Десницкий: "И с тем же жаром, с той же самоотверженностью одни бросились в борьбу за политические права и демократию, другие стали возрождать православие".
Потрясающе точно Вознесенский сказал об этом в своем последнем в жизни интервью (Дм. Быков, «Собеседник» 10 марта 2010) - Почему все-таки выдохлась оттепель? Ее прикрыли или она сама закончилась по внутренним причинам? - Я думаю, ее бы никто не смог прикрыть, если бы она развивалась. Но она именно выдохлась, и это понимают немногие - было видно тогда, изнутри… Антисталинский посыл закончился довольно рано - все уже было сказано на ХХ съезде. Надо было идти дальше. Чтобы дальше идти, нужно было опираться на что-то более серьезное, чем социализм с человеческим лицом, - или на очень сильный, совершенно бесстрашный индивидуализм, или на религию. У меня, как почти у всех, был серьезный кризис взросления, но он случился раньше официального конца оттепели, задолго до таких ее громких вех, как процесс Синявского и Даниэля или танки в Праге. Думаю, это был год шестьдесят четвертый. Выход был - в религиозную традицию, в литургические интонации, но это не столько моя заслуга, сколько генетическая память, которая подсказала их. Вознесенские - священнический род. Мне кажется, я после оттепели писал интересней. Хотя в «Мозаике» особенно стыдиться нечего. Перед поэтом встает ряд сложнейших задач, для себя самого он пытается ответить на главный вопрос: «Возможно ли свободно писать и говорить в стране, где свобода отсутствует?»...
Это из статьи о Вознесенском, которую я сейчас пишу. Андрей Сергеевич, можете что-нибудь добавить?
Десницкий: "И с тем же жаром, с той же самоотверженностью одни бросились в борьбу за политические права и демократию, другие стали возрождать православие".
Потрясающе точно Вознесенский сказал об этом в своем последнем в жизни интервью (Дм. Быков, «Собеседник» 10 марта 2010)
- Почему все-таки выдохлась оттепель? Ее прикрыли или она сама закончилась по внутренним причинам?
- Я думаю, ее бы никто не смог прикрыть, если бы она развивалась. Но она именно выдохлась, и это понимают немногие - было видно тогда, изнутри… Антисталинский посыл закончился довольно рано - все уже было сказано на ХХ съезде. Надо было идти дальше. Чтобы дальше идти, нужно было опираться на что-то более серьезное, чем социализм с человеческим лицом, - или на очень сильный, совершенно бесстрашный индивидуализм, или на религию. У меня, как почти у всех, был серьезный кризис взросления, но он случился раньше официального конца оттепели, задолго до таких ее громких вех, как процесс Синявского и Даниэля или танки в Праге. Думаю, это был год шестьдесят четвертый. Выход был - в религиозную традицию, в литургические интонации, но это не столько моя заслуга, сколько генетическая память, которая подсказала их. Вознесенские - священнический род. Мне кажется, я после оттепели писал интересней. Хотя в «Мозаике» особенно стыдиться нечего.
Перед поэтом встает ряд сложнейших задач, для себя самого он пытается ответить на главный вопрос: «Возможно ли свободно писать и говорить в стране, где свобода отсутствует?»...
Это из статьи о Вознесенском, которую я сейчас пишу. Андрей Сергеевич, можете что-нибудь добавить?
Reply
Ну что я тут добавлю к его словам - я ведь не жил тогда...
Reply
Leave a comment