"Бедная Сонечка"
Перечитала воспоминания Софьи Андреевны Толстой (ур. Берс), супруги Льва Николаевича. Вспомнилось, что о ней говорили близкие - отец, в частности: "Бедная Сонечка никогда не будет счастлива вполне". Мало того, что она была от природы склонна к размышлениям и меланхолии, еще и с муженьком "подфартило".
Великий был, конечно, писатель Лев Николаевич, но и мчудило, похоже, редкостный.
Воспоминания начинаются с 1897 года, когда Софье Андреевне было 53 года, а Льву Николаевичу - 69. Удивило меня, насколько социально активными тогда были люди их круга - постоянные гости и визиты, вечная кутерьма и мелькание новых и старых лиц. Это при том, что Толстой продолжал писать (хоть и ленился тоже периодами), а Софья Андреевна занималась переписыванием и корректировками. Софья к тому же много читала, музицировала, охотно посещала концерты, а еще ухаживала за постоянно болеющими детьми - весь дом был на ней.
В тот период она тяжело переживала смерть сына Ванечки, скончавшегося от скарлатины за два года до того в возрасте 7 лет (она родила его в 44), не добавляли ей радости и отношения с мужем - его скупость по отношению к семье, капризы, скрытность, болезни, насмешки над женой.
Вот выдержки из ее дневника:
27 декабря
Льву Николаевичу лучше, сегодня он выходил в сад и охотно ел. Трудно его, вегетарианца, кормить больного. Придумываешь усиленно кушанья. Сегодня дала ему на грибном бульоне суп с рисом, спаржу и артишок, кашку на миндальном молоке манную с рублеными орехами и грушу вареную.
Л.Н.Толстой на коньках возле Московского дома
16 января
Сегодня наша Таня и Маруся Маклакова пересматривали фотографии разных мужчин и переговаривались, за кого бы они пошли замуж. Когда дошли до портрета Льва Николаевича -- обе закричали: "ни за что, ни за что!" -- Да, трудно очень жить под деспотизмом вообще, а под ревнивым -- ужасно!
17 января
Сегодня в банке, дожидаясь, читала газету, и до слез меня огорчает дело убийства рабочих взрывом газа на Макеевских шахтах в Харьковской губернии. Описание похорон, горе родных, убитые лошади, искалеченные люди -- все это ужасно! Убиты те, которые без света, без радости, в вечной работе несли тяжелую трудовую жизнь под землей! А рядом пишут и кричат о деле Дрейфуса в Париже. Как оно мне показалось ничтожно в сравнении с русской катастрофой. (Я так понимаю, Донецк еще был Юзовкой, ни о каком губернском городе речь еще не шла, и Макеевка входила в Харьковскую губернию).
26 января
Сегодня приехала моя сестра Лиза из Петербурга, привозила и читала свои статьи о тарифе, о финансах, о крестьянской общине. Ведь придет же в голову женщине заниматься такими вопросами! А она вся ушла душой в финансы России и постоянно общается с министром Витте. Л. Н. и Дунаев нашли многое очень умно, особенно о тарифе, недавно введенном в России и уже оказавшемся совершенно негодным (Лиза - прототип Веры из "Войны и мира", она была самой сдержанной и холодной из сестер, в юности над Соней посмеивалась).
28 января
Л. Н. опять слишком усиленно разметал снег на катке и катался на коньках. Упражнения гирями тоже начались. Все вместе это сделало то, что опять заболела у него печень, он наелся чечевицы и овсянки не вовремя, а совсем потом не обедал. Сейчас я посылала за Эмсом и дала ему выпить, что он охотно исполнил. Сидит, читает.
Приходила к Льву Николаевичу дама, Коган, и шел разговор о высоких вопросах человеческого назначения и счастия, и о путях к нему.
6 февраля
Л. Н. видела сегодня мало. ... Он бодр опять, но что-то есть в нем сдержанное и скрытое. Не знаю, куда он девал тетрадь своего последнего дневника, и боюсь, что отослал Черткову. Боюсь и спросить его.
Боже мой! Боже мой! Прожили всю жизнь вместе; всю любовь, всю молодость, - все я отдала Л. Н. Результат нашей жизни, что я боюсь его! Боюсь - не быв ни в чем перед ним виноватой! И когда я стараюсь анализировать это чувство боязни, то я поскорей прекращаю этот анализ. С годами и развитием я слишком хорошо поняла многое.
Уже то, что он в дневниках своих последовательно и умно чернил меня, короткими ехидными штрихами очерчивая одни только мои слабые стороны, доказывает, как умно он себе делает венец мученика, а мне бич Ксантиппы.
Господи! Ты нас один рассудишь!
9 февраля
Сегодня Степа брат разговаривал с Львом Николаевичем и Сережей. Я вошла - они замолчали. Я спрашиваю: о чем говорили? Они замялись, потом Л. Н. говорит: "Мы говорили о том, что лучшие (половые) отношения с женщинами - это с простыми крестьянками, но, разумеется, без брака. Как только женятся на крестьянке, так добра не будет".
Я просто ушам не верила. Да, если я не пошла за мужем: в его учениях, то потому, что он никогда не был искренен. Вот и выскочит порой тот настоящий Л. Н., который высказывает свои настоящие мысли.
Да, бедная, бедная я! Ему всегда мешало во мне именно то, что любила все изящное, любила чистоту во всем - и внешнем, и внутреннем. Все это ему было не нужно. Ему нужна была женщина пассивная, здоровая, бессловесная и без воли. И теперь моя музыка его мучит, мои цветы в комнате он осуждает, мою любовь к всякому искусству, к чтению биографии Бетховена или философии Сенеки - он осмеивает... Ну, прожила жизнь, нечего поднимать в сердце все наболелое.
18 февраля
Именины Льва Николаевича и Левы.
Л. Н. не признает празднеств вообще, тем более именины. Леве я подарила очень хорошее английское седло от Циммермана. Весь день просидела за работой: сначала перешивала и чинила серую фланелевую блузу Льва Николаевича; потом вышивала по белому сукну полосу, мою давнишнюю красивую, глупую работу. Когда все гости приходят, то лучше всего при этом шить, а то очень утомительно.
…
Вчера вечером меня поразил разговор Л. Н. о женском вопросе. Он и вчера, и всегда против свободы и так называемой равноправности женщины; вчера же он вдруг высказал, что у женщины, каким бы делом она ни занималась: учительством, медициной, искусством - у ней одна цель: половая любовь. Как она ее добьется, так все ее занятия летят прахом.
Я возмутилась страшно таким мнением и стала упрекать Льву Николаевичу за его этот вечный, - столько заставивший меня страдать, - циничный взгляд его на женщин. Я ему сказала, что он потому так смотрел на женщин, что до 34 лет не знал близко ни одной порядочной женщины. И то отсутствие дружбы, симпатии душ, а не тел, то равнодушное отношение ж моей духовной и внутренней жизни, которое так мучает и огорчает меня до сих пор, которое так сильно обнажилось и уяснилось мне с годами, - то и испортило мне жизнь и заставило разочароваться и меньше любить теперь моего мужа.
19 февраля
…
Л. Н. где-то старательно прячет свой дневник. Всегда прежде я или догадывалась куда, или находила его. Теперь совсем не могу найти и ума не приложу, куда он его кладет.
14 марта
Три вечера мною были проведены так разнообразно, что, при кажущейся ровной моей семейной жизни, удивляешься, как значительно переживаешь свою внутреннюю жизнь. Л. Н. давно не был так нежен и добр ко мне. На другой же день тон его немедленно изменился. …Зная, что все равно бессонницы не дадут мне спать, я просила мужа ложиться без меня, сама разделась, надела халат и туфли и обещалась войти тихонько, когда кончу корректуры. Напал на Л. Н. каприз, ложись спать, да и только. Работа у меня срочная, утром надо посылать в типографию; я не послушалась, продолжала работать. Он вскочил с постели, надел халат, ушел наверх, к себе в кабинет. Я продолжаю читать, не зная, что он ушел. Через полчаса приходит и начинает на меня кричать, что я его мучаю, что он хочет спать, а я ему не даю, что голова у него болит.
Я все сидела, слушала, терпела, наконец, не дочитав последнего листа, пошла в спальню (я сидела рядом в столовой) и легла. Но тут нервы не вынесли. И усиленная работа, и неприятности, главное, несправедливость моего мужа ко мне - все это вызвало такое отчаяние в моей и так больной душе, что я вдруг почувствовала такую спазматическую боль в сердце и груди, что едва, уже в темноте, успела выговорить "умираю", как меня начало душить, сердцебиение усилилось, чувство страха, остановки жизни, спазма в сердце, - все это было ужасно. Такого удушия еще у меня никогда не было. Холодная вода ж сердцу, старание овладеть собой помогли мне сократить этот припадок. Лев Николаевич растерялся, потом начал сам дрожать и всхлипывать... Спали дурно, оба устали... и зачем, за что все это! Господи, помоги мне до конца беречь мужа и терпеть... На другое утро я же пошла к нему и выразила ему сожаление о случившемся. Он извинился как-будто, но мир установился. Надолго ли?
6 апреля
…
Л. Н. ездил до обеда на велосипеде, утром писал о войне, вечером ездил верхом к умирающему купцу Брашнину. Ему любопытно видеть, как умирают люди, самому не далеко, и кроме того приятно и утешить умирающего участием.
20 май. Ясная Поляна
…
Передо мной портрет Льва Николаевича с таким выразительным взглядом, который все меня к себе притягивает. И, глядя на него, я вспоминаю его упреки, его поцелуи, но не могу припомнить искренне-ласковых слов, дружелюбно-доверчивого отношения...
Были ли они когда?.. У меня был порою страстный любовник или строгий судья в лице моего мужа, но у меня никогда не было друга -- да и теперь нет, менее чем когда-либо.
Ах, как соловьи поют!
…
Перечла жизнь и учение Сократа и с новой стороны поняла его. Все великие люди схожи: гениальность есть уродство, убожество, потому что она исключительна. В гениальных людях нет гармонии, и потому они мучают своей неуравновешенностью.
Я не знаю, может быть, она была "домашняя наседка", и своей приземленностью раздражала писателя, но как же мне ее жалко!
Кто хочет все перечитать, ЗДЕСЬ полный текст.