Ие бэсэдэр
- Зэ лё хоки! - Йоська вытянулся во все свои метр семьдесят и буравил балабайта взглядом Троцкого. Впрочем, прическа у него была тоже вполне соответствующая образу революционера. За его спиной в покорной надежде топтались коллеги - такие же экономические беженцы из усопшего Союза.
- Ма зэ? - Балабайт поднял бровь, и на его лице появилась знакомая гримаса, которую он надевал только во время общения с "олим". Нет, это было не отвращение. Гримаса служила маской, которая содержала черты местного патриция и выражение "я напрягаюсь, чтобы понять о чем ты там лопочешь".
- Зэ михтав ми... ми рэх дин - с диким акцентом и ломая слова, но тем не менее ровным голосом сказал Йоська и протянул письмо хозяину.
Тот взял письмо и принялся читать. Гримаса патриция немного сползла, открывая изумление.
- Вэ ма ата роцэ ми мэни? - Спросил балабайт, закончив читать.
- Ани роцэ кесеф шели... шель аколь анашим... роцэ ше тишалем аколь! - Сказал Йоська, снова коверкая слова, но смысл сказанного твердым камнем попал в нужное место.
- Ата яхоль лалехэт абайта - бросил хозяин и пошел к машине. Его лицо, покрытое мелкими капельками пота истосковалось по кондиционеру. И если бы не этот русский выскочка сопливого возраста, он бы вообще не выходил из машины, лишь изредка жестами отдавая указания уборщикам.
- Нитраэ бэ бэйт мишпат - четко сказал Йоська.
Балабайт остановился и обернулся на него. В немом бесправном иммигрантишке начали проявляться признаки личности. И чем больше Йоська учил язык, тем сложнее было его игнорировать.
- Ма амарта?
- Ма шамата. - решительно ответил "Троцкий".
- Лех абайта! Кулям тилху абайта! Тахзеру ле руссия кибенемат! - казалось, что балабайта сейчас хватит удар. В яростной лавине брани он рассказал какое место занимает Йоська в иерархии устройства восточного гетто, что он думает о русских женщинах, чем пахнут и что едят все, кто приехал из бывшего СССР. Затем он заявил, что вычтет у всех последнюю неделю работы, потому что территория была плохо убрана. Своему помощнику он велел собрать щетки, "магавы" и "смартуты", хлопнул дверью старой Тойоты и уехал.
Проводив взглядом уезжающую машину, Йоська повернулся к товарищам. Те были старше его намного. Некоторым было больше шестидесяти. Йоська же едва разменял девятнадцать и ждал повестки в армию как светлого будущего.
Светлое будущее ему обещали еще в питерском Сохнуте. И, ступив полтора года назад на раскаленный асфальт Бен Гуриона, Йоська услышал где-то сбоку от себя нервный голосок: "ну вот, теперь мы и дома". Ощущение дома все так и не натягивалось на парадигму его мироощущения. И когда он делился своими крамольными мыслями с "ватиками" те отвечали еще одной популярной в здешних краях фразой: "Ие бэсэдэр". Фраза произносилась с выражением сакрального знания на лице, смысл которого ускользал от свежеприехавших. Ведь время шло, а "бэсэдэр" так и не наступал.
И сейчас, стоя в лучах полуденного солнца, провожая взглядом машину с балабайтом и с оставшимися у него же зарплатными чеками, Йоська понимал, что заветный "бэсэдэр" не придет и сегодня. Вместо него за его спиной все громче шелестел вполне русский пиздец.
- Ну, и что теперь? - спросил его один из коллег. - Все?
- Йосенька, ну говорили же тебе, черт с этими пятистами шекелями. Теперь вообще работы никакой - вступила вторая скрипка. Борис Саломонович - бывший лектор по экономике Воронежского Гос Университета.
- И где теперь другую-то взять? - подхватил ещё один. В союзе он год отсидел за фарцу. Всю жизнь мечтал вырваться в кап страну. Мечта сбылась.
- Нам за квартиру платить. У меня уже два месяца просрочено и минус в банке - вступил в разговор старик с голосом расстроенного контрабаса.
- Всем за квартиру платить, не лайте на парня. Он хотел как лучше всем нам - Пытался было заступиться дядя Жора, бывший прапорщик советской армии.
- Да, блядь, у тебя все и всегда хотели как лучше! Вы, суки красные, воообще одну страну уже просрали. Вторую вам не отдадим! - не совсем по теме выдал наболевшее на душе бывший директор новосибирского культурно просветительного училища.
Тяжело быть добрым, когда ты слаб. Ещё сложнее, если ты при этом унижен. На одной израильской строительной площадке собралось с десяток разных и интересных судеб, которых тогда в далеком 1997-м году объединяло одно дело - уборка строительного мусора перед сдачей объекта.
****
- Ие бэсэдэр - задумчиво сказал Йосиф, смотря сверху из окна своего офиса на площадку у входа в здание, где располагалась его фирма. Только что закончилась важная видео конференция. Американцы сделали серьезное предложение. Площадка была чисто убрана, и сейчас по ней прогуливались молодые работники хайтека с кофе и с сигаретами. Но кое-что уборщик всегда пропускал. Крупинки памяти все ещё были разбросаны по площадке. Песчинки негодования, которое когда-то у одних находило выход в отчаянии и злом бессилии, а других заставляло сворачивать горы. Шрамы иммиграции живут с человеком вечно.
- Все бэсэдэр - сказал он еще раз. Жаль, что не у всех...