есть и другие журналисты...
Оригинал взят у v_n_zb в Бабушка - это святое! Российский журналист очень грамотно расставил акценты
.
В августе 2014 года телеканал РЕН ТВ закрыл «Неделю с Марианной Максимовской» - одну из последних независимых аналитических программ в большом российском эфире. Бывший корреспондент «Недели» Роман Супер рассказывает о том, как он искал работу на телевидении.
Конец лета 2014-го. Я в отпуске. Гощу у родителей. Через неделю должен выйти на работу. Через две - ехать в командировку. Через три - в другую командировку. 5 сентября должен капнуть аванс. 20 сентября - оклад. К Новому году планирую закрыть ипотеку. Вдруг смска.
«Друзья, ну вот и пришел тот самый момент. Нас закрыли. Спасибо вам за все».
Так моя начальница - ведущая программы «Неделя» М. А. Максимовская - сообщила о том, что ни 5-го, ни 20-го денег не будет. Ипотеку я не закрою. Отпуск затянется. Работа кончится. О причинах закрытия вслух не говорилось. Как об очевидных.
Когда я увольнялся и заполнял обходной лист, в каждом кабинете слышал одно и тоже: «Как жаль, что вы уходите, вы - лучшее, что мы видели за последние лет пять по телевизору. Уверены, что такой талант не пропадет, вас с руками сейчас оторвут». Говорили тетеньки из бухгалтерии, видеоархива, отдела предэфирной подготовки… и ставили подписи, приближающие меня к увольнению.
Никакой паники или депрессии не было. Я пришел домой с трудовой книгой и уверенностью, что уже через неделю буду работать в любом другом месте, каком только пожелаю. Качество информационных программ низкое. Конкуренция среди информационных тележурналистов - ничтожная. Мой опыт, мои умения, мой стиль, факинг харизма, телегеничность - да оторвут с руками и ногами. Хочешь - в прямой эфир меня сажай в студию. Хочешь - отправляй в любую точку мира, привезу репортаж на миллион просмотров. Хочешь - в Госдуме уничтожу Железняка за семь минут.
Первый звонок.
Назначает встречу один из шеф-редакторов новой информационной программы на НТВ, название которой («АД») как бы намекает на то, что многие сотрудники этого телеканала каждым рабочим днем готовят себя к суровой загробной жизни. Встретились с ним у Останкинского пруда. Погода хорошая. Утки. Собеседование.
- Рома, видел твой лайк под постом у Дмитрия Ольшанского в фейсбуке. Скажи, что это значит?
- Под каким постом?
- О том, что украинцы устроили в Донецке, Луганске. Что значит твой лайк?
- Не помню. Но, думаю, текст был написан талантливо.
- Талантливо. Но он еще и по существу очень верный.
- Не помню.
- Что ты думаешь вообще об Украине?
- Война. Что об этом можно думать? Это очень плохо.
- Плохо. Но ты понимаешь, что Россия в этой ситуации играет на повышение?
- Думаю, что Россия участвует в войне, которой не должно быть.
Наматываем круги. Погода хорошая. Утки. Шеф-редактор объясняет, что вот сейчас наступают времена, когда журналист может реализовать себя на 100 процентов. Что девяностые были журналистикой бандитов. Нулевые - журналистикой приспособленцев. А сейчас журналистика - гражданская. Игра на повышение.
- Так, а чем я вам могу помочь? В смысле, вы же мне что-то хотели предложить?
- Пока, Ром, не знаю, можем ли мы тебе что-то предложить. Ты сам подумай, можем ли? И позвони.
Я ехал домой на монорельсе и грустил: шеф-редактор не спросил, что я умею, что я хочу, в каких жанрах чувствую себя комфортно. Мы не решали вопрос про зарплату, про то, кто будет режиссером программы, как будут выглядеть сюжеты. Мы не беседовали о профессии ни секунды. Я слушал монолог про войну на Украине. А рядом с нами плавали утки. Как говорил Эдвард Марроу в фильме про журналистику «Доброй ночи и удачи», «если ты крякаешь как утка, ходишь как утка, - ты и есть утка».
Через две недели после нашей встречи шеф-редактора НТВ уволили с формулировкой «чтоб этот здесь не работал, ясно?» Не знаю, что стало причиной. Под чьим постом в фейсбуке начальники этого шеф-редактора увидели его лайк. Но, выходит, лояльность все равно не является безусловным иммунитетом. Хоть татуировку президента на копчике сделай - все равно не защищен. Игра на повышение, о которой говорил редактор, для него обернулась курсом на понижение. Впрочем, это несчастный случай. Иначе не объяснишь.
Второй звонок.
Топ-менеджер не менее федерального телеканала. Встречаемся в кафе. Человек с широкой улыбкой в пиджаке подсаживается ко мне за столик, предлагает перейти на ты и тут же разворачивает разговор на тему сепаратизма на Украине:
- Рома, я себе хорошо представляю, каким мог бы быть твой фильм про будни ополчецев в ДНР. Можно круто сделать, не хуже, чем мужики из Vice делают.
- Можно. Но вряд ли какой-либо из российских телеканалалов покажет фильм о сепаратистах таким, каким его сняли бы мужики из Vice.
- Почему?
- Потому что сепаратисты ведут себя так, как ведут себя головорезы на войне. Государство же решило, что они патриоты России, а не головорезы.
Топ-менеджер сник и больше не улыбался. О зарплате, о том, чем вообще я могу быть полезен телеканалу, мы, разумеется, не говорили. Я ехал домой на метро и снова грустил: единственной и главной темой собеседований при трудоустройстве на ТВ стала не профессия, а война.
Через три месяца после нашей встречи топ-менеджера назначили еще большим топ-менеджером. Выше - только генеральный.
Третий звонок прозвучал от «Звезды». Я подумал, что телеканал, принадлежащий министерству обороны, вместо микрофона сразу выдаст мне автомат, «георгиевскую ленту», военную форму и заставит коротко подстричь волосы, чтобы я не расплодил вшей в редакции. Я перезвонил и сказал, что прийти на собеседование не могу. И не пошел.
Пошел к бабушке на пироги.
Бабушка моя - человек простой, не очень образованный, но по-житейски мудрый и интуитивно всегда здорово отличавший зло от добра. И пироги у нее такие, какие должны быть у бабушки. Пьем чай. Едим:
- Рома, что у тебя с работой?
- Хреново, бабушка.
- Но ты же такой талантливый. Как это хреново?
- Это сейчас никого не волнует. Журналисты стали солдатами на войне. Берут только проверенных, лояльных и с хорошим здоровьем.
- Суки.
- Кто?
- Кто-кто. Обама. И украинцы. Всем нагадили. Даже моему внуку.
- Обама? Мне? Почему? Украинцы?
- А кто эту войну развязал? Обама. И украинцы. Рома, ну, а почему нельзя заниматься не политикой, а как Малахов?
- У Малахова вон тоже был эфир про Крым, если я не ошибаюсь.
- Ну и хорошо, что про Крым. Молодец Малахов. Сейчас надо про Крым передачи делать. Важно всем рассказать, что он наш. И всегда был нашим. С капустой попробуй пирожок.
Жую и понимаю, что этот вирус распространяется гораздо быстрее Эболы. От телевизионных начальников, через телевизоры, в бабушкин мозг, в пирожки, в капусту, во все. Точно такой же разговор чуть позже повторился у дедушки жены - одноногого героя, прошедшего ВОВ: киевская хунта, Крым наш, киевская хунта, Крым наш! Дедушка при этом, как и бабушка, ужасно сожалеет, что я остался без работы. Обама.
Когда звонки с телеканалов прекратились, появилась паника. Потом депрессия. Потом ощущение конца света. Будто сильные невидимые руки прижали меня к стене. Работы нет. Пытаясь ее найти, на собеседованиях я слышу вопросы, которые должны задавать офицеры силовых ведомств, принимая на работу выпускников школы ФСБ.
У меня ипотека. Маленький ребенок. И жена в ремиссии. Думай. Думай! ДУМАЙ!
Потратив последние деньги от последней зарплаты, я стал звонить своим друзьям, работавшим на федеральных каналах. Возможно, есть какой-то хитрый способ… бочком… аккуратненько… протиснуться между отделом, отвечающим за неправду, и отделом, отвечающим за полуправду, в какой-то третий отдел, отвечающий за какую-нибудь звеняющую пустоту - как мудро завещала моя бабушка (быть как Малахов)? Друзья отвечали, что аккуратненько сейчас не получится. Либо ты надеваешь погоны, либо ты в штатском и занимаешься чем-то совсем другим. На телевидении развернута полномасштабная война. Все силы, бюджеты, ресурсы - все для фронта, все для победы. В тылу тоже стремно. Телегенералы на постоянном нервяке.
Один мой приятель - как раз с генеральскими погонами на ВГТРК - по несколько суток в неделю не выходит из своего кабинета, все время разрывается телефон, начальство каждые 15 минут раздает новые психоневрологические приказы:
- Когда все только начиналось и Янукович только бежал из Украины, спасал кокаин. Сейчас уже не спасает, Рома! Жопа полная. Держусь только благодаря хорошему метаболизму и вопреки здравому смыслу. На автопилоте. Напряжение невыносимое. У меня кровь из глаза однажды пошла от перенапряжения.
- У ваших зрителей тоже кровь из глаз. Зачем ты тогда это делаешь?
- Семья.
Все всё понимают. И телевизионные начальники понимают лучше других. Ощущение, что все вот-вот схлопнется для многих телевизионщиков - мотивирующее ощущение. Завтра схлопнется - в профессии, в экономике, вообще в стране - значит сегодня надо выжимать из работы по-максимуму. Значит нужно на все соглашаться, врать так, как прикажут врать. Прикажут ведущим раздеться в прямом эфире, залаять, сделать героиновую инъекцию в прямом эфире - разденутся, будут лаять, вмажутся героином - все что угодно. Лишь бы успеть накопить денег и вместе с семьей запрыгнуть на уходящий поезд.
В октябре 2014-го заместитель Олега Добродеева Сергей Архипов покинул свой пост и уехал жить и работать за границу. В пресс-службе ВГТРК прокомментировать эмиграцию Архипова отказались, ограничившись четырьмя словами: «Уехал работать в Европу».
Мой хороший друг - талантливый и добрый человек - проработал много лет на ВГТРК начальником отдела: все это время чертыхался, страдал, было противно, долго терпел… Чтобы добиться главной гуманитарной цели: вместо «России» и России - жизнь и работа в Европе. Добился. Получил ВНЖ в уютной стране Евросоюза и уехал с семьей.
Да что уж там. Приезжайте летом в Юрмалу и пройдитесь по набережной. Каждый пятый - если не каждый четвертый - встречный окажется генералом российского телевидения. Квартиры и дома в Латвии тысячами квадратных метров выкуплены российскими журналистами и телеведущими.
Я все думал и думал. Вот раньше я с подозрением смотрел на своих однокурсников по журфаку, которые после окончания университета пошли работать не по профессии, а, например в пресс-секретари Ольги Голодец. Или, например, в помощники к Павлу Астахову. Как так можно? Во-первых, это ужасная скука. Во-вторых, быть помощником Павла Астахова - значит только перед сном снимать с головы повязку с надписью: «Я ЕМ ДЕТЕЙ». А в остальное время - ее носить.
Но теперь разве так просто ответить на вопрос: какое из двух зол злее - условное минэкономразвития или условная дирекция правового вещания НТВ? Теперь этот вопрос очень даже спорный.
Телевидение стало государством. Государство стало тем, что показывает телевизор. Тележурналист больше не отличается от госчиновника (который, к слову, тоже давно купил квартиру у моря, но не в Крыму). Госчиновник больше не боится тележурналиста (хотя должен жить в постоянном страхе). Телевизионное интервью теперь напоминает летучку, на которой встречаются подчиненный (журналист) и начальник (представитель власти). Телевизионные информационные сюжеты превращают мозги бабушек в то, что должно быть начинкой бабушкиных пирогов. В фарш.
В общем, пока буду печь пироги. А там - посмотрим. Добавить частями просеянную через сито муку с солью. Замесить мягкое, слегка липнущее к рукам тесто. Месить руками 15-20 мин, в комбайне - 8 минут. Готовое тесто положить на рабочую поверхность и месить еще несколько минут. Достать фарш. Отщипывать от теста небольшие кусочки, расплющивать руками или раскатывать скалкой, вырезать круги нужного диаметра (примерно 8-10 см), на середину которых класть 1-1,5 ч.л. фарша. Если тесто после подъема осталось слегка липким, присыпать рабочую поверхность мукой.
Роман Супер
Москва
.
В августе 2014 года телеканал РЕН ТВ закрыл «Неделю с Марианной Максимовской» - одну из последних независимых аналитических программ в большом российском эфире. Бывший корреспондент «Недели» Роман Супер рассказывает о том, как он искал работу на телевидении.
Конец лета 2014-го. Я в отпуске. Гощу у родителей. Через неделю должен выйти на работу. Через две - ехать в командировку. Через три - в другую командировку. 5 сентября должен капнуть аванс. 20 сентября - оклад. К Новому году планирую закрыть ипотеку. Вдруг смска.
«Друзья, ну вот и пришел тот самый момент. Нас закрыли. Спасибо вам за все».
Так моя начальница - ведущая программы «Неделя» М. А. Максимовская - сообщила о том, что ни 5-го, ни 20-го денег не будет. Ипотеку я не закрою. Отпуск затянется. Работа кончится. О причинах закрытия вслух не говорилось. Как об очевидных.
Когда я увольнялся и заполнял обходной лист, в каждом кабинете слышал одно и тоже: «Как жаль, что вы уходите, вы - лучшее, что мы видели за последние лет пять по телевизору. Уверены, что такой талант не пропадет, вас с руками сейчас оторвут». Говорили тетеньки из бухгалтерии, видеоархива, отдела предэфирной подготовки… и ставили подписи, приближающие меня к увольнению.
Никакой паники или депрессии не было. Я пришел домой с трудовой книгой и уверенностью, что уже через неделю буду работать в любом другом месте, каком только пожелаю. Качество информационных программ низкое. Конкуренция среди информационных тележурналистов - ничтожная. Мой опыт, мои умения, мой стиль, факинг харизма, телегеничность - да оторвут с руками и ногами. Хочешь - в прямой эфир меня сажай в студию. Хочешь - отправляй в любую точку мира, привезу репортаж на миллион просмотров. Хочешь - в Госдуме уничтожу Железняка за семь минут.
Первый звонок.
Назначает встречу один из шеф-редакторов новой информационной программы на НТВ, название которой («АД») как бы намекает на то, что многие сотрудники этого телеканала каждым рабочим днем готовят себя к суровой загробной жизни. Встретились с ним у Останкинского пруда. Погода хорошая. Утки. Собеседование.
- Рома, видел твой лайк под постом у Дмитрия Ольшанского в фейсбуке. Скажи, что это значит?
- Под каким постом?
- О том, что украинцы устроили в Донецке, Луганске. Что значит твой лайк?
- Не помню. Но, думаю, текст был написан талантливо.
- Талантливо. Но он еще и по существу очень верный.
- Не помню.
- Что ты думаешь вообще об Украине?
- Война. Что об этом можно думать? Это очень плохо.
- Плохо. Но ты понимаешь, что Россия в этой ситуации играет на повышение?
- Думаю, что Россия участвует в войне, которой не должно быть.
Наматываем круги. Погода хорошая. Утки. Шеф-редактор объясняет, что вот сейчас наступают времена, когда журналист может реализовать себя на 100 процентов. Что девяностые были журналистикой бандитов. Нулевые - журналистикой приспособленцев. А сейчас журналистика - гражданская. Игра на повышение.
- Так, а чем я вам могу помочь? В смысле, вы же мне что-то хотели предложить?
- Пока, Ром, не знаю, можем ли мы тебе что-то предложить. Ты сам подумай, можем ли? И позвони.
Я ехал домой на монорельсе и грустил: шеф-редактор не спросил, что я умею, что я хочу, в каких жанрах чувствую себя комфортно. Мы не решали вопрос про зарплату, про то, кто будет режиссером программы, как будут выглядеть сюжеты. Мы не беседовали о профессии ни секунды. Я слушал монолог про войну на Украине. А рядом с нами плавали утки. Как говорил Эдвард Марроу в фильме про журналистику «Доброй ночи и удачи», «если ты крякаешь как утка, ходишь как утка, - ты и есть утка».
Через две недели после нашей встречи шеф-редактора НТВ уволили с формулировкой «чтоб этот здесь не работал, ясно?» Не знаю, что стало причиной. Под чьим постом в фейсбуке начальники этого шеф-редактора увидели его лайк. Но, выходит, лояльность все равно не является безусловным иммунитетом. Хоть татуировку президента на копчике сделай - все равно не защищен. Игра на повышение, о которой говорил редактор, для него обернулась курсом на понижение. Впрочем, это несчастный случай. Иначе не объяснишь.
Второй звонок.
Топ-менеджер не менее федерального телеканала. Встречаемся в кафе. Человек с широкой улыбкой в пиджаке подсаживается ко мне за столик, предлагает перейти на ты и тут же разворачивает разговор на тему сепаратизма на Украине:
- Рома, я себе хорошо представляю, каким мог бы быть твой фильм про будни ополчецев в ДНР. Можно круто сделать, не хуже, чем мужики из Vice делают.
- Можно. Но вряд ли какой-либо из российских телеканалалов покажет фильм о сепаратистах таким, каким его сняли бы мужики из Vice.
- Почему?
- Потому что сепаратисты ведут себя так, как ведут себя головорезы на войне. Государство же решило, что они патриоты России, а не головорезы.
Топ-менеджер сник и больше не улыбался. О зарплате, о том, чем вообще я могу быть полезен телеканалу, мы, разумеется, не говорили. Я ехал домой на метро и снова грустил: единственной и главной темой собеседований при трудоустройстве на ТВ стала не профессия, а война.
Через три месяца после нашей встречи топ-менеджера назначили еще большим топ-менеджером. Выше - только генеральный.
Третий звонок прозвучал от «Звезды». Я подумал, что телеканал, принадлежащий министерству обороны, вместо микрофона сразу выдаст мне автомат, «георгиевскую ленту», военную форму и заставит коротко подстричь волосы, чтобы я не расплодил вшей в редакции. Я перезвонил и сказал, что прийти на собеседование не могу. И не пошел.
Пошел к бабушке на пироги.
Бабушка моя - человек простой, не очень образованный, но по-житейски мудрый и интуитивно всегда здорово отличавший зло от добра. И пироги у нее такие, какие должны быть у бабушки. Пьем чай. Едим:
- Рома, что у тебя с работой?
- Хреново, бабушка.
- Но ты же такой талантливый. Как это хреново?
- Это сейчас никого не волнует. Журналисты стали солдатами на войне. Берут только проверенных, лояльных и с хорошим здоровьем.
- Суки.
- Кто?
- Кто-кто. Обама. И украинцы. Всем нагадили. Даже моему внуку.
- Обама? Мне? Почему? Украинцы?
- А кто эту войну развязал? Обама. И украинцы. Рома, ну, а почему нельзя заниматься не политикой, а как Малахов?
- У Малахова вон тоже был эфир про Крым, если я не ошибаюсь.
- Ну и хорошо, что про Крым. Молодец Малахов. Сейчас надо про Крым передачи делать. Важно всем рассказать, что он наш. И всегда был нашим. С капустой попробуй пирожок.
Жую и понимаю, что этот вирус распространяется гораздо быстрее Эболы. От телевизионных начальников, через телевизоры, в бабушкин мозг, в пирожки, в капусту, во все. Точно такой же разговор чуть позже повторился у дедушки жены - одноногого героя, прошедшего ВОВ: киевская хунта, Крым наш, киевская хунта, Крым наш! Дедушка при этом, как и бабушка, ужасно сожалеет, что я остался без работы. Обама.
Когда звонки с телеканалов прекратились, появилась паника. Потом депрессия. Потом ощущение конца света. Будто сильные невидимые руки прижали меня к стене. Работы нет. Пытаясь ее найти, на собеседованиях я слышу вопросы, которые должны задавать офицеры силовых ведомств, принимая на работу выпускников школы ФСБ.
У меня ипотека. Маленький ребенок. И жена в ремиссии. Думай. Думай! ДУМАЙ!
Потратив последние деньги от последней зарплаты, я стал звонить своим друзьям, работавшим на федеральных каналах. Возможно, есть какой-то хитрый способ… бочком… аккуратненько… протиснуться между отделом, отвечающим за неправду, и отделом, отвечающим за полуправду, в какой-то третий отдел, отвечающий за какую-нибудь звеняющую пустоту - как мудро завещала моя бабушка (быть как Малахов)? Друзья отвечали, что аккуратненько сейчас не получится. Либо ты надеваешь погоны, либо ты в штатском и занимаешься чем-то совсем другим. На телевидении развернута полномасштабная война. Все силы, бюджеты, ресурсы - все для фронта, все для победы. В тылу тоже стремно. Телегенералы на постоянном нервяке.
Один мой приятель - как раз с генеральскими погонами на ВГТРК - по несколько суток в неделю не выходит из своего кабинета, все время разрывается телефон, начальство каждые 15 минут раздает новые психоневрологические приказы:
- Когда все только начиналось и Янукович только бежал из Украины, спасал кокаин. Сейчас уже не спасает, Рома! Жопа полная. Держусь только благодаря хорошему метаболизму и вопреки здравому смыслу. На автопилоте. Напряжение невыносимое. У меня кровь из глаза однажды пошла от перенапряжения.
- У ваших зрителей тоже кровь из глаз. Зачем ты тогда это делаешь?
- Семья.
Все всё понимают. И телевизионные начальники понимают лучше других. Ощущение, что все вот-вот схлопнется для многих телевизионщиков - мотивирующее ощущение. Завтра схлопнется - в профессии, в экономике, вообще в стране - значит сегодня надо выжимать из работы по-максимуму. Значит нужно на все соглашаться, врать так, как прикажут врать. Прикажут ведущим раздеться в прямом эфире, залаять, сделать героиновую инъекцию в прямом эфире - разденутся, будут лаять, вмажутся героином - все что угодно. Лишь бы успеть накопить денег и вместе с семьей запрыгнуть на уходящий поезд.
В октябре 2014-го заместитель Олега Добродеева Сергей Архипов покинул свой пост и уехал жить и работать за границу. В пресс-службе ВГТРК прокомментировать эмиграцию Архипова отказались, ограничившись четырьмя словами: «Уехал работать в Европу».
Мой хороший друг - талантливый и добрый человек - проработал много лет на ВГТРК начальником отдела: все это время чертыхался, страдал, было противно, долго терпел… Чтобы добиться главной гуманитарной цели: вместо «России» и России - жизнь и работа в Европе. Добился. Получил ВНЖ в уютной стране Евросоюза и уехал с семьей.
Да что уж там. Приезжайте летом в Юрмалу и пройдитесь по набережной. Каждый пятый - если не каждый четвертый - встречный окажется генералом российского телевидения. Квартиры и дома в Латвии тысячами квадратных метров выкуплены российскими журналистами и телеведущими.
Я все думал и думал. Вот раньше я с подозрением смотрел на своих однокурсников по журфаку, которые после окончания университета пошли работать не по профессии, а, например в пресс-секретари Ольги Голодец. Или, например, в помощники к Павлу Астахову. Как так можно? Во-первых, это ужасная скука. Во-вторых, быть помощником Павла Астахова - значит только перед сном снимать с головы повязку с надписью: «Я ЕМ ДЕТЕЙ». А в остальное время - ее носить.
Но теперь разве так просто ответить на вопрос: какое из двух зол злее - условное минэкономразвития или условная дирекция правового вещания НТВ? Теперь этот вопрос очень даже спорный.
Телевидение стало государством. Государство стало тем, что показывает телевизор. Тележурналист больше не отличается от госчиновника (который, к слову, тоже давно купил квартиру у моря, но не в Крыму). Госчиновник больше не боится тележурналиста (хотя должен жить в постоянном страхе). Телевизионное интервью теперь напоминает летучку, на которой встречаются подчиненный (журналист) и начальник (представитель власти). Телевизионные информационные сюжеты превращают мозги бабушек в то, что должно быть начинкой бабушкиных пирогов. В фарш.
В общем, пока буду печь пироги. А там - посмотрим. Добавить частями просеянную через сито муку с солью. Замесить мягкое, слегка липнущее к рукам тесто. Месить руками 15-20 мин, в комбайне - 8 минут. Готовое тесто положить на рабочую поверхность и месить еще несколько минут. Достать фарш. Отщипывать от теста небольшие кусочки, расплющивать руками или раскатывать скалкой, вырезать круги нужного диаметра (примерно 8-10 см), на середину которых класть 1-1,5 ч.л. фарша. Если тесто после подъема осталось слегка липким, присыпать рабочую поверхность мукой.
Роман Супер
Москва