(no subject)
Скуку - вот что больше всего не любил Андрей, Андрейка, Дрон, в поездках на всё лето на дачу. Телевизор показывал всего два канала, рыбалка надоедала через пару недель, а деревенские, с которыми он должен был "стать настоящими друзьями" оказывались невнятными уродами, норовящими украсть понравившуюся вещь, или сожрать всё, что есть в холодильнике. Местная библиотека не давала больше трёх книг на руки и работала раз в неделю. Через месяц скука сменилась тоской - начался "сезон дождей", то есть облажило низкими тучами, влага стояла в воздухе даже под навесом, земля - если возможно коренному москвичу эту чёрную липкую, не смывающуюся дрянь называть землёй - раскисла, и норовила содрать корявое изделие местной резинной фабрики тошнотного цвета "гамашу", а то и выдрать с корнем подошву у заношенного кроссовка. Последней каплей стала воспалившаяся десна и невозможность выехать в райцентр. Через три дня анальгин кончился и следующие два дня стали мутным кошмаром, прекратившимся только глубокой, полной невнятного нытья и ёрзаний в перекрученной и слипшейся от пота кровати, ночью, вместе с выпавшим из невероятно распухшей десны зубом. К утру десна немного спала, голова не кружилась, и ёжась от ледяного прикосновения резины, Андрей побрёл в туалет. Гамаши тут же принялись натирать щиколотки, туалетная бумага оказалась подмокшей, а из ямы, накрытой двумя досками с прорезью несло так, что на глаза навернулись слёзы, а ком поднялся к самым зубам и там принялся настойчиво толкаться. Выскочив наконец в сад, и судорожно дыша, Андрей решил пройтись, хотя бы вокруг дома, чтобы придти в себя, и остудить горячую, в слипшихся волосах, голову. За домом росли старые, лет по шестьдесят, берёзы, и непролазные дебри вишни. В них то и раздавалось невнятное мяуканье. Андрей насторожился, и полез, раздвигая ветви. Катёнок был маленький, мокрый, одноглазый, и услышав шаги принялся орать громче, а за протянутую руку цапнул зубами, и удрал. Недалеко - убежать из этого закутка было трудно, это Андрей хорошо знал. Во второй раз котёнок располосовал кожу на запястье когтями. Озверев, Андрей был готов убить мерзкую тварь, которой хотел помочь, а она, тварь!.. На глаза попалась сетка для картошки, длинная кишка из нейлоновых кручёных нитей, изгвазданная в земле. В боку обнаружилась изрядная дыра, но как раз она удачно накрыла не успевшего отпрыгнуть котёнка, и через несколько секунд осторожной возни и воплей, мохнатая тварь болталась в сетке и орала. Орала всё громче и несчастней, режущие уши "Ма-а-у-у-у!" заставляли съёживаться, а неизвестный голос орал изнутри "Плохой Мальчик! Не Трогай! Брось!!!". От злобы и обалдения Андрей бестолково потыкался по кустам, выбрался наконец из зарослей, и попытался погладить котёнка, но острые зубы впились в пальцы и уже ничего не соображая от боли, Андрей стукнул мешком о землю. На пару мгновений вой стих. А потом разразился с новой силой, от несчастных воплей закладывало уши, казалось на пронзительное "Ми-ау-у-у!.." сейчас сбежится вся деревня... Ухватил сетку за хвост, Андрей тяжело взмахнул ей, и гулко ударил о раскисшую землю. Вой стих. Через несколько бьющих в уши ударов сердца из сетки проскрежетало, потом пискнуло и тихонечко заныло... Андрей размахнулся сильнее, и сетка с треском полетела сквозь кусты. В старые доски коротко грохнуло и сетка прошелестела по ним, зашуршала по траве.... И всё стихло. Андрей постоял несколько минут, в каком-то отупении, чувствуя что-то невыразимо сладкое внизу живота, а потом, хлюпая гамашами, пошёл в дом.
В конце августа, убираясь во дворе, Андрей вместе с кучей листвы сгрёб и по-воровски сжёг сетку с мешаниной из подгнившего меха и косточек на компостной куче.