Третья стадия кризиса

[aillarionov]

Интервью New Times

Мир вошел в новую стадию кризиса, утверждает экономист Андрей Илларионов.
Деловые газеты и журналы сегодня все больше напоминают похоронные информбюллетени. Один из последних номеров The Economist - самого авторитетного бизнес-издания мира - вышел под заголовком «Коллапс обрабатывающей промышленности». Без знака вопроса - как констатация уже свершившегося факта. Чего еще ждать - расспрашивал The New Times

Андрей Илларионов - Евгении Альбац

Для того, чтобы представить масштаб происходящих событий, надо вернуться немного назад и посмотреть, через какие стадии кризиса мы уже прошли. Этих стадий было, как минимум, уже три.

Первая стадия: с августа до примерно середины октября прошлого года, с пиком в сентябре - финансовый кризис. Именно тогда происходило существенное падение индексов фондовых рынков. Именно тогда обнаружились серьезные проблемы в коммерческих банках. Именно тогда произошло несколько банкротств крупнейших финансовых учреждений США. Но уже с конца октября падение фондовых индексов на биржах мира практически приостанавливается. Восстанавливается кредитоспособность в целом кредитной системы. И аналитики, глядя на реальные балансы финансовых институтов, говорят: денег в финансовой системе достаточно. Причем и в США, и в Европе, и в России. Так что в краткосрочной перспективе, судя по всему, проблем с недостатком ликвидности, похоже, нет.

Хорошая новость…
Не совсем. Есть среднесрочная проблема, связанная с тем, что капиталы многих банков мира существенно уступают их активам, то есть тем кредитам, которые эти банки выдали. Для европейских, в том числе и швейцарских банков, это соотношение выросло до совершенно фантастического - 30:1. То есть кредитов выдано в 30 раз больше, чем собственный капитал банка. И это означает, что в случае даже небольших проблем с невозвратом кредитов эти банки оказываются банкротами. Пока этого в массовом маштабе еще не происходит. И потому мировая банковская система замерла в ожидании, полном нескрываемого ужаса: произойдет или нет, и если произойдет, то где, когда и в каких масштабах. Хотя в некоторых странах - в Исландии, странах Балтии, в Венгрии, банкротства уже начались.
Но в целом термин «credit crunch» - дефицит кредитных ресурсов - на данный момент ситуации соответствует не вполне.

Вторая стадия?
Вторая стадия: ноябрь-декабрь 2008 года, производственный кризис. В ноябре прошлого года выяснилось, что финансовый кризис привел к радикальному сокращению промышленного производства, причем к сокращению - фактически на пределе или даже за пределами исторических рекордов, установленных ранее для многих стран. Среди отраслей, где падение было особенно резким, оказалась прежде всего черная металлургия. Она была первой. На втором месте - сокращение производства в химии и нефтехимии. И на третьем месте - в машиностроении. В декабре резкое сокращение выпуска в черной металлургии продолжилось. Декабрь был, очевидно, месяцем максимальных темпов спада металлургического производства в мире. Хотя еще раз подчеркну, что в разных странах индивидуальная динамика была разной.

Но сегодня все говорят прежде всего об обрабатывающей промышленности.
Да, в январе кризис, судя по всему, перешел в третью стадию: в лидеры падения вышло машиностроение. Объемы продукции машиностроения сокращаются во многих странах мира, не только в России. Они падают и в Соединенных Штатах, и в Европе, и в Японии, и на Тайване, и в Китае. Причем падают резко, темпами, которые, как выясняется, превышают темпы сокращения объемов металлургического производства... Когда на Украине за 6 месяцев объемы выпуска в металлургии упали на 60% - это воспринималось (и справедливо воспринималось) как абсолютная катастрофа, аналогов которой ни на Украине, ни в других странах мира так сразу и не припомнишь. Но то, что произошло в январе, оказалось опрокидывающим любые ожидания. В России объемы машиностроительного производства рухнули за один месяц более чем на треть. А за 8 месяцев они упали на 63%, или в годовом измерении на 78%. Таким образом, весь прирост машиностроительного производства, достигнутый после августа 1998-го года, фактически оказался ликвидированным. Ни в истории нашей страны, ни в истории ряда других стран таких темпов падения производства еще не наблюдалось.

Чем же можно объяснить, что индекс промышленного производства в России упал столь резко - на 16%, тогда как в Великобритании, по данным The Economist, на 4,4%, в Германии - на 6,8%, в Японии - на 12%. Правда, на Тайване еще больше - 21,7%?
Хороший вопрос. И не просто хороший вопрос, это вопрос, на который пока трудно ответить - пока нет достаточной информации. Одно понятно точно: катастрофа с металлургией и машиностроением не связана с динамикой цен на нефть. Вот это я хотел бы, насколько это возможно, четко и определенно заявить. Как мы хорошо знаем, в течение последних 10 лет у нас в стране шла и по-прежнему идет довольно интенсивная дискуссия по поводу роли энергетики в целом и нефти в частности в экономическом, политическом, институциональном и прочем развитии страны. Точки зрения активных участников дискуссии хорошо известны. Крайние позиции выглядят примерно следующим образом: одна позиция - нефть, газ и т.д. - это мотор и ресурс экономического роста, другая позиция - это препятствие экономического роста. Между этими позициями - различные промежуточные варианты.
Как известно, многие известные прогнозы российской экономической динамики и течения российского экономического кризиса основывались на динамике мировых и, соответственно, российских цен на нефть. В очередной раз подтвердилось то, что вот уже по крайней мере последние несколько лет мне не раз приходилось отстаивать: нефть невиновна. По крайней мере, в таких темпах и в такой структуре экономического спада. По сравнению со своим пиком в июле прошлого года цена на нефть к марту упала в 3-3,5 раза. При этом объемы производства нефти в России остаются практически на том же уровне, что были полгода и год назад - сокращение произошло лишь на десятые доли процента. Причем это сокращение стартовало два года назад, то есть еще до начала нынешнего кризиса. Причем всю осень и два первых месяца зимы мировые цены на нефть колебались в основном между $40 и $50 за баррель, то есть примерно на уровне среднегодовых цен 2004-2005 годов, когда темпы годового экономического роста в России достигали 6-8%. Так что первый вывод: нефть ни при чем.
Другая часто называемая причина нынешнего кризиса - проблемы с платежным балансом. Но платежный баланс по текущим операциям в России по-прежнему остается положительным. Это правда, его размеры немного сократились по сравнению с летом прошлого года. Тем не менее он по-прежнему остается положительным - настолько положительным, что связать его каким-либо образом с нынешним промышленным спадом в России совершенно невозможно.
Еще одна часто называемая причина кризиса - бюджетная политика. Она, прямо скажем, не без греха, особенно в последние годы. Однако следует признать, что в течение последнего десятилетия несмотря на всю критику, высказывавшуюся как мной, так и многими другими коллегами, а, может быть, отчасти и благодаря такой критике, а также прежде всего болезненному опыту 1990-х годов, бюджетная политика в целом проводилась все-таки с точки зрения преобладающих международных стандартов на достаточно приличном уровне.
Тогда почему же наш кризис оказывается столь заметно более глубоким, настолько более резким, чем в других странах?

Ну не томите… Почему?
На мой взгляд, главной проблемой для России сегодня является не столько бюджетная политика и уж точно не конъюнктура мировых цен - проблемой является российская институциональная база. За последние 5-6 лет произошла существенная деградация институциональной структуры российской экономики и всего российского общества, связанная с деградацией прав собственности, отсутствием независимого суда, с принятием решений, основанных не на экономической эффективности, а на политической целесообразности. Собственно, в другой форме, но мы это уже переживали в Советском Союзе - брежневский застой и был ярким результатом загнивания институтов советского государства и общества. Схожий, но гораздо более динамичный, процесс мы наблюдаем и сейчас.

Другими словами, среда, в которой существует экономика и промышленность, в частности, крайне некомфортна. Главная задача всех последних лет была - застраховать риски: от наезда налоговиков, от захвата рейдерами, от «докторов» в погонах разного рода. Пока были дешевые деньги - хватало и на покрытие рисков, и на закупку сырья, и на социалку рабочим. Как только произошло кредитное сжатие, худо-бедно выстроенная система перестала работать. Поставщик опоздал с комплектующими - а суда на него нет, банк требует вернуть кредит, а другого нет, «крыши» берут как будто завтра апокалипсис, а правоохранителей, которые могли бы от них защитить, нет. Одна из важнейших работ последнего десятилетия - работа Оливера Харта о том, что мир живет в условиях неполных контрактов, то есть контрактов, в которых все не пропишешь, и в суд с ними не пойдешь. Следовательно, доверие между субъектами рынков - экономических, политических - становится важнейшим институтом. Если этого доверия нет - а в условиях нашей жизни, когда обмануть, надуть является способом выживания, его нет по определению, а привычные связи тоже перестали работать - все и валится. Так?
Одно очевидно: тот факт, что страны старого капитализма - Европа и США - по крайней мере пока оказались в значительно меньшей степени подвержены производственному кризису, является, возможно, отражением того, что их институциональная структура оказалась более зрелой, более развитой, более гибкой, более приспособленной к экономическим катаклизмам, чем российская. Когда пришел кризис, российская институциональная структура оказалась неспособной оказать ему какое-либо серьезное сопротивление: ее иммунитет был подорван силовым режимом, и потому экономика отреагировала максимальным сокращением производства.

Промышленность - это рабочие места. Как глубоко будет падать? Где - дно?
Честный ответ на этот вопрос никто вам дать сегодня не сможет. Все прогнозы, дававшиеся в течение последних 9 месяцев, жили в лучшем случае месяц-полтора, а в некоторых случаях - две-три недели. Скорость развития кризиса в мире, и в нашей стране в частности, такова, что традиционные методы отслеживания этого «цунами» и прогнозирования его хода оказались непригодными.

А вариант, при котором вдруг этот кошмар закончится и опять наступит счастье, - существует?
В смысле - возобновление экономического роста?

Хотя бы падение остановится...
Конечно. Причем неизбежно. Я вам больше скажу: это уже случилось.

Где?
В целом ряде стран - в Европе, в Китае, на Украине - возобновился рост производства стали. В Китае рост идет последние два месяца. Он идет очень быстрыми темпами. Вслед за Китаем начался более медленный, с более низкого уровня рост производства стали в Европе. В братской Украине после рекордного спада в ноябре объемы металургического производства растут уже четвертый месяц подряд и уже выросли на 35%.

И что дальше?
А вот как долго кризис будет продолжаться, какие другие отрасли и сектора экономики он затронет, какие новые рекорды спада он установит - не знаю. И, думаю, никто не знает.

Андрей Илларионов - директор Института экономического анализа (Москва), старший научный сотрудник Института Катона (Вашингтон). В 2000-2005 годах был советником по экономике президента РФ.
http://newtimes.ru/magazine/2009/issue105/doc-60727.html