(no subject)
В панике отступала ночь перед ржавым диском белого зимнего солнца.
Ночь извивалась и пряталась в колодцах воды и дворов, заползала под одеяла и зашивороты к спящим детям и пряталась между волос не менее спящих взрослых, там смешивалась со снами и кружилась с ними в предсмертном бешенном хороводе.
Ночь оставляла за собой чёрный кровавый след и каждую минуту теряла силы от потери.
Уже полудохлая она боком заползала под машины, отлежавшись там, кидалась вниз головой в канализационные люки с ленивым шумом умирающего утопленника, выбрасывалась из постепенно не черных коридоров на всё время черный асфальт, как будто асфальт мог помочь и пыталась закопаться в мусор баков. Ночь была в отчаянии, она спешила попрощаться хотя бы со звёздами и потушить разожжённые в лесах костры.
Так было каждый раз. Каждый из миллиардов раз.
Это очень страшно- умирать.
Умирать.
Каждый.
День.
Ночь извивалась и пряталась в колодцах воды и дворов, заползала под одеяла и зашивороты к спящим детям и пряталась между волос не менее спящих взрослых, там смешивалась со снами и кружилась с ними в предсмертном бешенном хороводе.
Ночь оставляла за собой чёрный кровавый след и каждую минуту теряла силы от потери.
Уже полудохлая она боком заползала под машины, отлежавшись там, кидалась вниз головой в канализационные люки с ленивым шумом умирающего утопленника, выбрасывалась из постепенно не черных коридоров на всё время черный асфальт, как будто асфальт мог помочь и пыталась закопаться в мусор баков. Ночь была в отчаянии, она спешила попрощаться хотя бы со звёздами и потушить разожжённые в лесах костры.
Так было каждый раз. Каждый из миллиардов раз.
Это очень страшно- умирать.
Умирать.
Каждый.
День.