет день.
…Солнца рана не затянется.
Из нигредо ворон,
из рубедо
кто же?
Кубок полон,
не отведать
мне негоже,
да и случая другого не представится.
…Что же там сгорело?
Эта степь…
зарево… вертикаль.
Хм… Я имею дело
с тем,
что Он соткал…
01. 03. 2012
***
"Выйду, проветрюсь" - и точно, о лицо полночно
ветер разбивается, осыпается за воротник.
Дик, я думаю, дурашка, юнец - что говорить еще,
когда Осень, конец, а счет - за очко до нуля?
Зачем вообще говорить зря?
У меня к нему, видите ли, дело.
Всегда было. Какое-то, раздери его кошки, дело.
Надоело - но не до смерти, если бы.
Когда я был мальчишкой - глаза-синяки-хохот -
вечность обретала моря контур на карте из отцовской книжки.
Эх, если бы всегда так было просто.
А теперь я похож на остов,
на остров, у которого - снова-здорово! - гибнут корабли.
Как без фальши скажешь - вы бы, друг, подальше шли?
А этот… И тот… И все, которые. Вечность вспорота
глупостью, грешками мелкими. Капало, копилось. Переполнилось.
Вспомнилось: с полуприкрытыми веками стоял я на камнях города,
не сумевшего забыть голода толпы, золото ярости его, песню…
Песню?.. Да, птицы, что из пламени воскреснет - тому случиться стоит поутру -
и я умру.
Я наконец умру.
09. 11. 2011
Смерть танцует петенеру
Словно рощи Кэналлоа
давним звонким утром летним,
рыжим пламенем объята
степь, и ветер горше гербы.
Что мне струны без гитары?
Соль без моря для чего мне?
Ключ от той высокой башни,
где замков и не бывало?
Если кто небрежно скажет:
он сложил свое оружье -
под терновые пусть звуки
солнцем спляшет на закате.
Смерть танцует петенеру.
Я ушел и не заметил.
В небо вскидывая руки,
Смерть танцует петенеру.
04. 10. 2011
Король Мечей
Есть карты древние, и между них одна -
Король Мечей, стальной наперсник силы,
чей путь от колыбели до могилы -
налейте, юноша, еще бокал вина -
шальная скачка, дивные ходы.
И правило одно: я так сказал.
И мудрые змеиные глаза.
Спокойствием предчувствие беды
остановить, недрогнувшей рукою
направить в сторону потребную.
Желая, не просить, но требовать:
вставая над собою и судьбою,
настраивая струны, глядя вдаль -
туда, где волны контрфорсы лижут.
Зеленоглаз как грех, как цвет граната рыжий,
идет он - за усмешкою печаль.
Король Мечей, он - всадник одинокий,
и конь его сам ветер,
его путь,
закатом начавшись, прервется на рассвете…
быть может. Но - не в этом суть.
Его ждет бой, бой страшный и далекий;
его встречают грозы и тоска;
и, замерев у золотистого виска,
спасительные веки смерть смежит.
Огнем лиловым многослойно закаленный,
извечной силой одаренный… нет, плененный -
он будет жить, он долго будет жить.
Король Мечей… О нем ли, о себе ли…
Так прихотлива старая лоза.
Я мог бы еще много рассказать
о том, о чем найери вам не спели.
Клинков Владетели - заточенные шпаги.
Колоды старые, колоды новые… Как знать,
быть может, не по крови чтится знать
в мирах без красок, перьев и бумаги.
Монархи, полководцы и стражи,
мыслители, адепты, дуэлянты,
в конечном счете - игроки, комедианты
в зеркальном зале замка Госпожи.
В конечном счете… карты. Все они.
Ну что ж, давайте к образу вернемся.
Король Мечей, он не луна, не солнце,
он тот, кто мир веками наш хранит.
Хранит и может с легкостью разрушить,
на землю небосвод обрушив…
Да, Клинки
жестоки, поэтичны и резки.
Плащ вместо ложа - проза. Простота,
неприхотливость, воля и удача.
И действие всегда заместо плача.
Прямых и чистых линий красота.
Еще?..
Герой наш понят, но превратно.
Простое сложным кажется подчас:
так непосильно мыслить без прикрас,
и боле - изъясняться внятно…
М-м… дамы любят Короля, а он…
шлейф восхищенья,
шейные платки
из ненависти тонкого плетенья,
изящный взмах породистой руки…
он многозначен и не покорен.
Привык он быть, привык он и казаться.
И даже - слыть порядочным мерзавцем…
Король Мечей на были держит небыль
и видит презагадочные сны.
От Королевы до Пажа - все влюблены.
А он, Король, он любит… небо.
…Рассказ окончен - выпито вино.
В итоге остается лишь оно.
До этого - дорога и… война.
(Вот верная и страстная жена…)
И - танец с собственною тенью.
И… пара тайн ушедших поколений…
22. 07. 2011
Идет война
Здесь:
кофе пьют в игрушечных чашках,
не курят, но пахнут пеплом,
не дурят, целуются крепко,
красотку называют "пташкой".
Здесь умирать нельзя.
До срока.
Под патиной синие глаза
у рока.
Здесь идет война.
Там, на странице каждой,
ширмой за бумажной -
важность.
Мир качается, мир кончается,
да никак не кончится…
одиночество.
Из железа розы, железо из крови;
судьбы вяжут морскими узлами;
из вереска ни чубук, ни эль - память;
рот кривить и хмурить брови
здесь.
Погибать, но не сдаваться -
в сорок, тридцать, восемнадцать.
Разгадать, обставить, выпить.
Прошагать, забраться, выбрать.
Здесь.
Идет.
Война.
Там, под обложкой твердой,
том за томом, год за годом -
гордость.
Изменяется, развивается,
вьется нить… обрывается.
Здесь. Там.
Там. Здесь.
От заката до рассвета,
от него и до заката
изнуренным неопознанным солдатом
все бредет, бредет по свету…
в…
о…
й…
н…
а.
8. 06. 2011
Полковник
- Прощайте, полковник! - отрезал Алва. - Прощайте, я сказал!
- И звоном лопнувшей струны короткая фраза на кэналлийском.
Три или четыре слова, непонятных и звонких, как песня, от
которой не избавиться.
Вера Камша. Яд минувшегоГубу до крови мне не закусить, но рукоять
могу до боли в пальцах я сжимать,
и всаживать меж плит безмолвным долгом.
Как быстротечно то, что мнится долгим,
когда твой разум очевидностью оболган…
Создав фантомы, отпустить. И оземь маску.
Была моя война - ходы с опаской,
а будет - наша. Принимаю бой:
со сталью стану я самим собой,
без лжи зеркал я встану над судьбой.
"Найери, помня, будут говорить", - пишу записку.
Все разрешится вскоре. Время близко.
…Про одиночества оскал так кто-то верно написал,
но слишком много я читал и слишком мало доверял.
Вам уходить, полковник. Оставаться -
мне. Извольте… впредь повиноваться.
…Кончайте, герцог, проводы.
…Поверьте -
вы неприлично молоды...
для смерти.
16. 02. 2011
Закат
1
Беда, придя издалека,
становится близка.
Еще не гибель, лишь пока
угроза у виска.
До срока - считанные дни,
и зажжены огни.
Война мостом от "мы" к "они",
кого ни помяни.
Долги и роли, смех как плач,
и смерть - слепой палач.
И кто-то сшил судьбу как плащ
для воли и удач.
Маяк в тоске - свинец и сталь,
но бухтою печаль.
Того, что сбудется едва ль,
уже почти не жаль.
Есть только "здесь", "сейчас". "Потом" -
потом, как отчий дом.
Когда пере- и доживем.
Или когда умрем.
2
Война одна до дна хмельна,
а три войны - недоброе число.
жена одна - весна пьяна,
а ведьмам полюбился - повезло.
Дороги дальние, тревоги давние,
Закат уж близится как струнный стон.
Загадки странные, отгадки рваные,
Рассвет не видится тому, кто Он.
Во тьме и холоде, на Силы поводе
лиловоглазая застыла цель.
Зеленым голодом ой град за городом
погубит девочка в златом венце.
Счета открытые, тщета забытого,
для чьей-то глупости - твоя печать.
Гербы разбитые, рабы сокрытого,
для чьей-то радости - твоя печаль.
Забыли молнии, но волны помнили,
ветра развеяли названья скал.
А мы не поняли, и переполнили,
и не поверили в судьбы оскал.
Война одна что ночь без сна,
а три войны не каждому дано.
Беда одна - обрыв без дна,
а три беды - почти уж все равно.
14. 02. 2011 - 16. 02. 2011
Кэцхен
Ветер. Звезды. Море.
Танцуй, любя, танцуй.
Ни памяти, ни горя.
Танцуй, губя, танцуй.
Ты хотел и ты увидел.
Танцуй, живя, танцуй.
Ни боли, ни обиды.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Полет и радость. Перезвон.
Танцуй, любя, танцуй.
Что значат имя и закон?
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим крылья.
Танцуй, живя, танцуй.
Между небылью и былью
Танцуй, смеясь, танцуй.
Злость и легкость. Бубенцы.
Танцуй, любя, танцуй.
Где начала - там концы.
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим искры.
Танцуй, живя, танцуй.
Будешь шалым, будешь быстрым.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Чайки. Волны. Ночи. Пляски.
Танцуй, моряк, танцуй.
Звезды - взглядом, ветер - лаской.
Танцуй, танцуй, танцуй!
15. 02. 2011
Излом
Лица - как древние маски гальтарские, души - надежда земли.
Примулы грезят уже не агмарские: в гавань идут корабли.
Там, на востоке, неистовой искрою чья-то сгорает звезда,
и, в своих недрах скрываючи истину, памяти ждут города.
То, что богами нам было завещано, многим - мертвей мертвеца.
Кто-то за снами и знаками вещими все же пойдет до конца:
призраки-башни, легенды, сказания - сил неизвестных следы;
враз оживит мечник злое предание, признак почуяв беды;
что-то найери оплачут, с любовью что-то они воспоют…
Из человеческих плоти и крови боги оружье куют.
На руки карты давно уже выданы: хочешь, не хочешь - играй!
Правда ведь в том, что Рассвет не был выдуман; ложь - в том, что он - это рай.
Дети с очами рождаются синими - смерть синеока навек.
Кто-то на трусость спасение выменял, кто-то на вид - человек,
кто-то - по сути, а кто-то - по выбору: маски срывает Излом.
Чьи-то виски он до проседи выбелил странным холодным теплом,
в чьих-то глазах просто соли прибавилось, кто-то меняет размер;
от провожатых своих не избавились клирик, монарх, кансилльер…
Пьеса поставлена кем - нам неведомо, роли и те неясны,
но уходить по путям неизведанным надо без чувства вины.
17. 01. 2011
Уход
Я рву струну и просыпаюсь от кончины
своей как будто - где-то умер ты:
распался на сожженные листы,
морей погибших соль. На сталь и вечер.
Еще на кровь и порох, и на вечность.
И на сирень лилового огня
за поворотом гаснущего дня.
И запретил изыскивать причины.
Ты состоял еще из "не" и "вне",
а все искали истину в вине,
а все пытались выяснить отраву
и не по совести, и даже не по праву
друзьями назывались, не стыдясь.
Луна плясала, пики серебрились,
костры над морем, как и прежде, жгли.
Но тем ветрам, которые влюбились,
но тем смертям, которые случились
вовек не оторваться от земли.
А если да - то падать прямо в грязь,
ведь без тебя ничто не будет прежним -
лишь те, кого и честь, и доброта
жгли до костей как будто кислота.
И будет память - преданность и фальшь.
А ты там где-то не святой, но страж.
... И я, трепаться не желающий "о нем",
за годом год иду за окоем,
другим оставив сладкие надежды.
11. 08. 2010 - 13. 01. 2011
Маки
Алые маки, сквозняк, часы, сонеты. Смерть.
Вера Камша. Шар СудебМаки. Маки и часы.
И сквозняк скользнет, холодя.
Сын. Нерожденный сын.
Я тебя звала, уходя.
Маки. Маки и листы.
Шепот за спиной обожжет.
Ты. Невозможный ты.
Пусть сперва... а мир обождет.
Маки. Маки и поля.
И Жермон уйдет. Навсегда.
Маки, маки, маки. И - земля.
И теперь уже никогда...
18. 11. 2010
Адмиральская южносеверная
Сколько, скажи, бье вечности под килем?
Так улыбаться - не нужно слов.
В порт не идем, не идем домой, идем -
в море, увы, непробудных снов.
Адмирал, вы суровы как Север и так же обязаны выжить. Соль
или пепел ложится на ваши виски теперь?
Если сердцем велик, то немалой окажется боль.
Сами знаете, что на войне в "завтра" узкая дверь...
Если неба коснуться рукой слегка,
то коснешься и дна рукой.
Коль дорога трудна, то судьба будет, знать, легка,
и для шторма найдется покой.
Вы оставьте минувшее прошлому, нынче за многих вам жить.
Так - трудней, чем напротив, поверьте.
Знаю, груз, на плечах что широких усталых лежит,
подчас горше мучительной смерти.
А ошибок ступени вверх
даже если вниз;
Как не помнить тех,
вместе с кем клялись?
Мне приятно и странно отдаваться душою и молчаньем порой говорить.
Что же это - издержки войны? Лед и пламя -
судьб поэзия в прозе той жизни, которой придется делить
нас победой и болью утрат. Солнца знамя,
восход, для воинов моря едино.
Межусобная распря у нас, адмирал,
да с историей бурной и длинной.
Чует сердце, что близок финал...
Где компас без нужды и не с чем сверять свой курс,
где ни опыт не в помощь, ни удача, ни кровь - ничто,
там иду я на риск оттого, что жалеть боюсь -
что могло, мной по глупости не прожито.
Но бывает и так, что не ждешь - само.
"Суеверия" плачут и сны холоднее льда.
Если бы я мог, если б только мог
будущности даль четко увидать!..
Вам не стоит ехать, однако должны вы вернуться. Так пусть
доведется сойтись нам не раз в честном, жарком бою.
Так досадно... неважно. (Эта странная и презабавная грусть -
что вина я своею рукой больше вам не налью.)
Ненавижу прощаться - так пусть хоть так.
Хорошо ведь, если... не нужно слов.
Вы противник еще, но уже не враг,
вы почти мне... держите улов.
Держите, держите - там, далеко, где смотреть вам в лицо мне не нужно сейчас.
Простые линии. Не кузнец, моряк - что-то в этом есть...
Адмирал, до свиданья. Мне хочется верить, что море сведет и рассудит нас,
но нынче вы - там. За правду. А я - за дом, здесь.
16-28. 06. 2012
Ротгер Вальдес
Над морем восходит заря, и в Хексберге верно не зря
с нутром золотей янтаря в Излом родился бергекьяре.
Он взглядами души крадет, один стоит четырехсот,
и незачем знание нот, раз смех звонче пенья гитары.
Желание, ум и прыть нужны, по морям чтоб плыть.
Он право собою быть собою же доказал.
Он гибок стал и высок, и шрам пересек висок.
Не будет тот одинок, кто с ведьмами станцевал,
но будет он знать, что есть неслышная людям песнь,
незримая людям месть крылатой незлой стихии.
...И все же - он одинок. И жёсток, но не жесток.
Полжизни лежит у ног; и, спросите, не стихи ли -
уметь уложить слова, что кто не рыдал едва -
смеется на раз и два, к дуэли готов с судьбою.
...Он дерзок без меры и смел; немного - чего не сумел, не пережил, не посмел;
и чудом остался цел, небрежно рискуя собою.
Нет слов, только блеск жемчужин - "подружкам" лишь он и нужен:
подхватят тебя, закружат... Внизу тихо плещут волны;
ласкает Вальдеса ветер, целуют Вальдеса ведьмы -
один он такой на свете, всех прочих хмельней любовник.
16. 06. 2012
Белый Ворон
Он приходит к дщерям актуального века.
Его пишут они, почерка разматывая:
не мужчину, не женщину - (не)человека,
на какой-то там... смерти женатого.
Дерзость биться с судьбою - наследие юга:
если правда на дне - придется, значит, пойти ко дну.
...В сущности, им не понять друг друга:
им на работу с утра, с ночи ему на войну;
но иногда он идет извне/изнутри сквозь
как по лучу и ложится в холст, в лист;
иногда привечают сны эти спорные глаза; ось
он и небеса, насмешливонежен, греховночист.
Им видится в грезах изнанка мира; маски
как платья - те, из детства, бумажные - мастерят.
Воображение их богато, но пламени ласки
слишком болезненны, чтобы всерьез представлять.
Но этот огонь дает вороненую сталь,
и суть в ней ведь - не в кружевах, не в улыбке, не в украшениях.
Кем был он - всегда? Для кого кем он стал?
От ласточки к ворону путь в поту - воплощенные в жизнь решения.
Он знает то, что стоит забыть. То,
чему нет цены в глазах потомков завсегдатаев Колизея.
(Это повод однажды сказать себе: стоп,
что ж я тоже, опять и снова, праздношатаюсь, глазея?..)
Чужой персонаж. Чтобы так - первый.
Больше, чем симпатия, чем психотерапия, чем болтовня.
Черный настолько, что уже даже белый.
Кто - тварь ты закатная в сумрачном платье - для (почему и зачем из) меня?
06. 06. 2012
Письмо
Примечания архивариуса: 1. Письмо предположительно авторства Рокэ Алвы, содержит цитаты из, следует полагать, его дневника. Адресат неизвестен.
2. Автор письма широко использует алхимическую, мистическую и подобную символику.
3. Имена тех, к кому обращается либо на кого ссылается автор вряд ли удастся точно установить - кроме разве что личности графа Людвига Килеана-ур-Ломбаха, у которого герцог Алва (прежде неизвестный в обществе как игрок) в 398 году круга Скал выиграл крупную сумму в карты.
4. Ремарки касательно морали и Заката, а также повсеместная ирония заслуживают всяческого порицания, однако являются косвенным подтверждением авторства Алвы.
…Знаю, кто я,
остальные
маются.
…Было поле,
ныне -
тянутся
улицы столицы проигравшего.
…Лики карт
к утру
ухмыляются.
Ваш азарт -
мой друг,
но он испаряется:
вороны пируют павшими?
…Я в бреду
беду
надиктовывал;
ты в меду
яду
всем подсовывал.
Без добра и без зла легче дышится.
Ты ожег
себя,
затянул;
мой прыжок
распял
юнь-весну.
Ну а нам с тобой Море слышится…
...Тень сутаны спьяну мне
вновь
чудится.
...Под сафьяном странных дней -
кровь
будится -
ночью щурит глаз истина.
Вскрыла грань
не одну
сущность…
Не до боли ран -
ко дну
мир весь пущен,
надобна от нас истовость.
…Ызаргов без счета,
ызаргов
без числа.
На миров четки
издревле
тень легла.
Гниль, плесень в городе.
…Смерти взгляд
синий,
кровь ала.
Говорят,
иней
след зла.
Нет, дело в холоде.
Эти два цвета
в сумме
дают сирень.
Из чаши света
сумрак
пьет день.
…Солнца рана не затянется.
Из нигредо ворон,
из рубедо
кто же?
Кубок полон,
не отведать
мне негоже,
да и случая другого не представится.
…Что же там сгорело?
Эта степь…
зарево… вертикаль.
Хм… Я имею дело
с тем,
что Он соткал…
01. 03. 2012
***
"Выйду, проветрюсь" - и точно, о лицо полночно
ветер разбивается, осыпается за воротник.
Дик, я думаю, дурашка, юнец - что говорить еще,
когда Осень, конец, а счет - за очко до нуля?
Зачем вообще говорить зря?
У меня к нему, видите ли, дело.
Всегда было. Какое-то, раздери его кошки, дело.
Надоело - но не до смерти, если бы.
Когда я был мальчишкой - глаза-синяки-хохот -
вечность обретала моря контур на карте из отцовской книжки.
Эх, если бы всегда так было просто.
А теперь я похож на остов,
на остров, у которого - снова-здорово! - гибнут корабли.
Как без фальши скажешь - вы бы, друг, подальше шли?
А этот… И тот… И все, которые. Вечность вспорота
глупостью, грешками мелкими. Капало, копилось. Переполнилось.
Вспомнилось: с полуприкрытыми веками стоял я на камнях города,
не сумевшего забыть голода толпы, золото ярости его, песню…
Песню?.. Да, птицы, что из пламени воскреснет - тому случиться стоит поутру -
и я умру.
Я наконец умру.
09. 11. 2011
Смерть танцует петенеру
Словно рощи Кэналлоа
давним звонким утром летним,
рыжим пламенем объята
степь, и ветер горше гербы.
Что мне струны без гитары?
Соль без моря для чего мне?
Ключ от той высокой башни,
где замков и не бывало?
Если кто небрежно скажет:
он сложил свое оружье -
под терновые пусть звуки
солнцем спляшет на закате.
Смерть танцует петенеру.
Я ушел и не заметил.
В небо вскидывая руки,
Смерть танцует петенеру.
04. 10. 2011
Король Мечей
Есть карты древние, и между них одна -
Король Мечей, стальной наперсник силы,
чей путь от колыбели до могилы -
налейте, юноша, еще бокал вина -
шальная скачка, дивные ходы.
И правило одно: я так сказал.
И мудрые змеиные глаза.
Спокойствием предчувствие беды
остановить, недрогнувшей рукою
направить в сторону потребную.
Желая, не просить, но требовать:
вставая над собою и судьбою,
настраивая струны, глядя вдаль -
туда, где волны контрфорсы лижут.
Зеленоглаз как грех, как цвет граната рыжий,
идет он - за усмешкою печаль.
Король Мечей, он - всадник одинокий,
и конь его сам ветер,
его путь,
закатом начавшись, прервется на рассвете…
быть может. Но - не в этом суть.
Его ждет бой, бой страшный и далекий;
его встречают грозы и тоска;
и, замерев у золотистого виска,
спасительные веки смерть смежит.
Огнем лиловым многослойно закаленный,
извечной силой одаренный… нет, плененный -
он будет жить, он долго будет жить.
Король Мечей… О нем ли, о себе ли…
Так прихотлива старая лоза.
Я мог бы еще много рассказать
о том, о чем найери вам не спели.
Клинков Владетели - заточенные шпаги.
Колоды старые, колоды новые… Как знать,
быть может, не по крови чтится знать
в мирах без красок, перьев и бумаги.
Монархи, полководцы и стражи,
мыслители, адепты, дуэлянты,
в конечном счете - игроки, комедианты
в зеркальном зале замка Госпожи.
В конечном счете… карты. Все они.
Ну что ж, давайте к образу вернемся.
Король Мечей, он не луна, не солнце,
он тот, кто мир веками наш хранит.
Хранит и может с легкостью разрушить,
на землю небосвод обрушив…
Да, Клинки
жестоки, поэтичны и резки.
Плащ вместо ложа - проза. Простота,
неприхотливость, воля и удача.
И действие всегда заместо плача.
Прямых и чистых линий красота.
Еще?..
Герой наш понят, но превратно.
Простое сложным кажется подчас:
так непосильно мыслить без прикрас,
и боле - изъясняться внятно…
М-м… дамы любят Короля, а он…
шлейф восхищенья,
шейные платки
из ненависти тонкого плетенья,
изящный взмах породистой руки…
он многозначен и не покорен.
Привык он быть, привык он и казаться.
И даже - слыть порядочным мерзавцем…
Король Мечей на были держит небыль
и видит презагадочные сны.
От Королевы до Пажа - все влюблены.
А он, Король, он любит… небо.
…Рассказ окончен - выпито вино.
В итоге остается лишь оно.
До этого - дорога и… война.
(Вот верная и страстная жена…)
И - танец с собственною тенью.
И… пара тайн ушедших поколений…
22. 07. 2011
Идет война
Здесь:
кофе пьют в игрушечных чашках,
не курят, но пахнут пеплом,
не дурят, целуются крепко,
красотку называют "пташкой".
Здесь умирать нельзя.
До срока.
Под патиной синие глаза
у рока.
Здесь идет война.
Там, на странице каждой,
ширмой за бумажной -
важность.
Мир качается, мир кончается,
да никак не кончится…
одиночество.
Из железа розы, железо из крови;
судьбы вяжут морскими узлами;
из вереска ни чубук, ни эль - память;
рот кривить и хмурить брови
здесь.
Погибать, но не сдаваться -
в сорок, тридцать, восемнадцать.
Разгадать, обставить, выпить.
Прошагать, забраться, выбрать.
Здесь.
Идет.
Война.
Там, под обложкой твердой,
том за томом, год за годом -
гордость.
Изменяется, развивается,
вьется нить… обрывается.
Здесь. Там.
Там. Здесь.
От заката до рассвета,
от него и до заката
изнуренным неопознанным солдатом
все бредет, бредет по свету…
в…
о…
й…
н…
а.
8. 06. 2011
Полковник
- Прощайте, полковник! - отрезал Алва. - Прощайте, я сказал!
- И звоном лопнувшей струны короткая фраза на кэналлийском.
Три или четыре слова, непонятных и звонких, как песня, от
которой не избавиться.
Вера Камша. Яд минувшегоГубу до крови мне не закусить, но рукоять
могу до боли в пальцах я сжимать,
и всаживать меж плит безмолвным долгом.
Как быстротечно то, что мнится долгим,
когда твой разум очевидностью оболган…
Создав фантомы, отпустить. И оземь маску.
Была моя война - ходы с опаской,
а будет - наша. Принимаю бой:
со сталью стану я самим собой,
без лжи зеркал я встану над судьбой.
"Найери, помня, будут говорить", - пишу записку.
Все разрешится вскоре. Время близко.
…Про одиночества оскал так кто-то верно написал,
но слишком много я читал и слишком мало доверял.
Вам уходить, полковник. Оставаться -
мне. Извольте… впредь повиноваться.
…Кончайте, герцог, проводы.
…Поверьте -
вы неприлично молоды...
для смерти.
16. 02. 2011
Закат
1
Беда, придя издалека,
становится близка.
Еще не гибель, лишь пока
угроза у виска.
До срока - считанные дни,
и зажжены огни.
Война мостом от "мы" к "они",
кого ни помяни.
Долги и роли, смех как плач,
и смерть - слепой палач.
И кто-то сшил судьбу как плащ
для воли и удач.
Маяк в тоске - свинец и сталь,
но бухтою печаль.
Того, что сбудется едва ль,
уже почти не жаль.
Есть только "здесь", "сейчас". "Потом" -
потом, как отчий дом.
Когда пере- и доживем.
Или когда умрем.
2
Война одна до дна хмельна,
а три войны - недоброе число.
жена одна - весна пьяна,
а ведьмам полюбился - повезло.
Дороги дальние, тревоги давние,
Закат уж близится как струнный стон.
Загадки странные, отгадки рваные,
Рассвет не видится тому, кто Он.
Во тьме и холоде, на Силы поводе
лиловоглазая застыла цель.
Зеленым голодом ой град за городом
погубит девочка в златом венце.
Счета открытые, тщета забытого,
для чьей-то глупости - твоя печать.
Гербы разбитые, рабы сокрытого,
для чьей-то радости - твоя печаль.
Забыли молнии, но волны помнили,
ветра развеяли названья скал.
А мы не поняли, и переполнили,
и не поверили в судьбы оскал.
Война одна что ночь без сна,
а три войны не каждому дано.
Беда одна - обрыв без дна,
а три беды - почти уж все равно.
14. 02. 2011 - 16. 02. 2011
Кэцхен
Ветер. Звезды. Море.
Танцуй, любя, танцуй.
Ни памяти, ни горя.
Танцуй, губя, танцуй.
Ты хотел и ты увидел.
Танцуй, живя, танцуй.
Ни боли, ни обиды.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Полет и радость. Перезвон.
Танцуй, любя, танцуй.
Что значат имя и закон?
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим крылья.
Танцуй, живя, танцуй.
Между небылью и былью
Танцуй, смеясь, танцуй.
Злость и легкость. Бубенцы.
Танцуй, любя, танцуй.
Где начала - там концы.
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим искры.
Танцуй, живя, танцуй.
Будешь шалым, будешь быстрым.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Чайки. Волны. Ночи. Пляски.
Танцуй, моряк, танцуй.
Звезды - взглядом, ветер - лаской.
Танцуй, танцуй, танцуй!
15. 02. 2011
Излом
Лица - как древние маски гальтарские, души - надежда земли.
Примулы грезят уже не агмарские: в гавань идут корабли.
Там, на востоке, неистовой искрою чья-то сгорает звезда,
и, в своих недрах скрываючи истину, памяти ждут города.
То, что богами нам было завещано, многим - мертвей мертвеца.
Кто-то за снами и знаками вещими все же пойдет до конца:
призраки-башни, легенды, сказания - сил неизвестных следы;
враз оживит мечник злое предание, признак почуяв беды;
что-то найери оплачут, с любовью что-то они воспоют…
Из человеческих плоти и крови боги оружье куют.
На руки карты давно уже выданы: хочешь, не хочешь - играй!
Правда ведь в том, что Рассвет не был выдуман; ложь - в том, что он - это рай.
Дети с очами рождаются синими - смерть синеока навек.
Кто-то на трусость спасение выменял, кто-то на вид - человек,
кто-то - по сути, а кто-то - по выбору: маски срывает Излом.
Чьи-то виски он до проседи выбелил странным холодным теплом,
в чьих-то глазах просто соли прибавилось, кто-то меняет размер;
от провожатых своих не избавились клирик, монарх, кансилльер…
Пьеса поставлена кем - нам неведомо, роли и те неясны,
но уходить по путям неизведанным надо без чувства вины.
17. 01. 2011
Уход
Я рву струну и просыпаюсь от кончины
своей как будто - где-то умер ты:
распался на сожженные листы,
морей погибших соль. На сталь и вечер.
Еще на кровь и порох, и на вечность.
И на сирень лилового огня
за поворотом гаснущего дня.
И запретил изыскивать причины.
Ты состоял еще из "не" и "вне",
а все искали истину в вине,
а все пытались выяснить отраву
и не по совести, и даже не по праву
друзьями назывались, не стыдясь.
Луна плясала, пики серебрились,
костры над морем, как и прежде, жгли.
Но тем ветрам, которые влюбились,
но тем смертям, которые случились
вовек не оторваться от земли.
А если да - то падать прямо в грязь,
ведь без тебя ничто не будет прежним -
лишь те, кого и честь, и доброта
жгли до костей как будто кислота.
И будет память - преданность и фальшь.
А ты там где-то не святой, но страж.
... И я, трепаться не желающий "о нем",
за годом год иду за окоем,
другим оставив сладкие надежды.
11. 08. 2010 - 13. 01. 2011
Маки
Алые маки, сквозняк, часы, сонеты. Смерть.
Вера Камша. Шар СудебМаки. Маки и часы.
И сквозняк скользнет, холодя.
Сын. Нерожденный сын.
Я тебя звала, уходя.
Маки. Маки и листы.
Шепот за спиной обожжет.
Ты. Невозможный ты.
Пусть сперва... а мир обождет.
Маки. Маки и поля.
И Жермон уйдет. Навсегда.
Маки, маки, маки. И - земля.
И теперь уже никогда...
18. 11. 2010