Марк Рашид. Лошади никогда не лгут. Глава 6, часть 1. Половина шанса
Спасибо за перевод Александр Потокин и группам https://vk.com/stradasaddles и https://vk.com/anatomy_horse
Половина шанса
Доверие это забавная вещь. Все мы хотим, что бы нам доверяли, и обычно чувствуем себя оскорбленными при легчайшем намеке, что кто-то другой не доверяет нам, даже если этого кого-то мы только что повстречали. При этом сами мы находим совершенно приемлемым отказаться в доверии кому-то другому. Ведь перед тем, как мы сможем доверять кому-то еще, этот кто-то должен сначала ДОКАЗАТЬ, что ему можно доверять. Можете не сомневаться, что насильно доверять заставить не получится.
Вот такая вот подозрительная у нас натура. Я не говорю, что это плохо. Напротив, этот принцип позволял нашему виду выживать миллионы лет, но тем не менее. Все мы желаем, чтобы нам безоговорочно доверяли, отказываясь при этом доверять другим. За поведением людей весьма забавно наблюдать с этой точки зрения.
Теперь добавим в рассмотрение лошадь. Большинство из нас хотят, чтобы отношения с лошадьми строились на доверии. Мы бы хотели доверять лошади и хотели бы, чтобы лошадь доверяла нам. Но это в теории. На практике же обычно складывается одностороннее доверие. Мы верим в то, что лошадь нам доверяет, но доверяем ли мы сами лошади?
Взять хотя бы случай с моим конем Баком. Я был уверен, что спокойно доверю ему свою жизнь. Но когда сложилась ситуация, когда надо было на самом деле довериться его выводам, я решил его не слушать и действовал по-своему.
Это произошло несколькими годами после предыдущей истории. К нам для тренинга прибыл молодой мерин. Мы поселили его в леваде, что находилась напротив старого синего трейлера, что мы использовали для вывоза навоза. Ее ворота выходили на дорогу снаружи моего участка и открывались наружу. Это был приятный гнедой мерин, но он был с «тараканами». Видать, он в своей прежней жизни натерпелся и от того был подозрителен к людям, да и к лошадям он не был социализирован.
Мы решили не давать мерину никакой работы, пока он основательно не обвыкнется. Хотя мы так поступали со всеми лошадьми, что приезжали к нам на тренинг, но этому коню это было просто необходимо. Стабильность его разума оставляла желать лучшего. Я его выпустил, проверил, что у него достаточно сена и воды и решил, что осталось еще достаточно времени, чтобы поседлать старину Бака и сходить с ним в поля.
Вскоре после того, как мы выехали, начала портиться погода. Начали собираться облака как будто для дождя. Так что примерно через час мы повернули и поехали обратно. Когда мы приехали, я заметил, что левада, в которой должен был быть новый мерин, казалась ужасающе пуста. Кроме того, ворота в леваду были полуоткрыты. Я был в шоке. Я точно помнил, что закрывал ворота после того, как покормил коня. Перед тем, как выехать с Баком, я нарочно посмотрел на ворота и мог точно сказать, что они были закрыты и защелкнуты.
Когда мы подъехали, я заметил, что мой младший отпрыск, Тайлер, которому тогда было четыре года, копошится в леваде с лопатой. Тайлер всегда был очень упорным малышом. Даже в свои небольшие лета, и помогал, когда только мог. Больше всего он любил отбивать денники. Мы с ним делали это каждое утро. Но в то утро Тайлер заспался. Я вышел до того, как он проснулся и почистил денники сам. Нет нужды говорить, он был очень раздосадован тем, что мы с ним пропустили этот ежедневный ритуал.
Я уехал, а Тайлер, проснувшись, увидел, что в леваде новой лошади осталось немного навоза. А поскольку он пропустил утреннюю отбивку, он решил взять совок и убрать хотя бы то, что есть, до того, как я вернусь. К несчастью, в порыве энтузиазма он совершенно позабыл закрыть ворота и новый мерин быстро «слился».
К тому времени, когда мы с Баком вернулись, мерин был уже черт знает где. Я поблагодарил Тайлера за то, что он отбил леваду и попросил его другой раз по возможности закрывать ворота. Затем, схватив недоуздок и чумбур, запрыгнул на своего коня и стремглав помчался смотреть, получится ли выследить, куда убежал конь.
Мы быстро нашли его следы вдоль дороги и следовали по ним около полутора километров вдоль большого поля. Раньше за этим полем, под горой, было большое открытое пространство под горой, но в последние годы оно начало застраиваться. Бак первый заметил коня. Въехав в траву, он внезапно остановился и внимательно посмотрел вперед. В конце поля на довольно большой дистанции, возле группы деревьев, было виднО маленькое коричневое пятно, которое мне показалось кучей мусора, но Бак знал, что это не так.
Мы двинулись в его сторону. Через непродолжительное время коричневое пятно начало обретать формы лошади и стало окончательно понятно, что Бак был прав. Мы были на расстоянии сотни метров от коня, когда он нас заметил. Он вскинул голову от травы и порысил к нам на разведку. Он и Бак немного пофыркали друг на друга, после чего мерин повернулся крупом и отбежав от нас на небольшое расстояние остановился, как бы говоря: "Ну ладно. Идите и поймайте меня, и мы уже пойдем домой"
Мерин немного нервничал, но, похоже, не хотел уходить от Бака. Видя это, я решил спешиться и пошел к нему, ведя Бака под уздцы. Однако, когда я достиг земли, мерин стал нервничать и внезапно поскакал от нас. Я снова сел и поехал по его следам, стараясь, чтобы не было похоже, что мы за ним гонимся. Мы как бы ехали в том же направлении, что и он. Мы останавливались, когда он останавливался и двигались, когда он двигался. Я всячески старался не спешить с ним сближаться. После примерно получаса такой «погони» мы подошли всего на несколько шагов от него. В тот момент я просил Бака медленно приблизиться к нему боком. Мы прошли сбоку. Я подумал, что мы будем казаться менее страшными, если мы подойдем со стороны головы. Это как будто сработало. Мы подходили шаг за шагом с фланга и он не пытался убежать.
Несколькими минутами позже мы подошли достаточно близко, и я очень медленно спешился, еще медленнее подошел к коню и стал его оглаживать. Я хотел, чтобы он понял, что не надо убегать. Вскорости он стал достаточно расслабленным и я подумал, что сейчас как раз самое время для того, чтобы надеть недоуздок. Я плавно снял его с рожка своего седла и аккуратно потер им шею коня. Ему было, как будто все равно, так что я решил поднять руки и натянуть недоуздок ему на лицо. Я замешкался, чтобы расстегнуть носовой ремень - без этого я не смог бы натянуть его на коня. Но в этот самый момент, когда, казалось, все должно закончиться, с шумом распахнулась дверь одного из близлежащих домов и оттуда выскочила пара ребятишек и женщина.
-- Эй! -- крикнула она громко, но дружелюбно. - можно нам погладить Ваших лошадок?
Конечно же, этот резкий шквал активности не выдержал бы и более уравновешенный конь, а мерин так рванул в холмы, что практически превратился в точку еще до того, как женщина закончила свою фразу. Тропа, по которой «свалил» конь, вела по южному склону на самый верх ближайшей горы. Я с тоской поглядел вслед удаляющейся лошади и подумал, что это утро вполне может оказаться ооочень длинными.
Все, о чем я мог думать, пока мне приходилось вдыхать и выдыхать из легких этот разряженный горный воздух, что эта гора была много круче и выше, чем это казалось на первый взгляд. Тропинка была очень скалистой и нечеткой и шла практически вверх вдоль линии электропередач. Скорее всего, наличие здесь линии электропередач являлось причиной того, что тут вообще была тропа. Я спешился посередине этой горы. Это было чересчур просить его везти меня всю дорогу.
Мы были еще очень далеко от вершины. Мерин периодически останавливался и жевал траву на дороге по бокам тропинки. Мы подобрались к нему довольно близко раз или два, но каждый раз он подрывался и убегал еще выше на холм. Когда мы в очередной раз к нему приблизились, он крутанулся и снова урысил, исчезнув за вершиной холма.
Мы с Баком конце концов добрались до перевала и после того, как минутку или две перевели дух, я снова сел верхом и начал спускаться по тропинке с той стороны холма. Нам повезло, и дорога не была слишком крутой. Она шла серпантином вдоль холма между камнями и деревьями. Эта тропинка была частью системы тропинок, которой пользовалась частная конюшня, что располагалась у подножия горы. Я воспринял это, как большую удачу. Я знал, что эта тропинка заканчивается конюшней. Вокруг нее обязательно должна была быть пара-тройка конюхов в конце рабочего дня. Конечно же, они бы поймали моего сбежавшего зверя и подождали бы кого-нибудь, кто пришел бы за ним. В этот момент я думал, что это приключение для нас закончено и что мы уже скоро вернемся домой. Примерно через пятнадцать минут нашего спуска, случилось нечто, чего я не ожидал. Мы доехали до места, где наша тропинка раздваивалась. Направо она вела обратно наверх горы, а налево она спускалась вниз. Поначалу я задумался, в какую сторону идти, но моя задумчивость быстро улетучилась. Мне стало совершенно очевидно, куда направился бы наш молодой конь.
Тропинка направо была заросшая и круто поднималась с первых же шагов. Я не увидел никаких знаков, что наша лошадь пошла тем путем. Не было ни следов, ни навоза, ничего подобного. Тропа налево была хорошо протоптана и спокойно спускалась вниз склона, по которому мы шагали. Кроме того, там были следы копыт, и лежал свежий навоз посреди тропинки в состоянии, как если бы он появился тут за последние несколько минут. Конечно же, тут не о чем было и думать. Надо было идти налево.
Бак, напротив, думал по-другому. Стоило нам подойти к развилке, как он тут же свернул к вершине, направо. Я удивился и попросил его остановиться. Места для разворота там не было и я попросил его осадить. Он, внезапно для меня, отказался. На Бака это было не похоже. Обычно он не отказывался выполнять мои просьбы. Я должен был бы подумать тогда, что что-то не так, но я просто пропустил это «мимо ушей» и еще раз попросил его. Он отказался, стоя как вкопанный на одном месте, немного навалившись на трензель. Я его подскинул его с трензеля и снова попросил осадить. Он снова отказался.
-- Ну же, Бак. -- Услышал я сам себя. - Хватит попусту тратить наше время.
Бак тяжело выдохнул носом и потряс головой, как если бы он начинал на меня серьезно сердиться. Я списал это на то, что он немного устал за два с половиной часа, что мы уже потратили, преследуя мерина, и снова попросил его осадить. Он еще сильнее захрапел и еще раз вызывающе потряс своей головой, но, тем не менее, сдал назад, хотя и с явной неохотой.
Я повернул его на дорогу налево и поторопил его. Он остановился, внимательно посмотрел в сторону, куда он хотел пойти и испустил громкое протяжное ржание в направлении вершины холма.
-- Говорю тебе, Бак, -- заверил я его, -- он точно не пошел бы наверх.
Бак с досадой стукнул копытом три или четыре раза, еще раз захрапел и дернул головой. Я дал ему выплеснуть свои дурные эмоции и поторопил его вниз. Он сдался, но перед тем, как двинуться, послал мне пронзительный храп и последний взмах головой. Он спустил меня с холма, но с самого начала было понятно, что он совершенно не в восторге от этого. Он всю дорогу ступал так, будто он был крайне раздосадован, а его периодические всхрапывания и встряхивания головой ясно показывали, что он недоволен моим решением.
На самом деле, это не имело большого значения, потому что, тогда я был уверен на сто процентов, что когда мы спустимся до конюшни у подножия горы, там будет мерин, пойманный и ожидающий, что мы заберем его домой. Можете представить мое удивление, когда примерно через сорок пять минут спуска мы въехали на парковку ранчо, а мерина нигде не было.
Я, тем не менее, дал Баку напиться, привязал его к коновязи и зашел на конюшню, где осведомился о сбежавшей лошади. Его никто не видел. И, кроме того, незадолго до нас с горы спустились последние на сегодня гулявшие всадники. Но и они не видели никаких одиноких лошадей.
Я был в затруднительном положении. Солнце уже клонилось к закату. Но когда солнце зайдет, поиски лошади в горах станут практически невозможными. Да и Бак был практически истощен. Надо было подниматься наверх к тому месту, куда хотел меня повезти Бак. Он же был чересчур уставший. Подъем к тому месту в таком состоянии занял бы не менее полутора часов. Я попробовал попросить на конюшне свежую лошадь, но был как раз горячий сезон и их лошади были все уставшие дневным прокатом. В общем, ситуация была патовой. Я оставил начкону свои контакты, и она обещала, что они мне сообщат, если вдруг ближайшую ночь появится чужой мерин. В конце концов, поскольку он еще на горе, он довольно вероятно найдет дорогу, по которой можно спуститься к конюшне.
Чувствуя, что уже ничего более сделать нельзя, я сел верхом и тоскливо пополз по дороге к дому. Эта дорога огибала гору. Путь по ней был длиннее километров на пять и она вливалась в дорогу, что вела непосредственно к входной двери моего дома.
Мы были в каких-то трехстах метрах от дома. Солнце начало садиться и на землю начала опускаться вечерняя прохлада, когда Бак повернул голову и устремил взгляд направо по направлению к горе, на которую мы потратили последние четыре с половиной часа. Мы начали поиски на восточной стороне; перевалили через перевал, соединяющий восточный и западный склоны; прошли по всей западной части горы к серверу на конюшню. В конце концов, мы обошли вокруг северной части, где мы сейчас и находились.
Пастбище, огороженное с трех сторон уже начало погружаться в сумерки. Я присмотрелся и, к собственному удивлению, возле кучи старого хлама на старом, полузаброшенном кемпинге увидел нашего мерина. Он был довольно потрепан, но спокойно жевал траву, как если бы это была его личная территория.
Бак громко его позвал и всхрапнул, дернув головой с энергией, которой я у него не наблюдал с момента нашего с ним разговора на памятной развилке. Мерин ответил на его зов. Он направился к нам сначала шагом, потом перешел на рысь, и, в конце концов уже бежал к нам широким галопом. Он быстро покрыл отделявшее нас расстояние и встал рядом с Баком, как бы говоря: "Эй, ну где тебя столько времени носило? Я заждался".
Как и в прошлый раз я попросил Бака подвинуться к мерину, чтобы я мог привязать его за недоуздок к рожку седла. В этот раз, однако, я делал это совершенно свободно, как если бы конь всю жизнь только этого и ждал. Он позволил мне натянуть на него недоуздок и спокойно застегнуть его. Я так думаю, мерину, как и нам, уже хватило на сегодня развлечений. Таким образом, наше злоключение было окончено, и мы вскоре все втроем бодро шли домой, а садившееся солнце бросало последние вечерние лучи на гору.
На следующий день я поседлал Бака, и мы пошли к месту возле старого заброшенного кемпинга, где он вчера обнаружил мерина. Я раньше никогда там не ходил. Одной из причин того было то, что кемпинг был частной собственностью. Мы спросили разрешения и прошли его поперек. Это не заняло много времени и вскоре мы уже поднимались по нашей вчерашней горе вокруг одного из склонов. Тропинка шла по открытому лугу примерно семьсот метров с небольшим уклоном и, прежде чем слиться с той памятной развилкой, уходила через лес на северо-запад. От развилки до места, где мы в итоге нашли беглеца, было меньше полутора километров. От кемпинга мы дошли всего минут за тридцать. И, должен сказать, эти тридцать минут тогда изменили мой мир.
Я покачал головой и потрепал Бака по шее. Это было все, что я мог сделать, чтобы попытаться загладить свою вину. Оба мы знали, что я должен был тогда его послушаться. Вместо этого нам пришлось пройти через совершенно лишние трудности. Мы втроем были после этого приключения вымотаны, совершенно напрасно было потрачено ценное на конюшне дневное время, да и мерин подвергался ненужной опасности, пока мы бродили по серпантину тропинки. Всего этого можно было избежать. Всего-навсего надо было поверить, что Бак знает, что делает.
Так получается, что мы, люди, не запрограммированы думать таким образом. Мы обычно думаем, что мы умнее лошадей и что наши решения всегда правильные. За время, проведенное с лошадьми, я совершенно точно понял, что наши отношения должны быть обоюдными. Мы должны и «получать» и «отдавать». Тогда есть вероятность, что лошади будут воспринимать нас настоящими лидерами. Хорошо, если они могли бы почувствовать, что мы им действительно доверяем в определенных ситуациях. В крайнем случае, мы могли бы показать, что готовы идти с ними на компромисс. Даже в ситуации, когда мы уверены в собственной правоте. Другими словами, нам надо время от времени давать им хотя бы половину шанса.
Половина шанса
Доверие это забавная вещь. Все мы хотим, что бы нам доверяли, и обычно чувствуем себя оскорбленными при легчайшем намеке, что кто-то другой не доверяет нам, даже если этого кого-то мы только что повстречали. При этом сами мы находим совершенно приемлемым отказаться в доверии кому-то другому. Ведь перед тем, как мы сможем доверять кому-то еще, этот кто-то должен сначала ДОКАЗАТЬ, что ему можно доверять. Можете не сомневаться, что насильно доверять заставить не получится.
Вот такая вот подозрительная у нас натура. Я не говорю, что это плохо. Напротив, этот принцип позволял нашему виду выживать миллионы лет, но тем не менее. Все мы желаем, чтобы нам безоговорочно доверяли, отказываясь при этом доверять другим. За поведением людей весьма забавно наблюдать с этой точки зрения.
Теперь добавим в рассмотрение лошадь. Большинство из нас хотят, чтобы отношения с лошадьми строились на доверии. Мы бы хотели доверять лошади и хотели бы, чтобы лошадь доверяла нам. Но это в теории. На практике же обычно складывается одностороннее доверие. Мы верим в то, что лошадь нам доверяет, но доверяем ли мы сами лошади?
Взять хотя бы случай с моим конем Баком. Я был уверен, что спокойно доверю ему свою жизнь. Но когда сложилась ситуация, когда надо было на самом деле довериться его выводам, я решил его не слушать и действовал по-своему.
Это произошло несколькими годами после предыдущей истории. К нам для тренинга прибыл молодой мерин. Мы поселили его в леваде, что находилась напротив старого синего трейлера, что мы использовали для вывоза навоза. Ее ворота выходили на дорогу снаружи моего участка и открывались наружу. Это был приятный гнедой мерин, но он был с «тараканами». Видать, он в своей прежней жизни натерпелся и от того был подозрителен к людям, да и к лошадям он не был социализирован.
Мы решили не давать мерину никакой работы, пока он основательно не обвыкнется. Хотя мы так поступали со всеми лошадьми, что приезжали к нам на тренинг, но этому коню это было просто необходимо. Стабильность его разума оставляла желать лучшего. Я его выпустил, проверил, что у него достаточно сена и воды и решил, что осталось еще достаточно времени, чтобы поседлать старину Бака и сходить с ним в поля.
Вскоре после того, как мы выехали, начала портиться погода. Начали собираться облака как будто для дождя. Так что примерно через час мы повернули и поехали обратно. Когда мы приехали, я заметил, что левада, в которой должен был быть новый мерин, казалась ужасающе пуста. Кроме того, ворота в леваду были полуоткрыты. Я был в шоке. Я точно помнил, что закрывал ворота после того, как покормил коня. Перед тем, как выехать с Баком, я нарочно посмотрел на ворота и мог точно сказать, что они были закрыты и защелкнуты.
Когда мы подъехали, я заметил, что мой младший отпрыск, Тайлер, которому тогда было четыре года, копошится в леваде с лопатой. Тайлер всегда был очень упорным малышом. Даже в свои небольшие лета, и помогал, когда только мог. Больше всего он любил отбивать денники. Мы с ним делали это каждое утро. Но в то утро Тайлер заспался. Я вышел до того, как он проснулся и почистил денники сам. Нет нужды говорить, он был очень раздосадован тем, что мы с ним пропустили этот ежедневный ритуал.
Я уехал, а Тайлер, проснувшись, увидел, что в леваде новой лошади осталось немного навоза. А поскольку он пропустил утреннюю отбивку, он решил взять совок и убрать хотя бы то, что есть, до того, как я вернусь. К несчастью, в порыве энтузиазма он совершенно позабыл закрыть ворота и новый мерин быстро «слился».
К тому времени, когда мы с Баком вернулись, мерин был уже черт знает где. Я поблагодарил Тайлера за то, что он отбил леваду и попросил его другой раз по возможности закрывать ворота. Затем, схватив недоуздок и чумбур, запрыгнул на своего коня и стремглав помчался смотреть, получится ли выследить, куда убежал конь.
Мы быстро нашли его следы вдоль дороги и следовали по ним около полутора километров вдоль большого поля. Раньше за этим полем, под горой, было большое открытое пространство под горой, но в последние годы оно начало застраиваться. Бак первый заметил коня. Въехав в траву, он внезапно остановился и внимательно посмотрел вперед. В конце поля на довольно большой дистанции, возле группы деревьев, было виднО маленькое коричневое пятно, которое мне показалось кучей мусора, но Бак знал, что это не так.
Мы двинулись в его сторону. Через непродолжительное время коричневое пятно начало обретать формы лошади и стало окончательно понятно, что Бак был прав. Мы были на расстоянии сотни метров от коня, когда он нас заметил. Он вскинул голову от травы и порысил к нам на разведку. Он и Бак немного пофыркали друг на друга, после чего мерин повернулся крупом и отбежав от нас на небольшое расстояние остановился, как бы говоря: "Ну ладно. Идите и поймайте меня, и мы уже пойдем домой"
Мерин немного нервничал, но, похоже, не хотел уходить от Бака. Видя это, я решил спешиться и пошел к нему, ведя Бака под уздцы. Однако, когда я достиг земли, мерин стал нервничать и внезапно поскакал от нас. Я снова сел и поехал по его следам, стараясь, чтобы не было похоже, что мы за ним гонимся. Мы как бы ехали в том же направлении, что и он. Мы останавливались, когда он останавливался и двигались, когда он двигался. Я всячески старался не спешить с ним сближаться. После примерно получаса такой «погони» мы подошли всего на несколько шагов от него. В тот момент я просил Бака медленно приблизиться к нему боком. Мы прошли сбоку. Я подумал, что мы будем казаться менее страшными, если мы подойдем со стороны головы. Это как будто сработало. Мы подходили шаг за шагом с фланга и он не пытался убежать.
Несколькими минутами позже мы подошли достаточно близко, и я очень медленно спешился, еще медленнее подошел к коню и стал его оглаживать. Я хотел, чтобы он понял, что не надо убегать. Вскорости он стал достаточно расслабленным и я подумал, что сейчас как раз самое время для того, чтобы надеть недоуздок. Я плавно снял его с рожка своего седла и аккуратно потер им шею коня. Ему было, как будто все равно, так что я решил поднять руки и натянуть недоуздок ему на лицо. Я замешкался, чтобы расстегнуть носовой ремень - без этого я не смог бы натянуть его на коня. Но в этот самый момент, когда, казалось, все должно закончиться, с шумом распахнулась дверь одного из близлежащих домов и оттуда выскочила пара ребятишек и женщина.
-- Эй! -- крикнула она громко, но дружелюбно. - можно нам погладить Ваших лошадок?
Конечно же, этот резкий шквал активности не выдержал бы и более уравновешенный конь, а мерин так рванул в холмы, что практически превратился в точку еще до того, как женщина закончила свою фразу. Тропа, по которой «свалил» конь, вела по южному склону на самый верх ближайшей горы. Я с тоской поглядел вслед удаляющейся лошади и подумал, что это утро вполне может оказаться ооочень длинными.
Все, о чем я мог думать, пока мне приходилось вдыхать и выдыхать из легких этот разряженный горный воздух, что эта гора была много круче и выше, чем это казалось на первый взгляд. Тропинка была очень скалистой и нечеткой и шла практически вверх вдоль линии электропередач. Скорее всего, наличие здесь линии электропередач являлось причиной того, что тут вообще была тропа. Я спешился посередине этой горы. Это было чересчур просить его везти меня всю дорогу.
Мы были еще очень далеко от вершины. Мерин периодически останавливался и жевал траву на дороге по бокам тропинки. Мы подобрались к нему довольно близко раз или два, но каждый раз он подрывался и убегал еще выше на холм. Когда мы в очередной раз к нему приблизились, он крутанулся и снова урысил, исчезнув за вершиной холма.
Мы с Баком конце концов добрались до перевала и после того, как минутку или две перевели дух, я снова сел верхом и начал спускаться по тропинке с той стороны холма. Нам повезло, и дорога не была слишком крутой. Она шла серпантином вдоль холма между камнями и деревьями. Эта тропинка была частью системы тропинок, которой пользовалась частная конюшня, что располагалась у подножия горы. Я воспринял это, как большую удачу. Я знал, что эта тропинка заканчивается конюшней. Вокруг нее обязательно должна была быть пара-тройка конюхов в конце рабочего дня. Конечно же, они бы поймали моего сбежавшего зверя и подождали бы кого-нибудь, кто пришел бы за ним. В этот момент я думал, что это приключение для нас закончено и что мы уже скоро вернемся домой. Примерно через пятнадцать минут нашего спуска, случилось нечто, чего я не ожидал. Мы доехали до места, где наша тропинка раздваивалась. Направо она вела обратно наверх горы, а налево она спускалась вниз. Поначалу я задумался, в какую сторону идти, но моя задумчивость быстро улетучилась. Мне стало совершенно очевидно, куда направился бы наш молодой конь.
Тропинка направо была заросшая и круто поднималась с первых же шагов. Я не увидел никаких знаков, что наша лошадь пошла тем путем. Не было ни следов, ни навоза, ничего подобного. Тропа налево была хорошо протоптана и спокойно спускалась вниз склона, по которому мы шагали. Кроме того, там были следы копыт, и лежал свежий навоз посреди тропинки в состоянии, как если бы он появился тут за последние несколько минут. Конечно же, тут не о чем было и думать. Надо было идти налево.
Бак, напротив, думал по-другому. Стоило нам подойти к развилке, как он тут же свернул к вершине, направо. Я удивился и попросил его остановиться. Места для разворота там не было и я попросил его осадить. Он, внезапно для меня, отказался. На Бака это было не похоже. Обычно он не отказывался выполнять мои просьбы. Я должен был бы подумать тогда, что что-то не так, но я просто пропустил это «мимо ушей» и еще раз попросил его. Он отказался, стоя как вкопанный на одном месте, немного навалившись на трензель. Я его подскинул его с трензеля и снова попросил осадить. Он снова отказался.
-- Ну же, Бак. -- Услышал я сам себя. - Хватит попусту тратить наше время.
Бак тяжело выдохнул носом и потряс головой, как если бы он начинал на меня серьезно сердиться. Я списал это на то, что он немного устал за два с половиной часа, что мы уже потратили, преследуя мерина, и снова попросил его осадить. Он еще сильнее захрапел и еще раз вызывающе потряс своей головой, но, тем не менее, сдал назад, хотя и с явной неохотой.
Я повернул его на дорогу налево и поторопил его. Он остановился, внимательно посмотрел в сторону, куда он хотел пойти и испустил громкое протяжное ржание в направлении вершины холма.
-- Говорю тебе, Бак, -- заверил я его, -- он точно не пошел бы наверх.
Бак с досадой стукнул копытом три или четыре раза, еще раз захрапел и дернул головой. Я дал ему выплеснуть свои дурные эмоции и поторопил его вниз. Он сдался, но перед тем, как двинуться, послал мне пронзительный храп и последний взмах головой. Он спустил меня с холма, но с самого начала было понятно, что он совершенно не в восторге от этого. Он всю дорогу ступал так, будто он был крайне раздосадован, а его периодические всхрапывания и встряхивания головой ясно показывали, что он недоволен моим решением.
На самом деле, это не имело большого значения, потому что, тогда я был уверен на сто процентов, что когда мы спустимся до конюшни у подножия горы, там будет мерин, пойманный и ожидающий, что мы заберем его домой. Можете представить мое удивление, когда примерно через сорок пять минут спуска мы въехали на парковку ранчо, а мерина нигде не было.
Я, тем не менее, дал Баку напиться, привязал его к коновязи и зашел на конюшню, где осведомился о сбежавшей лошади. Его никто не видел. И, кроме того, незадолго до нас с горы спустились последние на сегодня гулявшие всадники. Но и они не видели никаких одиноких лошадей.
Я был в затруднительном положении. Солнце уже клонилось к закату. Но когда солнце зайдет, поиски лошади в горах станут практически невозможными. Да и Бак был практически истощен. Надо было подниматься наверх к тому месту, куда хотел меня повезти Бак. Он же был чересчур уставший. Подъем к тому месту в таком состоянии занял бы не менее полутора часов. Я попробовал попросить на конюшне свежую лошадь, но был как раз горячий сезон и их лошади были все уставшие дневным прокатом. В общем, ситуация была патовой. Я оставил начкону свои контакты, и она обещала, что они мне сообщат, если вдруг ближайшую ночь появится чужой мерин. В конце концов, поскольку он еще на горе, он довольно вероятно найдет дорогу, по которой можно спуститься к конюшне.
Чувствуя, что уже ничего более сделать нельзя, я сел верхом и тоскливо пополз по дороге к дому. Эта дорога огибала гору. Путь по ней был длиннее километров на пять и она вливалась в дорогу, что вела непосредственно к входной двери моего дома.
Мы были в каких-то трехстах метрах от дома. Солнце начало садиться и на землю начала опускаться вечерняя прохлада, когда Бак повернул голову и устремил взгляд направо по направлению к горе, на которую мы потратили последние четыре с половиной часа. Мы начали поиски на восточной стороне; перевалили через перевал, соединяющий восточный и западный склоны; прошли по всей западной части горы к серверу на конюшню. В конце концов, мы обошли вокруг северной части, где мы сейчас и находились.
Пастбище, огороженное с трех сторон уже начало погружаться в сумерки. Я присмотрелся и, к собственному удивлению, возле кучи старого хлама на старом, полузаброшенном кемпинге увидел нашего мерина. Он был довольно потрепан, но спокойно жевал траву, как если бы это была его личная территория.
Бак громко его позвал и всхрапнул, дернув головой с энергией, которой я у него не наблюдал с момента нашего с ним разговора на памятной развилке. Мерин ответил на его зов. Он направился к нам сначала шагом, потом перешел на рысь, и, в конце концов уже бежал к нам широким галопом. Он быстро покрыл отделявшее нас расстояние и встал рядом с Баком, как бы говоря: "Эй, ну где тебя столько времени носило? Я заждался".
Как и в прошлый раз я попросил Бака подвинуться к мерину, чтобы я мог привязать его за недоуздок к рожку седла. В этот раз, однако, я делал это совершенно свободно, как если бы конь всю жизнь только этого и ждал. Он позволил мне натянуть на него недоуздок и спокойно застегнуть его. Я так думаю, мерину, как и нам, уже хватило на сегодня развлечений. Таким образом, наше злоключение было окончено, и мы вскоре все втроем бодро шли домой, а садившееся солнце бросало последние вечерние лучи на гору.
На следующий день я поседлал Бака, и мы пошли к месту возле старого заброшенного кемпинга, где он вчера обнаружил мерина. Я раньше никогда там не ходил. Одной из причин того было то, что кемпинг был частной собственностью. Мы спросили разрешения и прошли его поперек. Это не заняло много времени и вскоре мы уже поднимались по нашей вчерашней горе вокруг одного из склонов. Тропинка шла по открытому лугу примерно семьсот метров с небольшим уклоном и, прежде чем слиться с той памятной развилкой, уходила через лес на северо-запад. От развилки до места, где мы в итоге нашли беглеца, было меньше полутора километров. От кемпинга мы дошли всего минут за тридцать. И, должен сказать, эти тридцать минут тогда изменили мой мир.
Я покачал головой и потрепал Бака по шее. Это было все, что я мог сделать, чтобы попытаться загладить свою вину. Оба мы знали, что я должен был тогда его послушаться. Вместо этого нам пришлось пройти через совершенно лишние трудности. Мы втроем были после этого приключения вымотаны, совершенно напрасно было потрачено ценное на конюшне дневное время, да и мерин подвергался ненужной опасности, пока мы бродили по серпантину тропинки. Всего этого можно было избежать. Всего-навсего надо было поверить, что Бак знает, что делает.
Так получается, что мы, люди, не запрограммированы думать таким образом. Мы обычно думаем, что мы умнее лошадей и что наши решения всегда правильные. За время, проведенное с лошадьми, я совершенно точно понял, что наши отношения должны быть обоюдными. Мы должны и «получать» и «отдавать». Тогда есть вероятность, что лошади будут воспринимать нас настоящими лидерами. Хорошо, если они могли бы почувствовать, что мы им действительно доверяем в определенных ситуациях. В крайнем случае, мы могли бы показать, что готовы идти с ними на компромисс. Даже в ситуации, когда мы уверены в собственной правоте. Другими словами, нам надо время от времени давать им хотя бы половину шанса.