Агларов М. А. Брачные инициативы женщин в старом Дагестане.
Когда Бог послал женщин на землю для управления миром...
О том повествуется в одном редком и выразительном предании, записанном мной в Западном Дагестане. Согласно древнему мифу андийцев, на землю сошли двенадцать богинь, каждая из которых повелевала двенадцатью сферами или стихиями: ветром, животными, морями, растениями, и т. д. На землю этих богинь, называемых «ГьалкIунял», («Всемогущие» - анд.) послал верховное божество ЦIоб. На Земле же они, хотя и примерно управляли своими ведомствами, нарушили нравственные устои мироздания. До их пришествия даже животные, не говоря о людях, спаривались ночью, скрытно от людей и друг от друга. Но с самого начала своего владычества, вступая в беспорядочные половые связи, богини совращали людей и животных. Веление верховного божества, чтобы они упорядочили половую жизнь, богини не приняли во внимание. Тогда разгневанное Солнце опустилось на землю и наказало богинь, превратив их в двенадцать достопамятных окаменевших скальных налепов. На одном из обрывов южной стены хребта Бахарган стоят двенадцать, один к другому в ряд, рельефно выделяющиеся окаменелости в форме продолговатых налепов, которых считают окаменевшими богинями. Называют это место как «Йешилилъ», что значит "У девушек". Предание, обладает сюжетом исключительным, достойным фантазии древних греков, о хаосе и порядке в мире нравов. Философы и этнологи сделали бы выводы об отражении здесь конца власти женщин, эпохи матриархата, что миф доносит до нас информацию о неупорядоченных половых отношениях от еще более древнего периода, что в этнологии называют промискуитетом первобытнообщинной эпохи, которой приписывают много чудес и т. д. Но воздержимся от штампов, удивленные тем, что перед нами поразительный сюжет о том, как представляли себе древние обитатели кавказских гор конец правления грешным миром женщинами.
«Но прихожу я слишком рано..»
У Расула Гамзатова есть стихотворение - «В Ахвахе». Сюжет вкратце: Он, молодой Расул, в Ахвахе видит толпу юношей, кидающих свои папахи в окно девушки, и он тоже кидает свою кепку в то окно. Летят назад и падают наземь, поднимая пыл, папахи претендентов; его кепка «со сломанным козырьком» тоже летит назад: «ты слишком рано пришел парень»,- слышит он. И один из парней девушкой выбран в женихи, и тот «проворно лезет в окно за своей папахой». Много лет спустя, знатный Расул снова в Ахвахе, та же картина, он бросает свою шляпу в окно, шляпа с другими папахами отвергнутых женихов, летит назад, и слышит: «ты слишком поздно пришел парень». Расул уже не тот:
«Хъах1илаб зодихъан бортун ана цIва.-
Кибе бортараб мун дир г1олохъанлъи!
Я хекко вач1ула, я кватIун ккола,-
Кивего швеч1о дун цо ц1араб г1ужалда»
« Неведомо куда звезда упала
Неведомо куда молодость ушла.
К цели, прихожу я слишком рано,
Иль слишком поздно прихожу».
Сюжет с забрасыванием папах поэтом не придуман. Впервые этот обычай ахвахцев был описан Алихановым-Аварским в своем замечательном очерке «О горянках» (Алиханов, 223). Об этом обычае и мне рассказывали в Ахвахе еще в 60-е годы прошлого столетия. Только дело происходило, не в ауле, а на водяной мельнице, куда отправлялась девушка для помола зерна и выбора жениха. Я спрашивал собеседников - «и ныне так»? «Нет», - говорили мне, - «Времена какие! Сейчас в дом, где живет брачного возраста девушка, через дымоход камина бросают записки с именами претендентов, по-современному...». Но такой обычай выбора жениха был только в Ахвахе.
Или же… в записных книжках этнографов присутствуют такие сюжеты… Представитель джамаата вечером, поднимался на крышу дома, где проживала девушка брачного возраста, и через дымоход камина просил назвать имя человека, за которого она желает выйти замуж. По словам информаторов, иногда девушка отказывалась, но нередко называла имя юноши. В тот же вечер, посланный для этого обряда, оповещал родителей избранника. Отказ юноши считался предосудительным поступком. Затем следовал обычный цикл сватовства и свадьбы (Агларов, 2002, С.173). Или же… В древности, согласно обычаю къурмямяв, лакская девушка, когда наступал ее брачный возраст, «выбирала момент, когда все мужчины селения по какого-нибудь поводу собирались в одном помещении. Она тайком подходила к окошку снаружи и громко называла имя желанного юноши, а затем свое имя (Булатова, с. 263). Обычай требовал, чтобы семья названного немедленно начинала сватовство» ( Гаджиева, c.160).
Наряду с установлениями связанных с инициативой девушки в брачном выборе, практиковался, а может и практикуется и ныне, обычай «хадуй ин» (букв. «уйти вслед, за ним»). Он заключался в том, что девушка ночью или днем, ни с кем не согласовав, уходила к парню или с ним, к его знакомым в соседнее селение. Такой поступок считался унизительным, особенно для родни девушки, потому встречался очень редко. Распространен почти у всех народов Кавказа и везде одинаково порицаем, хотя легализуется после венчания.
Оповещение. Обычай заключался в том, что девушка могла потребовать брака с любым молодым человеком села, если последний при случайной (равно и преднамеренной) встрече загородит ей дорогу или слегка дотронется до нее. После объявления девушкой о случившемся, родственники девушки требовали немедленного брака, и отказ юноши рассматривался как оскорбление для родных и близких девушки. Оповещала девушка в первую очередь людей, близко стоящих к дому, но не родных, и при этом, заливаясь слезами, сгущала краски. Случалось и так, что девушка требовала заключение брака с юношей, ложно обвинив последнего в мнимых попытках преградить ей дорогу, дотронутся до нее, и т. д. Девушка после случившегося до начала переговоров о сватовстве оставалась в доме тех, кого она извещала о попытках юноши оскорбить ее честь.
Все выше рассмотренные формы являлись вне тухумным выбором, что дает некоторые основания думать, что эти обычаи отражают древний этап парного брака на стадии экзогамного рода, который характеризовался инициативой девушки в браке или, по крайней мере, стороны девушки. Вмести с тем, при всей кажущейся логичности такой реконструкции, оснований быть уверенными в ней нет, поскольку сравнительная этнография дает разноречивые ответы относительно инициативы в брачном выборе. В дагестанских материалах этот мотив выражен четко, и, более вероятно, что эти обычаи и установления связаны с внутриобщинной брачной регуляцией в условиях сельской (джамаатской) эндогамии (Агларов, 1988 , с.119-120). Заботой общины чтобы в суженном круге брачного выбора не оставались свободные женщины молодого и среднего возраста, пожалуй, яснее и проще объясняются выше приведенные порядки. Они же свидетельствуют об определенной свободе женщины, в важнейшей для нее и остальных сфере жизни.
О том повествуется в одном редком и выразительном предании, записанном мной в Западном Дагестане. Согласно древнему мифу андийцев, на землю сошли двенадцать богинь, каждая из которых повелевала двенадцатью сферами или стихиями: ветром, животными, морями, растениями, и т. д. На землю этих богинь, называемых «ГьалкIунял», («Всемогущие» - анд.) послал верховное божество ЦIоб. На Земле же они, хотя и примерно управляли своими ведомствами, нарушили нравственные устои мироздания. До их пришествия даже животные, не говоря о людях, спаривались ночью, скрытно от людей и друг от друга. Но с самого начала своего владычества, вступая в беспорядочные половые связи, богини совращали людей и животных. Веление верховного божества, чтобы они упорядочили половую жизнь, богини не приняли во внимание. Тогда разгневанное Солнце опустилось на землю и наказало богинь, превратив их в двенадцать достопамятных окаменевших скальных налепов. На одном из обрывов южной стены хребта Бахарган стоят двенадцать, один к другому в ряд, рельефно выделяющиеся окаменелости в форме продолговатых налепов, которых считают окаменевшими богинями. Называют это место как «Йешилилъ», что значит "У девушек". Предание, обладает сюжетом исключительным, достойным фантазии древних греков, о хаосе и порядке в мире нравов. Философы и этнологи сделали бы выводы об отражении здесь конца власти женщин, эпохи матриархата, что миф доносит до нас информацию о неупорядоченных половых отношениях от еще более древнего периода, что в этнологии называют промискуитетом первобытнообщинной эпохи, которой приписывают много чудес и т. д. Но воздержимся от штампов, удивленные тем, что перед нами поразительный сюжет о том, как представляли себе древние обитатели кавказских гор конец правления грешным миром женщинами.
«Но прихожу я слишком рано..»
У Расула Гамзатова есть стихотворение - «В Ахвахе». Сюжет вкратце: Он, молодой Расул, в Ахвахе видит толпу юношей, кидающих свои папахи в окно девушки, и он тоже кидает свою кепку в то окно. Летят назад и падают наземь, поднимая пыл, папахи претендентов; его кепка «со сломанным козырьком» тоже летит назад: «ты слишком рано пришел парень»,- слышит он. И один из парней девушкой выбран в женихи, и тот «проворно лезет в окно за своей папахой». Много лет спустя, знатный Расул снова в Ахвахе, та же картина, он бросает свою шляпу в окно, шляпа с другими папахами отвергнутых женихов, летит назад, и слышит: «ты слишком поздно пришел парень». Расул уже не тот:
«Хъах1илаб зодихъан бортун ана цIва.-
Кибе бортараб мун дир г1олохъанлъи!
Я хекко вач1ула, я кватIун ккола,-
Кивего швеч1о дун цо ц1араб г1ужалда»
« Неведомо куда звезда упала
Неведомо куда молодость ушла.
К цели, прихожу я слишком рано,
Иль слишком поздно прихожу».
Сюжет с забрасыванием папах поэтом не придуман. Впервые этот обычай ахвахцев был описан Алихановым-Аварским в своем замечательном очерке «О горянках» (Алиханов, 223). Об этом обычае и мне рассказывали в Ахвахе еще в 60-е годы прошлого столетия. Только дело происходило, не в ауле, а на водяной мельнице, куда отправлялась девушка для помола зерна и выбора жениха. Я спрашивал собеседников - «и ныне так»? «Нет», - говорили мне, - «Времена какие! Сейчас в дом, где живет брачного возраста девушка, через дымоход камина бросают записки с именами претендентов, по-современному...». Но такой обычай выбора жениха был только в Ахвахе.
Или же… в записных книжках этнографов присутствуют такие сюжеты… Представитель джамаата вечером, поднимался на крышу дома, где проживала девушка брачного возраста, и через дымоход камина просил назвать имя человека, за которого она желает выйти замуж. По словам информаторов, иногда девушка отказывалась, но нередко называла имя юноши. В тот же вечер, посланный для этого обряда, оповещал родителей избранника. Отказ юноши считался предосудительным поступком. Затем следовал обычный цикл сватовства и свадьбы (Агларов, 2002, С.173). Или же… В древности, согласно обычаю къурмямяв, лакская девушка, когда наступал ее брачный возраст, «выбирала момент, когда все мужчины селения по какого-нибудь поводу собирались в одном помещении. Она тайком подходила к окошку снаружи и громко называла имя желанного юноши, а затем свое имя (Булатова, с. 263). Обычай требовал, чтобы семья названного немедленно начинала сватовство» ( Гаджиева, c.160).
Наряду с установлениями связанных с инициативой девушки в брачном выборе, практиковался, а может и практикуется и ныне, обычай «хадуй ин» (букв. «уйти вслед, за ним»). Он заключался в том, что девушка ночью или днем, ни с кем не согласовав, уходила к парню или с ним, к его знакомым в соседнее селение. Такой поступок считался унизительным, особенно для родни девушки, потому встречался очень редко. Распространен почти у всех народов Кавказа и везде одинаково порицаем, хотя легализуется после венчания.
Оповещение. Обычай заключался в том, что девушка могла потребовать брака с любым молодым человеком села, если последний при случайной (равно и преднамеренной) встрече загородит ей дорогу или слегка дотронется до нее. После объявления девушкой о случившемся, родственники девушки требовали немедленного брака, и отказ юноши рассматривался как оскорбление для родных и близких девушки. Оповещала девушка в первую очередь людей, близко стоящих к дому, но не родных, и при этом, заливаясь слезами, сгущала краски. Случалось и так, что девушка требовала заключение брака с юношей, ложно обвинив последнего в мнимых попытках преградить ей дорогу, дотронутся до нее, и т. д. Девушка после случившегося до начала переговоров о сватовстве оставалась в доме тех, кого она извещала о попытках юноши оскорбить ее честь.
Все выше рассмотренные формы являлись вне тухумным выбором, что дает некоторые основания думать, что эти обычаи отражают древний этап парного брака на стадии экзогамного рода, который характеризовался инициативой девушки в браке или, по крайней мере, стороны девушки. Вмести с тем, при всей кажущейся логичности такой реконструкции, оснований быть уверенными в ней нет, поскольку сравнительная этнография дает разноречивые ответы относительно инициативы в брачном выборе. В дагестанских материалах этот мотив выражен четко, и, более вероятно, что эти обычаи и установления связаны с внутриобщинной брачной регуляцией в условиях сельской (джамаатской) эндогамии (Агларов, 1988 , с.119-120). Заботой общины чтобы в суженном круге брачного выбора не оставались свободные женщины молодого и среднего возраста, пожалуй, яснее и проще объясняются выше приведенные порядки. Они же свидетельствуют об определенной свободе женщины, в важнейшей для нее и остальных сфере жизни.