Первый обман - как первая любовь
Зима на улице, мороз под 40, а нам всё нипочём. Год примерно 80-й. Под окнами нашей девятиэтажки строят садик, разрыли землю глубокими траншеями, навалили кучи вперемешку со снегом высотой до пятого этажа - для детей самая благоприятная обстановка.
Дети только с виду нежные. Они сделаны из хитрого материала, гораздо прочнее взрослых, я по себе знаю. Детям не холодно, не мокро и не жарко. Прыгни дитё с тридцатого этажа, проедь по нему танк, упади на него телевышка - ничего не будет, постоит растерянно секунду, повертит головой очумело - и побежит дальше. Но с одним условием - если оно само этого хочет. Если не хочет - обидится, конечно, и заплачет. И маме расскажет.
Играем мы в войнушку на этих дивных холмах, падаем со склонов в ямы, бегаем по снежным кручам. У всех какие-то обычные пластмассовые ружьишки и автоматы из магазина, но я не такой. Меня распирает от гордости.
...Отец очень любил мастерить что-то своими руками, он родился в деревне. Потом серьезно поднялся по карьерной лестнице и стал занимать высокие должности - а любовь эта осталась. И он частенько вместе о мной изобретал что-нибудь на даче. Этим летом он мне ружьё сделал - на зависть! С деревянным тяжёлым прикладом, словно настоящее. Он брал листы толстой фанеры, рисовал на них карандашом вид ружья сбоку, и выпиливал лист. Потом другой, и так далее. Потом склеил листы, скрутил шурупами, обработал наждачкой, покрыл лаком - получилось ружьё из цельного куска дерева.
И оно стреляло выше девятиэтажки! Натягивалась резина "бинтовуха" как у рогатки, в направляющие вкладывалась стрела, я спускал курок - и стрела летела! На всем массиве никто не имел такого ружья. Оно было важным элементом моего имиджа и авторитета, как бубен у шамана.
С этим ружьём я и вышел зимой играть, чтобы быть круче всех. Стрелу мне родители не дали, чтобы не убил кого-нибудь. С нами играл один парнишка. Никто его не знал, но он как-то сразу влился в компанию. И вот после пары часов войны он говорит - мол, война надоела, давайте в прятки поиграем, а я голить буду. Как-то он сумел убедить нас, и мы, побросав игрушки, разбежались прятаться, а он, закрыв глаза, считал.
...Так мы его и не дождались (улыбка). Потом, постепенно собравшись на прежнем месте, большинство нашли свои игрушки, а вот моё ружьё пропало. Мне не хотелось жить, и я долго молча стоял на склоне, хотя все уже разошлись. Если б удалось тогда найти этого парня, я мог бы совершить убийство. Дело даже не в ружье и пошатнувшемся авторитете шамана без священных регалий.
Я и не подозревал, что когда-нибудь жизнь может так обойтись со мной! Это было как подлый, именно подлый плевок в спину исподтишка от лучшего друга - со стороны самой жизни! Или камень, брошенный из-за угла. С тех пор никогда не доверяю полностью ни жизни, ни людям.
Дети только с виду нежные. Они сделаны из хитрого материала, гораздо прочнее взрослых, я по себе знаю. Детям не холодно, не мокро и не жарко. Прыгни дитё с тридцатого этажа, проедь по нему танк, упади на него телевышка - ничего не будет, постоит растерянно секунду, повертит головой очумело - и побежит дальше. Но с одним условием - если оно само этого хочет. Если не хочет - обидится, конечно, и заплачет. И маме расскажет.
Играем мы в войнушку на этих дивных холмах, падаем со склонов в ямы, бегаем по снежным кручам. У всех какие-то обычные пластмассовые ружьишки и автоматы из магазина, но я не такой. Меня распирает от гордости.
...Отец очень любил мастерить что-то своими руками, он родился в деревне. Потом серьезно поднялся по карьерной лестнице и стал занимать высокие должности - а любовь эта осталась. И он частенько вместе о мной изобретал что-нибудь на даче. Этим летом он мне ружьё сделал - на зависть! С деревянным тяжёлым прикладом, словно настоящее. Он брал листы толстой фанеры, рисовал на них карандашом вид ружья сбоку, и выпиливал лист. Потом другой, и так далее. Потом склеил листы, скрутил шурупами, обработал наждачкой, покрыл лаком - получилось ружьё из цельного куска дерева.
И оно стреляло выше девятиэтажки! Натягивалась резина "бинтовуха" как у рогатки, в направляющие вкладывалась стрела, я спускал курок - и стрела летела! На всем массиве никто не имел такого ружья. Оно было важным элементом моего имиджа и авторитета, как бубен у шамана.
С этим ружьём я и вышел зимой играть, чтобы быть круче всех. Стрелу мне родители не дали, чтобы не убил кого-нибудь. С нами играл один парнишка. Никто его не знал, но он как-то сразу влился в компанию. И вот после пары часов войны он говорит - мол, война надоела, давайте в прятки поиграем, а я голить буду. Как-то он сумел убедить нас, и мы, побросав игрушки, разбежались прятаться, а он, закрыв глаза, считал.
...Так мы его и не дождались (улыбка). Потом, постепенно собравшись на прежнем месте, большинство нашли свои игрушки, а вот моё ружьё пропало. Мне не хотелось жить, и я долго молча стоял на склоне, хотя все уже разошлись. Если б удалось тогда найти этого парня, я мог бы совершить убийство. Дело даже не в ружье и пошатнувшемся авторитете шамана без священных регалий.
Я и не подозревал, что когда-нибудь жизнь может так обойтись со мной! Это было как подлый, именно подлый плевок в спину исподтишка от лучшего друга - со стороны самой жизни! Или камень, брошенный из-за угла. С тех пор никогда не доверяю полностью ни жизни, ни людям.