Бог идет сквозь нас, как ток через провод
Философ Михаил ЭПШТЕЙН - о религии после атеизма
http://www.novayagazeta.ru/arts/60376.html
Сохраню несколько абзацев:
- В конце 1970-х - начале 1980-х гг. все больше людей уходило от атеизма, но не все присоединялись к определенным религиям. Понятие «бедная вера» сформировалось в 1982 году по аналогии с «бедным театром» Ежи Гротовского. В этом театре не было ни сцены, ни костюмов, ни масок, ни бутафории - актеры просто жили на пределе своей человечности и вовлекали в процесс зрителей. Они не перевоплощались, а как бы развоплощались. У бедной веры тоже нет ничего, кроме прямого предстояния Богу. Ни храмов, ни обрядов, ни догм, только обращенность к Богу здесь и сейчас, один на один. «Бедный» звучит не пренебрежительно; вообще это слово в религиозном контексте имеет положительную коннотацию. «Блаженны нищие во имя духа». И слово «бедный» этимологически родственно латинскому fides, «верa». Связь такая: «Быть бедным, неимущим - приносить жертву - верить в Бога».
- У Толстого поиск надконфессиональной веры сочетался с резкой критикой конфессий, прежде всего православия, как суеверия, как язычества, как идолопоклонства. Это один тип надконфессиональности.
Другой - универсализм Даниила Андреева, чья книга «Роза мира» была чрезвычайно популярна в позднесоветские и постсоветские годы. Перспектива объединения всех существующих конфессий в «Розу мира», где все церкви выступают как лепестки «интер-религии».
Есть путь к надконфессиональному изнутри конкретной конфессии - путь, скажем, Александра Меня. Он в православии пытался подчеркнуть его универсалистские, экуменические аспекты, что вызвало ярость многих его со-верников и, возможно, привело к гибели этого великого исповедника и проповедника
Есть, условно говоря, путь мыслителя Григория Померанца: экзистенциальное соприкосновение с разными религиозными традициями и попытка построить надконфессиональное через сопереживание их духовному опыту. «Бедная вера», пожалуй, ближе всего к этому варианту.
- Естественно, у человека есть потребность веры. Но она часто переходит в своего рода фетишизм. Культовые умонастроения 1970-х - начала 1980-х я постарался представить в книге «Новое сектантство». Там описаны и пушкинианцы, и кровосвятцы, и доброверы, и домовитяне, и пищесвятцы, и прочие представители этой обмирщенной религиозности, переходящей в обрядоверие. «Опредмеченная вера», перенесенная на вещи, идеи или людей, - это суеверие. Борьба веры с суеверием во многом и определяет духовную историю человечества.
- Но и сейчас религия для многих сводится к обрядам по праздникам.
- Это и есть форма идолопоклонства, когда вера в живого Бога подменяется верой в обряд. Критика такого фарисейства, убиения духа буквой, - в Евангелии, а также в Талмуде: «Суббота должна служить вам, а не вы субботе». Главными противниками Иисуса были не атеисты, а фарисеи, считавшие себя праведниками, исполнявшие каждую букву закона. Именно их он и обличал прежде всего. Но фарисейство, увы, возрождается на почве любой религии, в том числе и христианства.
-...Крупнейший теолог XX века Карл Барт писал, что религия, как система доктрин и ритуалов, имеет право на существование только тогда, когда она постоянно отвергает саму себя. Вместо этого она укрепляет свои стены, золотит свои храмы - да и хоромы своих иерархов. Сейчас борьба между верой и религией составляет душевное напряжение очень многих людей.
- Церковь все больше стремится к слиянию с государством и даже подчинению его, к проникновению в систему образования, диктату оценок в искусстве.
- Это печально для многих мыслящих верующих. Современная РПЦ в лице своих «религархов» отождествляет себя с правящим режимом. И если он рухнет, это не сможет не отозваться болезненно на судьбе церкви, как произошло и в 1917 г. Рухнула монархия - а вместе с ней и церковь, которая пела ей осанну и служила ей духовной опорой. Но у монархии все-таки были глубокие, многовековые корни в России, а что побуждает церковь идти на столь тесное сближение с постсоветской автократией и клептократией? Значит, уроки из истории не были извлечены.
- «Государство, выстроенное на христианских ценностях» - это оксюморон. В Евангелии сказано: «Кесарю кесарево, а Богу Богово». Если государство превращается в церковь или церковь в государство - это уже Великий Инквизитор.
- Но с чем вера может соединяться? По-своему верующим и даже страдающим во благо людей был Великий Инквизитор у Достоевского. Судя по нынешней политике, которая все больше разжигает в обществе агрессию, натравливает сильных на слабых, поощряет злобу и нетерпимость, - такая вера близка «святобесию». Человек, считая, что борется с бесами, сам впадает в бесовское одержание. Как говорил Григорий Померанц, демон - это ангел с пеной, закипающей на губах. Святобесие, святозлобие - хорошо знакомое нам по русской истории явление. Показателен случай с Pussy Riot. Истово верующие, с пеной на губах, ради защиты того, что им представляется священным, - готовы сажать и казнить. Агрессия ищет излияния и находит благовидный предлог именно в святыне. «Почему вы так пламенно выступаете против американцев, европейцев, евреев, кавказцев, католиков, либералов, волонтеров, академиков, оппозиционеров, иностранных спонсоров, сексуальных меньшинств?» - «А мы за Бога!» Так истерически взвинченная вера становится орудием ненависти.
- Современная наука в гораздо большей степени, чем наука XIX века, располагает к вере в сотворение мира и бессмертие души. Согласно антропному принципу в космологии, все физические постоянные во Вселенной, вплоть до миллиардных долей, ровно таковы, чтобы в ней мог возникнуть человек, наблюдатель. В науке возрождается телеологический аргумент: природа обнаруживает такой высокий уровень упорядоченности и целесообразности, который заставляет предположить разумную деятельность Создателя. Еще Эйнштейн восхищался «безграничной разумностью», проявляющейся в деталях картины мира, и называл это восхищение основой религии. Это отличает современную науку от позитивистской науки середины XIX века.
- Например, жизнь с точки зрения генетики - это не «способ существования белковых тел», как считал материалист Энгельс, а способ передачи информации, особым образом организованный язык. Причем информация - первопринцип не только живой материи, но и Вселенной в целом. «В начале был бит», - заявляет физик фон Байер в книге «Информация: новый язык науки», явно отсылая к евангельскому «В начале было Слово». О Вселенной как о гигантском компьютере, где каждая частица и атом выполняют работу вычисления, - и недавно вышедшая на русском книга американского ученого-электронщика Сета Ллойда «Программируя Вселенную».
Все это противостоит пещерному материализму и позволяет говорить об органической связи научного и религиозного мировоззрения. Так было от Пифагора, для которого математика и религия были двумя аспектами миропознания, до физика-богослова Ньютона и Эйнштейна, говорившего, что наука без религии хрома, а религия без науки слепа. Большая наука вдохновляется большой метафизикой, представлением о том, что мы можем не просто описать окружающий мир, но и что-то в нем объяснить. Это объяснение приводит к выводам о разумности того, что познаем. И о родственности высшему разуму нашего разума.
- У меня в книге есть глава «Научно-технический аргумент бытия Бога». Мы постепенно учимся создавать виртуальные миры, почти неотличимые от «реального» и воздействующие на все органы чувств, - тем больше оснований полагать, что и окружающий нас мир тоже создан. Чем выше наше техническое могущество, наша способность создавать искусственный разум - тем больше мы можем постигать созданность нашего мироздания и нас самих. Развитие науки и техники работает не против, а за ту гипотезу, что мир сотворен. Творец - не предмет естественных наук, а условие нашей внутренней жизни, нашей субъектности - и сам Сверхсубъект. Но и с точки зрения современной науки существование Бога вероятнее, чем с точки зрения как донаучного, так и позитивистского мировоззрения. Как дикарю объяснить, что все волосы на голове человека сочтены? А человек, работающий с компьютером и флешкой, понимает, что в минимуме вещества может заключаться энциклопедия всех знаний; что можно переписать информацию с одного диска на другой, потом выбросить диск, а информацию сохранить. Такому человеку легче поверить в бессмертие души. Век электронных коммуникаций постоянно напоминает нам: материальная форма существования не является единственной. И это не может не сказываться на дальнейшем росте и усложнении религиозного сознания.
http://www.novayagazeta.ru/arts/60376.html
Сохраню несколько абзацев:
- В конце 1970-х - начале 1980-х гг. все больше людей уходило от атеизма, но не все присоединялись к определенным религиям. Понятие «бедная вера» сформировалось в 1982 году по аналогии с «бедным театром» Ежи Гротовского. В этом театре не было ни сцены, ни костюмов, ни масок, ни бутафории - актеры просто жили на пределе своей человечности и вовлекали в процесс зрителей. Они не перевоплощались, а как бы развоплощались. У бедной веры тоже нет ничего, кроме прямого предстояния Богу. Ни храмов, ни обрядов, ни догм, только обращенность к Богу здесь и сейчас, один на один. «Бедный» звучит не пренебрежительно; вообще это слово в религиозном контексте имеет положительную коннотацию. «Блаженны нищие во имя духа». И слово «бедный» этимологически родственно латинскому fides, «верa». Связь такая: «Быть бедным, неимущим - приносить жертву - верить в Бога».
- У Толстого поиск надконфессиональной веры сочетался с резкой критикой конфессий, прежде всего православия, как суеверия, как язычества, как идолопоклонства. Это один тип надконфессиональности.
Другой - универсализм Даниила Андреева, чья книга «Роза мира» была чрезвычайно популярна в позднесоветские и постсоветские годы. Перспектива объединения всех существующих конфессий в «Розу мира», где все церкви выступают как лепестки «интер-религии».
Есть путь к надконфессиональному изнутри конкретной конфессии - путь, скажем, Александра Меня. Он в православии пытался подчеркнуть его универсалистские, экуменические аспекты, что вызвало ярость многих его со-верников и, возможно, привело к гибели этого великого исповедника и проповедника
Есть, условно говоря, путь мыслителя Григория Померанца: экзистенциальное соприкосновение с разными религиозными традициями и попытка построить надконфессиональное через сопереживание их духовному опыту. «Бедная вера», пожалуй, ближе всего к этому варианту.
- Естественно, у человека есть потребность веры. Но она часто переходит в своего рода фетишизм. Культовые умонастроения 1970-х - начала 1980-х я постарался представить в книге «Новое сектантство». Там описаны и пушкинианцы, и кровосвятцы, и доброверы, и домовитяне, и пищесвятцы, и прочие представители этой обмирщенной религиозности, переходящей в обрядоверие. «Опредмеченная вера», перенесенная на вещи, идеи или людей, - это суеверие. Борьба веры с суеверием во многом и определяет духовную историю человечества.
- Но и сейчас религия для многих сводится к обрядам по праздникам.
- Это и есть форма идолопоклонства, когда вера в живого Бога подменяется верой в обряд. Критика такого фарисейства, убиения духа буквой, - в Евангелии, а также в Талмуде: «Суббота должна служить вам, а не вы субботе». Главными противниками Иисуса были не атеисты, а фарисеи, считавшие себя праведниками, исполнявшие каждую букву закона. Именно их он и обличал прежде всего. Но фарисейство, увы, возрождается на почве любой религии, в том числе и христианства.
-...Крупнейший теолог XX века Карл Барт писал, что религия, как система доктрин и ритуалов, имеет право на существование только тогда, когда она постоянно отвергает саму себя. Вместо этого она укрепляет свои стены, золотит свои храмы - да и хоромы своих иерархов. Сейчас борьба между верой и религией составляет душевное напряжение очень многих людей.
- Церковь все больше стремится к слиянию с государством и даже подчинению его, к проникновению в систему образования, диктату оценок в искусстве.
- Это печально для многих мыслящих верующих. Современная РПЦ в лице своих «религархов» отождествляет себя с правящим режимом. И если он рухнет, это не сможет не отозваться болезненно на судьбе церкви, как произошло и в 1917 г. Рухнула монархия - а вместе с ней и церковь, которая пела ей осанну и служила ей духовной опорой. Но у монархии все-таки были глубокие, многовековые корни в России, а что побуждает церковь идти на столь тесное сближение с постсоветской автократией и клептократией? Значит, уроки из истории не были извлечены.
- «Государство, выстроенное на христианских ценностях» - это оксюморон. В Евангелии сказано: «Кесарю кесарево, а Богу Богово». Если государство превращается в церковь или церковь в государство - это уже Великий Инквизитор.
- Но с чем вера может соединяться? По-своему верующим и даже страдающим во благо людей был Великий Инквизитор у Достоевского. Судя по нынешней политике, которая все больше разжигает в обществе агрессию, натравливает сильных на слабых, поощряет злобу и нетерпимость, - такая вера близка «святобесию». Человек, считая, что борется с бесами, сам впадает в бесовское одержание. Как говорил Григорий Померанц, демон - это ангел с пеной, закипающей на губах. Святобесие, святозлобие - хорошо знакомое нам по русской истории явление. Показателен случай с Pussy Riot. Истово верующие, с пеной на губах, ради защиты того, что им представляется священным, - готовы сажать и казнить. Агрессия ищет излияния и находит благовидный предлог именно в святыне. «Почему вы так пламенно выступаете против американцев, европейцев, евреев, кавказцев, католиков, либералов, волонтеров, академиков, оппозиционеров, иностранных спонсоров, сексуальных меньшинств?» - «А мы за Бога!» Так истерически взвинченная вера становится орудием ненависти.
- Современная наука в гораздо большей степени, чем наука XIX века, располагает к вере в сотворение мира и бессмертие души. Согласно антропному принципу в космологии, все физические постоянные во Вселенной, вплоть до миллиардных долей, ровно таковы, чтобы в ней мог возникнуть человек, наблюдатель. В науке возрождается телеологический аргумент: природа обнаруживает такой высокий уровень упорядоченности и целесообразности, который заставляет предположить разумную деятельность Создателя. Еще Эйнштейн восхищался «безграничной разумностью», проявляющейся в деталях картины мира, и называл это восхищение основой религии. Это отличает современную науку от позитивистской науки середины XIX века.
- Например, жизнь с точки зрения генетики - это не «способ существования белковых тел», как считал материалист Энгельс, а способ передачи информации, особым образом организованный язык. Причем информация - первопринцип не только живой материи, но и Вселенной в целом. «В начале был бит», - заявляет физик фон Байер в книге «Информация: новый язык науки», явно отсылая к евангельскому «В начале было Слово». О Вселенной как о гигантском компьютере, где каждая частица и атом выполняют работу вычисления, - и недавно вышедшая на русском книга американского ученого-электронщика Сета Ллойда «Программируя Вселенную».
Все это противостоит пещерному материализму и позволяет говорить об органической связи научного и религиозного мировоззрения. Так было от Пифагора, для которого математика и религия были двумя аспектами миропознания, до физика-богослова Ньютона и Эйнштейна, говорившего, что наука без религии хрома, а религия без науки слепа. Большая наука вдохновляется большой метафизикой, представлением о том, что мы можем не просто описать окружающий мир, но и что-то в нем объяснить. Это объяснение приводит к выводам о разумности того, что познаем. И о родственности высшему разуму нашего разума.
- У меня в книге есть глава «Научно-технический аргумент бытия Бога». Мы постепенно учимся создавать виртуальные миры, почти неотличимые от «реального» и воздействующие на все органы чувств, - тем больше оснований полагать, что и окружающий нас мир тоже создан. Чем выше наше техническое могущество, наша способность создавать искусственный разум - тем больше мы можем постигать созданность нашего мироздания и нас самих. Развитие науки и техники работает не против, а за ту гипотезу, что мир сотворен. Творец - не предмет естественных наук, а условие нашей внутренней жизни, нашей субъектности - и сам Сверхсубъект. Но и с точки зрения современной науки существование Бога вероятнее, чем с точки зрения как донаучного, так и позитивистского мировоззрения. Как дикарю объяснить, что все волосы на голове человека сочтены? А человек, работающий с компьютером и флешкой, понимает, что в минимуме вещества может заключаться энциклопедия всех знаний; что можно переписать информацию с одного диска на другой, потом выбросить диск, а информацию сохранить. Такому человеку легче поверить в бессмертие души. Век электронных коммуникаций постоянно напоминает нам: материальная форма существования не является единственной. И это не может не сказываться на дальнейшем росте и усложнении религиозного сознания.