13. Духовные дети. О честолюбии
Разговор о творчестве и творцах тесно связан с этим явлением: авторским честолюбием. Можно представить некую шкалу, от нуля до бесконечности. Вблизи нуля будут те творцы, чье честолюбие очень мало или отсутствует вовсе. Противоположный край - фантастические честолюбцы.
Самой-самой с «левого края» назову Эмили Дикинсон. Очень люблю ее - и как поэта, и как душу. Много лет писать стихи для себя, хранить в письменном столе, а после смерти обрести неслыханную популярность, стать чуть ли не самым любимыми поэтом Америки...
Второй такой больше нет. Но знаю двоих из числа хороших знакомых, тоже не совсем характерных для пишущей братии. Одного упоминала здесь: прекрасные, и стилем, и сутью, тексты для него нечто вроде духовного тренинга. И ему неважно, сколько человек их прочтет и сколько из прочитавших похвалит.
Второго упоминала - бывший муж. Выкладывала странички из его записной книжки 45-летней давности. 18 фамилий - чуть ли не все известные поэты Питера тех времен. Не хочу сказать, что в свои годы - 20-21 - он был на короткой ноге с Кушнером и Соснорой, но с кем-то определенно был: водил меня в гости к Лене Шварц, Ольге Бешенковской, Володе Беспалько. Побеждал на конкурсах в лито, мэтры пророчили ему достойное поэтическое будущее. В 23 года, окончив Универ, купил дом в Псковской глуши. И стал отшельником. Хотя стихи пишет до сих пор.
Гораздо больше моих знакомых обитают на шкале справа. Сильные честолюбцы и честолюбцы оглушительные. В первых рядах, конечно, несравненная Елена Шварц.
Личность легендарная, окруженная мифами, начиная с подростковых лет. Не один человек мне рассказывал, как она покарала (физически) слепого ценителя поэзии Г. Ковалева, неосторожно похвалившего в ее присутствии другую поэтессу. А когда Бродский получил нобелевку, Лена (якобы) впала в глубокую депрессию: ясно ведь, что следующий лауреат из России появится через много лет.
На ее примере видно, какая же это ненасытная и жестокая тварь - повышенное честолюбие. Когда признали поэтом Цветаеву? В ее 18. Ахматову? В 23. Эпитет «гениальная» в применении к Лене впервые прозвучал в 15. Да, ее не печатали в СССР до конца 80-х. А кого печатали? Зато перевели на пять языков и вставили в программу нескольких европейских университетов. Неужели ей было мало? Было мало.
Другой мой хороший знакомый. однокурсник с психфака, после 30-ти стал писать прозу. Фэнтези. Юмор, ирония, легкий язык... Но вот жанр. Советское атеистически-материалистическое мировоззрение изрядно мешает при создании фэнтезийных миров. Свой читатель есть, но до лавров Лукьяненко или Дяченко далеко, что изрядно мучает. Себя называет не иначе, как «живой классик». Вроде как ирония, но в душе именно так и считает.
Наконец, третий просто вверг в шок однажды. В одном из исповедальных писем - речь шла о сложных отношениях с женой, вдруг попросил: когда после его смерти его биографы обратятся ко мне как к близкому другу за информацией, не касаться истории с женой. Нет, он не шутил...
Что касается меня, то поначалу честолюбия хватало. Пребывала где-то посередине шкалы. Хотелось и приличных тиражей, и теплых отзывов критиков, и экранизаций, которые видели бы не только родня и друзья спонсора. Но где-то около 33-34-х успокоилась на этот счет. (Этот возраст стержневой для меня, самый значимый.) Поняла, что рукописи действительно не горят - с одним уточнением: талантливые. Всё, что написано, нарисовано, сочинено - остается в астральном мире, при условии, что это вклад в культуру, а не утешенное самолюбие. Если не графоман - всё сохранится в астральных библиотеках. Графоман - к чему тогда рубить деревья, отдавая их в жертву бессмысленным тиражам?
(Рассказ «Библиотека» написала гораздо позже. Жанр - фантастика, но для меня самая настоящая реальность. Больше того, уверена: отдыхая между воплощениями на Земле, буду проводить немало времени в подобных библиотеках. Большой плюс: никакой графомании. И еще один: не надо искать, выбирать: у каждой книги есть аура, и по ней видно, гармонирует ли она с твоей или нет.)
Еще позже, всего несколько лет назад возник образ мандалы. Той, которую творят буддийские монахи, долго и кропотливо, чтобы во время великого праздника смахнуть сложный узор из цветного песка одним движением. Для меня это образ вечного творчества: процесс, а не результат.
