Баба Тахир
Баба Тахир
Баба Тахир (Баба Тахир Урьян Хамадани) (перс. باباطاهر , Baba Taher Uryan Hamadani) (970?/971? - 1026?/1029?) -
один из самых почитаемых и уважаемых в Иране персидских поэтов, мистик (суфий), ведший жизнь странствующего дервиша (на что указывает его прозвище - Урьян, «нагой»). Родился в Хамадане. Согласно традиции, он был неграмотным дровосеком, которому великие философские и моральные истины открывались в видениях. Литературное наследие поэта - собрание (диван) поэтических произведений, включающее 354 стихотворения (дубейты - четверостишия или катрены) на философские и духовные темы и 4 газели, знаменитый сборник «Короткие слова» («Калемате исар»), включающий 368 правил поведения и афоризмов о человеке, о науке, о мудрости, о мире сущем и потустороннем. Могила (мавзолей) Баба Тахира находится в городе Хамадане в Западном Иране в живописном парке.
Я - море, что бурлит, вкрапленное в алмаз,
Над буквой точка та, что суть меняет фраз.
В тысячелетье раз приходит в мир достойный.
Я тот, что родился в тысячелетье раз.
Все к лучшему ведет - и доброе и злое.
Встречаю потому превратности хвалою.
Швыряй меня, судьба! Я в море превращусь,
Твоих коварных рук ладони я омою.
Создатель, все равно: сказать или смолчать
И мысли все твои, и на устах печать.
Сорвешь ее - скажу, сорвать не пожелаешь,
Так, собственно, тогда мне нечего сказать.
Качаясь, брел домой, и ноги подкачали:
Я чашу уронил. Стою над ней в печали,
Гляжу -она цела. Да славится Аллах!
Ведь чаш разбитых - тьма, хоть их и не роняли.
Садовники, молю! Нет, не сажайте роз!
От их измен тону в морях ревнивых слез.
Нет, не сажайте роз! Колючки посадите.
А впрочем, и от них дождешься лишь заноз.
Ты - мой дворец! Для глаз нет ничего милее.
Ступай в мои глаза, любимая, смелее.
Но берегись ресниц! Заденешь хоть одну
И занозишь ступню неосторожно ею.
Любимая моя, твой взор, когда-то чудный,
Теперь всегда сонлив, куда сонливей будней.
Мудрейшие твердят, что ты живешь во сне.
Какой же это сон, когда он беспробудный?
С какою целью дал создатель алчность нам?
Чтоб тело ублажить, затем скормить червям?
Так, замысла творца не понимая толком,
Мы без толку живем, влачась к своим гробам.
Тобою потрясен, я, словно ад, пылаю.
Неверным так пылать - и то не пожелаю,
И все же на огонь лечу, как мотылек.
А может, этот ад и есть блаженство рая?
Таким уж создан я - веселым и печальным,
И все ж нельзя меня считать необычайным.
Из праха создан я. Кого там только нет?!
А значит, я таким родился не случайно.
Не закрывай ушей, создатель, на замок!
Внемли мне! Ты один, я тоже одинок.
Твердят, что не дал бог друзей Баба Тахиру,
А что ему друзья, коль друг Тахира - Бог.
Всей красоты твоей я так и не постиг.
Тюльпаны с горных круч ко мне приходят в стих,
Но ты красивей их, к тому ж - цветут неделю,
А ты надежда всех бессчетных дней моих.
Уже темно. В ночи крадется хищный зверь.
О, прокрадись ко мне, открой неслышно дверь
И дай коснуться губ. Такого подаянья
Бог дервишу принять не запрещал, поверь.
Ты знаешь, как помочь, так пожелай помочь
В блаженство превратить мою любую ночь.
Так хочется порой, чтоб длилась бесконечно,
Порой, чтоб убралась сию минуту прочь.
О сердце, я люблю, но совесть не на месте.
Твердят, что нет во мне малейшей капли чести.
А, кстати, так ли честь влюбленному нужна?
Скорей твердят о ней завистники из мести.
В могиле сладок сон под грудою камней,
Но как пошевелить конечностями в ней?
Как, лежа в тесноте, сражаться с муравьями?
А змеи, о творец! Как удирать от змей?
Всевышний судия! Так поступать не дело.
Ни ночи нет, ни дня, чтоб сердце не болело.
Я вечно слезы лью - и все из-за него.
Возьми его назад, оно мне надоело.
Ни крова, ни друзей. Куда идти Тахиру?
Вдвоем с тоской своей куда идти Тахиру?
К вам, небеса? Твердят, что вы добрей земли,
А если не добрей, куда идти Тахиру?
О вы, кто на земле обижен небесами,
Хочу скорбеть, стонать, кричать от боли с вами.
Отчаявшись, умолк над розой соловей,
Не зарыдает он, так зарыдаем сами.
Да будет сломлен твой, небесный свод, хребет!
Ты поглощаешь всех явившихся на свет.
Я не слыхал, чтоб жизнь ты даровал навечно,
Зато слыхал не раз: таких-то больше нет.
Колючками кормлюсь, как на ходу верблюд,
Тяжелые тюки до боли спину трут.
Хоть я неприхотлив, погонщик, мой хозяин,
Не ценит ни меня, ни мой нелегкий труд.
О нет, безумье ждать у бездны на краю,
Пока тюльпан цветком украсит грудь мою.
Я ждал и перестал. Бог с ним! Что мне в тюльпане?
Но долго ль мне взирать на холодность твою?
Идет, идет. Пришла. Благословенный миг!
В аркане черных кос заката алый блик.
Они меня влекут, они меня арканят.
О сердце, возликуй! Ведь это ночи лик!
Клянусь, твои черты моим глазам желанны,
Они приятны мне, как письмена Корана.
Не отрывая взор, я на твоем лице
Безумцу приговор читаю непрестанно.
Мне шепчет, шепчет рок, твердит неумолимо:
"Боль сердца твоего, увы, неисцелима.
Ты на земле - чужой. На душу спроса нет,
И, хоть алмазом будь, пройдет прохожий мимо".
Твоя коса до пят - уносит жизнь мою,
Подобный ночи взгляд уносит жизнь мою,
Но, избегая встреч, сулишь: "Сегодня-завтра..."
Посулов этих яд уносит жизнь мою.
О, сколько ты сердец ограбил, точно тать,
И кровью вновь багришь, и грабишь их опять!
Но сочтено не все, что ты во зло содеял,
И что не сочтено, считать - не сосчитать.
О, ниспошли душе, всевышний, благодать,
В соперника вонзи кинжал по рукоять!
Я вечером приду взглянуть, как он страдает,
А утром-чтобы всласть над гробом порыдать.
Как в тигле, о любовь, ты плавишь сердце мне
По долгим вечерам на медленном огне,
И я готов мести ресницами дорогу,
Которой ты придешь в полночной тишине.
Не обращайся к тем, на чьей душе замок.
У выжиг и сквалыг не обивай порог.
О щедрость, не жалей щедрот великодушья,
К великодушью будь великодушен, рок!
Ты виден мне в ночи, но, глядя в высоту,
Затянутую мглой, созвездий не прочту.
Приди же, озари измученное сердце,
Чтоб я увидеть мог за мглою красоту.
Цветет веками степь и отцветет не скоро.
Столетьями в горах цветы ласкают взоры.
Одни приходят в мир, других уносит смерть,
А степь - все та же степь, и горы - те же горы.
О сердце, ты всегда в крови, крови, крови,
Томишься вновь и вновь от вечных мук любви.
Опять, опять, опять ты розу увидало
И снова мне твердишь: сорви, сорви, сорви!
Всегда ли отличить от пользы можешь вред?
В чем сущность бытия, нашел ли ты ответ?
Сокрыты от тебя и тайны мирозданья.
А можешь ли постичь своих друзей? О нет!
Я тело приучил к страданью, о творец!
Душа скорбит и ждет свиданья, о творец!
Томлюсь в огне тоски. Сей бренный мир - чужбина.
Отсюда шлю тебе стенанья, о творец!
Ты радость принесла и принесла недуг,
Оставив у себя лекарство от разлук.
И все ж, пускай меня подвергнут истязаньям,
Я душу распахнуть готов для новых мук.
Ушла, и сердце вслед пустилось за тобою,
В груди остался жар, не тронутый золою.
Клянусь тобой: горю! Желаю лишь тебя!
Не все скажу творцу, но этого не скрою!
Создатель, без тебя земле не видеть роз,
Ни соловьиных рощ, ни виноградных лоз.
Кто вопреки тебе посмеет улыбнуться,
Пусть не сотрет вовек с лица кровавых слез!
Я сильным был, как лев, отважным был, не зная,
Что бродит рядом смерть, меня подстерегая.
Да, было время, львы бежали от меня,
Теперь, как ото льва, от смерти убегаю.
Сажал тюльпаны я, и горестно в груди
Рыдало сердце: "Знай, напрасны все труды.
Жизнь коротка. Едва раскроются бутоны,
Как небеса, увы, уже зовут: приди!"
Ты сердце отняла. Спроси меня, спроси же:
"Кто в юности тебе был всех красавиц ближе?"
Не знаю, с кем тебя свела потом судьба,
Но только ты меня не вспоминала, вижу.
Я для души любовь купил на рынке снова,
Чем рынок оживил, не видя в том дурного.
Одежду сердцу сшил из ткани дорогой:
Моя любовь - уток, моя печаль - основа.
Блажен, кто одержим. Не различает он,
Где тело, где душа. В создателя влюблен,
Ни горестей, ни бед, ни зла не замечает.
Блажен, кто одержим. Он без вина хмелен.
Коль встретишь где-нибудь жестокую мою,
Скажи: "Из-за нее ночами слезы лью".
Ее рукой на мне изорван в клочья ворот,
И до скончанья дней те клочья не сошью.
Ты в сердце, о любовь! Так что ж тогда извне?
Похитила его. Так что ж стучит во мне?
О сердце и любовь, у вас одно обличье,
Поэтому постичь труднее вас вдвойне.
Могу ли я тебя в разлуке позабыть?
Иной свободы нет, как, мучаясь, любить!
И если в сердце ты остаться не захочешь,
Покою в нем не быть и красоте не быть.
Рассыпала цветы и отцвела весна.
О юность, ты цвела не дольше, чем она.
Там на могилах жертв спешат взойти тюльпаны,
Где схожая с луной прошла хотя б одна.
Cчастливец тот, кому не до мирских забот,
Не водит он пером, ни слова не прочтет.
Как некогда Меджнун, стремится он в пустыню,
А то живет в горах, газелей там пасет.
Опять спустилась ночь в закатной тишине,
И снова, как вчера, душа моя в огне.
Боюсь, из-за любви к красавице неверной
И вера в небеса дотла сгорит во мне.
Ты, сердце, жертва глаз. Они подобны сводням:
О чем тебе шепнут, то сделают угодным.
Придется взять кинжал и выколоть глаза,
Иначе, сердце, ты не сможешь стать свободным.
Блаженны, кто с тобой сидел по вечерам
И, услаждая слух, внимал твоим речам.
О, дай на них взглянуть, чтоб ощутить блаженство,
Коль не могу тебя хоть раз увидеть сам.
Кто страстью воспылал, тот смерти не страшится.
Влюбленному ничто оковы и темницы.
Он - ненасытный волк. А крика чабана
И посоха его какой же волк боится?
Печаль моей любви меня в пустыни гонит,
И жизнь моя, увы, в песках несчастий тонет.
А ты твердишь: терпи! Я плачу, но терплю,
Хоть знаю, что меня терпение хоронит.
Безмерно счастлив тот, кто, в пламени сгорая,
Не видит, что земля под углями сырая.
Такому и дворцы и храмы, - все ничто,
Коль не сулит ему возлюбленная рая.
Я - ринд, гуляка я. Меня зовут бродягой.
Никто не скажет мне сочувственно: "Бедняга!"
До вечера сную по улочке твоей,
А ночь прикажет спать-на мостовой прилягу.
Я в цветнике не раз вкушал вечерний сон,
Расцветшей розой был однажды пробужден.
Садовник увидал, что я пленился розой,
И сотнями шипов ее усыпал он.
Созрели два плода на стане-стебельке,
А губы - лепестки, что нежатся в пушке.
Я по тебе готов, как соловей над розой,
Томиться, и страдать, и мучиться в тоске.
За что наказан я, о небо? Разве мало
Я пролил слез? Уймись! Начнем игру сначала.
Ты на игральный стол с заоблачных высот
Меня швырнуло вниз и крупно обыграло.
Не в грезах, не во сне приди, а наяву!
Приди хотя б на миг узнать, как я живу.
Цветы долин и гор ты в волосы вплетаешь,
А я?.. Я на себе седые пряди рву.
Ты - слиток серебра. Хоть по твоей вине
Пылаю день и ночь, увы, не льнешь ко мне.
Я знаю - отчего. Ты, как огня, боишься
Того, что серебро расплавится в огне.
В обитель сердца ты приходишь поздней ночью,
Во мраке образ твой расплывчат и неточен.
О, как бы я желал твоей ресницей стать,
Чтоб разгадать твой взор и знать, чего он хочет.
Я, соколом кружась, охотился за дичью.
Меня охотник сбил, и стал я сам добычей.
Когда летишь на лов, гляди по сторонам,
Не то тебя собьют под общий хохот птичий.
Тот счастлив, кто к тебе любовь навек сберег,
Кто жаждет всей душой ступить на твой порог.
Мне издавна милы сраженные тобою,
Мне близки только те, в чьем сердце твой чертог.
Три горя у меня, все три одновременно:
Любимой брошен я, влачу оковы плена
Живу в чужом краю. Ну пусть чужбина,- плен,-
Но как перенести возлюбленной измену?
Я видел, как тюльпан с колючкой в дружбе рос.
"Когда его сорвешь?" - садовнику вопрос
Я задал. "Подожду, - сказал в ответ садовник,
Не даст ли, погляжу, мне эта дружба роз".
Красавица, тебе одной хвала и честь!
Пою тебя, хотя красавиц много есть.
Но что тебе мое измученное сердце,
Коль соловьев таких, как я, не перечесть?!
Приди, о соловей, любовью к розе пьяный,
Я научу любви безмолвной, непрестанной.
Над розой ты поешь, живущей пять ночей,
А я молчу всю жизнь, рыдая по желанной.
Изгнанником брожу в пустыне - днем и ночью.
Мне зябко, я дрожу и стыну - днем и ночью.
Не знаю, что со мной. Не болен я ничем,
Но высекает боль морщины - днем и ночью.
Без мыслей о тебе не в силах жить и дня,
А ты творишь лишь то, что мучает меня.
Как малое дитя, я плачу от бессилья,
Ногами топочу и злюсь, тебя кляня.
Сегодня пламень я. Я - огненная птица.
Взмахну крылом - и вмиг весь мир испепелится.
А если чья-то кисть меня изобразит,
Кто взглянет на портрет, тот в уголь превратится.
Вновь, сердце, я тебе нанес любовью рану,
Опять бушуешь ты, подобно океану.
Прошу тебя: уймись! Дай попросту сыграть
На чанге в тишине у ног моей желанной.
Гляжу на твой порог, и плача и стеня.
Я мотыльком лечу в объятия огня.
К святыням не стремлюсь, не жажду славы хаджа,
Твой лучезарный лик - святыня для меня.
Я розу окружил любовью и заботой,
То орошал слезой, то жгучей каплей пота,
И роза расцвела. Допустишь ли, творец,
Чтоб аромат ее вдыхал не я, а кто-то?
Не запрещайте мне хоть миг побыть с желанной!
Плененный красотой, молюсь ей непрестанно.
Погонщик, придержи спешащий караван!
Пойми, я лишь на миг отстал от каравана.
О сердце, ты меня одело в голубое,
В предсмертную тоску я облачен тобою.
Готов я сон вкушать, пока не позовет
Архангел Исрафил призывною трубою.
Я тот, кто у судьбы в немилости, в опале,
Я - странник, что живет мечтою о привале,
Сухой колючки куст, что ветрами пустынь
Гоним среди песков в неведомые дали.
Приди ко мне в ночи и озари мой дом.
Он темен без тебя. Клянусь Аллахом в том,
Твоими, о любовь, бровями-близнецами!
А я? Я с горя стал печали близнецом.
На все, на все готов, чтоб только быть с тобой.
О, сжалься над моей плачевною судьбой!
Поверь в мою любовь! Нигде, нигде не встретишь,
Чтобы любовь была столь преданной рабой.
Создатель, видно, ты покинул небосвод.
Душа моя болит, и сердце слезы льет.
Как радоваться мне, когда средь недостойных
Ты коротаешь дни и ночи напролет?
О сердце, ты в себя вонзаешь вечно иглы.
На дьявола сменив творца, чего достигло?
Над ангелами ты, считаешь, вознеслось,
А самое себя, а суть свою постигло?
Твой нежный аромат меня привлек, о роза,
И сердце обагрил румянец щек, о роза!
Тоскую по тебе, как по Лейли Меджнун.
Влюблен я! Подари хоть лепесток, о роза!
Стенаю, и скорблю, и плачу непрестанно.
О, положи бальзам на ноющие раны!
Когда увидишь ты страдания мои,
Поймешь, что без тебя я на ноги не встану.
Красавицы в степи тюльпаны рвут.
О боже! Любая на тюльпан сама точь-в-точь похожа!
Как это сходство я, слепец, не замечал?
Ступай, о сердце, в степь и рви тюльпаны тоже!
Ты чем сегодня так омрачено, о сердце?
Раздумьем? Но о чем? О чем оно, о сердце?
Уединись в углу, воздай хвалу творцу,
Возможно, будет все тебе дано, о сердце!
Приди ко мне! Клянусь, безмерно буду рад,
Как милости небес, как высшей из наград!
Приди! Твою печаль вобрать готово сердце,
Слезами изойдет, но не вернет назад.
За благо я сочту под камнем вечный сон.
Ступнями буду я к Каабе обращен,
Полюбит зной пустынь душа. О, если б только
Еще от муравьев я был бы защищен!
О небо, я горю на медленном огне,
Увы, не по своей, а по твоей вине.
Ты бросило меня в объятия печали
И радости вкусить не дашь и часу мне.
О боже! На земле я сир и одинок,
Беспомощно бреду без цели, без дорог.
Гонимый, я стучусь у твоего порога,
Прогонишь, где найду отзывчивей порог?
Твоя коса - струна рубаба, что во мне
Тоскует много дней о том желанном дне,
Когда придешь. Но ты любить меня не хочешь.
Зачем же по ночам являешься... во сне?
Гляжу ли в синеву, где кружится орлан,
Где в горизонт плывет верблюжий караван,
На море или степь, на горные вершины-
Я вижу только твой весь мир затмивший стан.
Страшусь держать ответ в день Страшного суда.
Как быть? Коран гласит: "Да, скажешь, только да!"
А я погряз в грехах. Слова: "Молчи, ни звука!"-
Не выручат меня. Не скроюсь никуда.
О сердце! Кто ты - зверь? Ты - хищник? Если нет,
Зачем же ты меня терзаешь столько лет?
Я кровь твою пролить при случае желал бы,
Хотя бы для того, чтоб твой увидеть цвет.
Нет, я твоей любви, красавица, не верю,
Покуда не придешь, не постучишься в двери.
Я сеял семена, я взращивал любовь,
А с поля я собрал пока одни потери.
Придите, бедняки, и предадимся плачу,
Посетуем, обид и горестей не пряча.
Возьмем весы, на них прикинем нашу жизнь,
Пусть плачет больше тот, чьи больше неудачи.
Ох, сердце! Я уже вступаю в вечер поздний.
Не мне ли знать, что ты - сосуд вражды и розни?
Когда наступит час небесного суда,
Припомню я тебе все каверзы и козни.
Уйду, стряхну с себя на землю пыль земли,
А скроются за мной Мачин и Чин в пыли,
Возлюбленной пошлю единственную строчку:
Коль благо быть вдали, я от тебя вдали.
Я с горем обручен. Как не сказать о том?
Судьбою обойден. Как умолчать о том?
Рыдают соловьи над розой, я же с розой
Навеки разлучен. Как не рыдать о том?
Приди, и я цветы рассыплю пред тобою!
Приди и стань моей счастливою судьбою!
Годами буду я глядеть в твои глаза
И не упьюсь вовек их влагою живою.
Кому доверить боль, о ней кому скажу?
О мраке том, что тьмы темней, кому скажу?
А в тайну посвятить кого могу? Все знают
Всё обо мне. И нет людей, кому скажу...
Коль нет со мной тебя, во сне клубятся змеи,
Не радуют и дни, они ночей темнее,
А на кустах в саду торчат одни шипы,
Когда иду, грустя, по розовой аллее.
Дохну на синеву - и купол твой сожгу!
Все семь небес дотла со всей трухой сожгу!
И не раскаюсь, нет! Я требую покоя,
А если не вернешь душе покой, сожгу!
Твой каждый волосок - ночь предопределенья,
Твой дивный лик - луна, чье солнечно свеченье.
Не открывай лицо, не то прольешь на мир
Рассветные лучи до срока пробужденья.
Нет сердца. К ней ушло, и что с ним - я не знаю.
Пока гонец вручит письмо в далеком крае,
Всевышний судия, продли предсмертный час.
Взглянуть в глаза любви хочу я, умирая.
Захочешь ослепить - безмерно буду рад.
Захочешь сжечь - сожги! Блажен подобный ад.
А позовешь в цветник, сорву такую розу,
Которой твоему подобен аромат.
Как луноликих гнет тяжел! Я изнемог.
Тюльпановым тавром ожог на сердце лег.
Но если завтра вновь красавицы поманят,
Вновь не смогу стереть смущения со щек.
За мною по пятам плетется вечно горе,
А радость и покой со мною вечно в ссоре.
Стенаю. Говорят:"Когда же смолкнешь ты?"
Я чую - смерть близка, а значит, смолкну вскоре.
Коль нет тебя в саду, он для меня - темница,
Как в клетке, в нем грустят примолкнувшие птицы.
И жизнь, и целый мир - лишь призрак без тебя,
Который по любви и радости томится.
Весь мир лежит в пыли, и вьется в ней тропа -
Печалей и скорбей послушная раба.
В цветах гора Альванд, в ковре из гиацинтов,
Но каждый венчик желт, как и моя судьба.
Ищу ответ. Я стал скитальцем - отчего?
Я стал давным-давно страдальцем - отчего?
Все снадобье для ран и горестей находят,
А я не шевельну и пальцем - отчего?
И розами в саду утрачен аромат,
И плачем соловьи не оглашают сад.
Вершитель всех судеб, безжалостный садовник,
Скажи, где соловьи, вернутся ли назад?
Я все еще люблю! Еще печаль жива,
Еще моей тоски не уложить в слова,
Но соловей умолк, он больше не рыдает,
И по ночам в саду теперь кричит сова.
Приди, о соловей, рыдающий влюбленный,
Сгорим с тобой от слез любви неразделенной.
Несчастней все же я: уж на исходе жизнь,
А не было и дня без горестного стона.
Не внемлешь ты мольбе. Могу ли не страдать?
Ты враг моей судьбе. Могу ли не страдать?
Кричат: "Когда ж страдать, скажи нам, перестанешь?"
Я грежу о тебе. Могу ли не страдать?
Сегодня счастлив я, не знаю - почему.
Что в сердце у меня творится, не пойму.
Пойду-ка поброжу в степи среди тюльпанов
И кубок от души за счастье подниму!
Печалью болен я, она же и врачует,
В скитаниях моих возлюбленной кочует.
Она затем дана, чтоб разделить досуг,
Обдумать - что к чему, когда со мной ночует.
О, горе мне! Как быть? Какой надеть наряд?
Едва придет на ум примерить все подряд
Семидесяти двух народов одеянья,
Еще десяток вер провозгласить спешат.
Пускай предложат мне сокровища и клады,
Пускай предложат мне все райские услады,
Я предпочту тебя. А если не придешь,
Не приоткроешь лик, мне ничего не надо.
Не помню, как я жил. Мне кажется порою,
Что были иногда мгновения покоя,
Но так велик твой гнет и так невыносим,
Что мнится, будто жизнь была сплошной тоскою.
Да буду проклят я, коль посажу тюльпаны!
Да буду проклят я, коль их касаться стану!
Сто раз я был сражен похожей на тюльпан
И сто раз жертвой стал коварства и обмана.
Читаю письмена ночного небосвода
И, напрягая слух, жду твоего прихода.
Проходит снова ночь, тебя все нет и нет,
И снова плачу я, как осень в непогоду.
Моей мольбе хоть раз ты внял, о небосвод?
Вращаясь, ты опять свершил круговорот,
Но те же у меня и горести и муки.
Так безотрадно жизнь, наверное, пройдет.
Десницу поднял рок и ткнул в меня перстом,
Изгнанником с тех пор брожу в краю чужом.
Не чувствуя вины, я не покончил с жизнью.
Осталось слать мольбы и каяться. Но в чем?
Как соль, в моей душе тоска растворена,
Ночами до зари огнем горит она,
И если поутру одним ревнивым вздохом
Соперников сожгу, в том не моя вина.
Молчанию гробниц мой плач вполне под стать,
Хоть плачу оттого, что не могу молчать.
Мне говорят: "Молчишь - не знаешь, значит, горя".
Нет, горя я хлебнул, да мочи нет кричать.
Печалей в сердце - две. Одна - злосчастный рок,
Другая - то, что я на свете одинок.
Мне не было дано изведать в жизни счастье,
Я гибну, но тебя увидеть я не смог.
Ты рождена для роз, для неги в цветнике,
А я - брести в пыли и увязать в песке,
Но где бы ни был я в скитаньях по пустыням,
Ты предо мной встаешь миражем вдалеке.
На что я стал похож, тобою угнетенный?
В страданиях живу коленопреклоненно,
Спины не разогну. О притеснитель мой,
Взгляни, я луком стал, что испускает стоны.
Тащу тяжелый груз всех в мире слез и ран.
Да разве я верблюд, ведущий караван?
Печальнее всего, что я уздою скован,
А повод подлецам тобою в руки дан.
Приди, и мы прольем из наших глаз Джеихун.
Приди, моя Лейли, поверь, что я - Меджнун.
Неправое убьем, как умертвил Заххака
В прекрасной "Шах-наме" когда-то Фаридун.
Я без тебя ничто, беспомощней былинки.
Истерзана душа, глаза слепят соринки.
Когда-то я твой стан влюбленно обнимал,
Теперь тебе молюсь, но больше по старинке.
О сердце, разожми хотя б на миг тиcки,
На волю отпусти из рук твоей тоски!
Ты - ловкий птицелов. Ты так искусно ловишь,
Что даже не кладешь зерна в свои силки.
Ночами гибну я, томясь по луноликой,
И оживаю днем для горестного крика.
Покойно ей в шатре, а я лишен его
И обречен бродить, как зверь, в пустыне дикой.
Как долго мне блуждать? В разлуке слезы лью.
Могу ли я прийти на улочку твою?
Дивишься, почему ее не навещаю.
О, сколько раз пред ней в отчаянье стою!
Тобою удален, неверьем опоясан,
Я самому себе теперь небезопасен.
Нет, верным остаюсь! Я не язычник, нет!
Я не подам руки творцам нелепых басен.
Придите и со мной тайком пролейте слезы!
И ты, о мотылек, порхающий над розой!
Заплачем от любви. Она всегда в слезах,
Поскольку непрочна и вечно под угрозой.
Когда же наконец к тебе, любовь, приду?
Утешить негой взор когда же вновь приду?
Ты лицезреть себя счастливым разрешаешь.
Назначь свиданье мне, не прекословь. Приду!
Пусть крова я лишусь, ты - божество мое!
Пусть, согрешив, напьюсь, ты - божество мое!
Пусть обольщает гебр своей презренной верой,
Я выдержу искус. Ты - божество мое!
Всему начало ты, и все в твоей руке.
Что ж плачу и стону, как ветер в тростнике?
Не притесняй меня. Довольно! Ты же видишь:
Судьба моя и так висит на волоске.
Тот счастлив, у кого всегда легка мошна.
Беспечно он сидит за чашею вина,
Смеется от души и пьет за луноликих,
А в чашу с высоты глядит сама луна.
Сказала ты, что я похож на морехода-
Стремлю свою ладью во всякую погоду
По морю слез. Боюсь, однако, одного:
Пойдет ладья ко дну, и вслед уйду под воду.
Угрюм и нелюдим, извечно одинок,
Кровавые ручьи жестоко точит рок.
Не ведая любви, злокозненности верен,
Ликует, коль опять затопчет огонек.
Увы, ты своего добился, о творец,-
Разрушил подо мной опору наконец,
Но, коль ее решил снести до основанья,
Пусть приговор свершит быстрее твой гонец.
Коль изловчусь схватить за горло небосвод,
Не отмолчится, нет, открою силой рот.
Пусть скажет: почему одним дает лепешку,
Другим же - сотни благ и тысячи щедрот?
Ни перед чем земным не преклоню колени,
Лишь к небесам во мне живет благоговенье
В надежде на вино из райских родников,
В котором бродит хмель, сулящий мне забвенье.
О сердце, снова ты в плену любви.
И что ж?! Красавица опять в тебя вонзила нож.
О, как в любви клялась, как пылко заверяла,
Но все ее слова, увы, обман и ложь.
Нет, никому судьбы моей не пожелаю!
Моя судьба, как див, жестокая и злая.
А кто не верит мне, пусть испытает сам
Те муки, что, увы, не понаслышке знаю.
Мне даже во хмелю забыться не дано,
Свидания с тобой желаю все равно.
Опять меня слепит незримый дым страданий,
Хоть от любви к тебе ослеп уже давно.
Страдать и слезы лить, как видно, мой удел.
Где прихотей твоих, любимая, предел?
Порой, как в клетке лев, я по ночам тоскую,
Порой реву, как тигр, пронзенный градом стрел.
Я на горе Альванд забрался на утес
И посадил тайком одну из редких роз,
Но только пробил час упиться ароматом,
Как ветер-ветрогон красавицу унес.
Из рук моих полу ты выдернула снова
И удалилась прочь, не обронив ни слова.
Не каешься?! Ну что ж... Пойду схвачу полу,
Которая со мной не будет столь сурова.
Душа моя, приди увидеть лик печали,
Прочесть слова любви, что вслух не прозвучали.
Плыву на корабле с нелегким грузом слез.
Когда же наконец к возлюбленной причалю?
Мне тяжко без тебя, в душе - кромешный ад.
Я без тебя - сосуд, в который налит яд.
Рыдай, рыдай, рубаб! Над жизнью плачьте, струны!
Безжалостные дни летят, летят, летят...
О сердце, ты - мишень, бровь луноликой - лук,
Томишься ты в плену у черных кос подруг.
А знаешь ли, Тахир, хоть одного мужчину,
Сумевшего не стать игрушкой женских рук?
Я - сокол. Там живу, где в тучах зреет гром
Шершава грудь моя и схожа с терпугом,
Но только терпугом обычно точат пилы,
А я - булатный меч, отточенный творцом.
Пошли, о небо, смерть, не устрашусь ничуть.
Страшнее робость. В ней моих терзаний суть
Смущенный, пред моей избранницей немею,
Так хороша она, что я боюсь взглянуть.
Приди ко мне! Взгляни, я стал бесплотной тенью.
А не придешь, скажи, где мне найти спасенье.
Есть Сам и Нариман в поэме "Шахнаме",
Я мог бы даже им ссудить мое терпенье.
О раб юдоли слез, и зрячий и слепой,
Могильный плен и тлен - удел конечный твой.
Красавица, приди, хотя б себя жалея!
Затворницей истлеть успеешь под землей.
Любовь дарит шипы, а розы - лишь вначале.
Опять вернулись дни сомнений и печали.
Я получил письмо. Красавица моя
Мне больше не верна. Была ль верна? Едва ли.
Люблю, и потому ты смотришь свысока.
На мула я похож, а ты - на ездока.
В день Страшного суда накину белый саван,
Скажу, как тяжела была твоя рука.
Пусть небо на меня обрушит гром и град,
Пусть сотни сторожей у входа сторожат,
Пусть буду заточен в темницу, как Иосиф,
Я все равно приду в твой вожделенный сад.
Уходит караван, с барханами сливаясь.
Я вслед ему гляжу и снова каюсь, каюсь.
Придет пора, и мы покинем этот мир,
Где так же вдаль бредем, под вьюками сгибаясь.
Дыхание твое свежей рассветных рос,
Хмелею без вина от амбры черных кос
Когда же по ночам твой образ обнимаю,
От ложа поутру исходит запах роз.
Страдания поймет лишь тот, кто сам страдал.
Податливей в огне становится металл.
О пасынки судьбы, сраженные печалью,
Придите, вас пойму, я горе испытал.
Клянусь всевышним, ты, лишь ты - моя душа!
Твой лик прекрасен. Ты, лишь ты- моя душа!
Живу, как в забытьи, не помню, где я, кто я,
А сердце пьет бальзам из твоего ковша.
Не всякому хума благую весть несет.
Не каждого равно ты любишь, небосвод.
Сначала тех даришь, кто вознесен судьбою.
Так первые лучи горам дарит восход.
Печальней моего не видел я удела.
Нет горестям конца, обидам нет предела.
Не веришь - приходи, и ты узришь недуг,
Что душу источил и обескровил тело.
От козней сердца выть хочу, подобно волку.
Я сердце поучал, но не добился толку.
Я ветер умолял: "Возьми его!"
Не взял. Швырнул в огонь, шипит, дымится, да и только.
Пускай твою весну не сменит осень, роза,
Корней не повредят соленой влагой слезы!
Пылаю от любви. Печальный соловей,
Пролей на сердце трель, прохладную, как росы.
Подобна лепестку тюльпана только ты!
Прекрасна, как строка Корана, только ты!
Владычица моя, любовь, надежда, вера,
Ты, только ты одна желанна! Только ты!
Когда приду туда, откуда нет возврата,
Придется мне, как всем, ступить на мост Сирата.
Избранники пройдут. Наступит мой черед.
О, горе мне! Боюсь, что ждет меня расплата.
Оборванный, босой бродяга - это я.
Тот, чья судьба скупа, как скряга,- это я.
Тот, с кем печаль и скорбь ночами неразлучны
Кто даже смерти ждет, как блага,- это я.
Моя постель - земля. Забыл о теплом крове.
За что казнишь? За то, что воспылал любовью?
Но ведь любовь к тебе-не только мой удел,
Однако у других не камень в изголовье.
Я, ищущий в тебе сомнениям ответ,
Безумней мотылька, летящего на свет.
Есть норы у зверей, у ползающих гадов,
А у меня для сна - и то приюта нет.
Перевод с персидского Д.Седых
http://www.lazarkov.boom.ru/more/verse/east_tahir.htm