(no subject)
Я подумала, что в этом году есть две вещи, которыми я безусловно горжусь. Это:
а) книга Martini Gold Collection. Там я несогласна, пожалуй, только с одной фотографией - той, что про цунами. Ну все же кадр с бегущими людьми на фоне домов, когда и огромную волну за домами не сразу замечаешь, мне кажется сильнее.
(Фото краду у Эрика с ФБ).
б) Моя курсовая работа этого года у моего любимого научного руководителя (которому она понравилась и который удивляется, что я не думала об аспирантуре).
Я это пишу в рамках борьбы с заниженной самооценкой и ленью, а также растущей мизантропией и интроверсией.
А ещё сегодня я попробовала сделать бумагу. Если что-то получится - покажу результат.
А ещё вот это: http://www.kulichki.com/moshkow/KIDS/LEJKIN/lejkin.txt - замечательно. Вот как, как, черт побери, у меня может быть не заниженная самооценка после этого? Потом через википедию нашла одного из действующих лиц и немедленно добавила в друзья. zelchenko Он филолог, он действительно пишет о том, что ему интересно - обо всяком окололитературном, и это здорово. Его стихи в книге Лейкина - самые впечатляющие, странные и прекрасные. К примеру, такое:
Музыка стала нашим проклятьем,
Юность - судьбою.
Так и жили и вроде бы даже привыкли.
Однако, спустя четверть года
(Да-да, это было как раз
В тот день, когда выпал сентябрь,
И с вывески "масло"
Свалилась центральная буква),
Так вот, в тот день
Музыка стала нашей судьбою,
Юность - проклятьем.
Мы боялись выйти на улицу,
Мы сожгли телефоны,
Мы вызубрили наши стихи
До последней строчки,
А все пять экземпляров, включая копирку,
Зашили в чучело зайца,
Выигранное в лотерею
Тому три года назад.
Время шло.
Снег зажурчал и распался.
Дни становились короче, ночи еще короче,
И вот однажды
Музыка стала нашей юностью,
Судьба - проклятьем.
О, как это было невыносимо!
С тех пор мы всю ночь не гасим свет,
Чтобы не видеть снов, ибо снов мы боялись.
С тех пор я вдруг понял, что ненавижу -
Бог его знает, почему -
Запах чая, президента Эфиопии
И букву А.
Однако, в один из последних дней,
Подойдя невпопад в середине раннего утра
К замерзшему за ночь окну
(Это было в тот год,
Когда умер президент Эфиопии,
Чай в магазинах пропал,
Букву А отменили,
Вывеска "Гастроном" осыпалась,
Как спелая груша,
А чучело зайца, спрыгнув с каминной полки,
Разгрызло ножку стула),
Так вот, подойдя к окну,
Мы сказали друг другу:
- Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
"Вот она, наша жизнь!"
И потом не сказали ни слова.
Было тихо.
Чучело зайца спало, зарывшись в подушки,
Часы показали семнадцать минут шестого,
Затем восемнадцать.
В тот день проклятье стало нашей юностью,
Судьба стала нашим проклятьем,
Юность стала нашей судьбой,
А музыки нашей не стало.
В момент написания, Севе Зельченко - 12 лет, заметьте.
Привет, кризис четверти жизни.
а) книга Martini Gold Collection. Там я несогласна, пожалуй, только с одной фотографией - той, что про цунами. Ну все же кадр с бегущими людьми на фоне домов, когда и огромную волну за домами не сразу замечаешь, мне кажется сильнее.
(Фото краду у Эрика с ФБ).
б) Моя курсовая работа этого года у моего любимого научного руководителя (которому она понравилась и который удивляется, что я не думала об аспирантуре).
Я это пишу в рамках борьбы с заниженной самооценкой и ленью, а также растущей мизантропией и интроверсией.
А ещё сегодня я попробовала сделать бумагу. Если что-то получится - покажу результат.
А ещё вот это: http://www.kulichki.com/moshkow/KIDS/LEJKIN/lejkin.txt - замечательно. Вот как, как, черт побери, у меня может быть не заниженная самооценка после этого? Потом через википедию нашла одного из действующих лиц и немедленно добавила в друзья. zelchenko Он филолог, он действительно пишет о том, что ему интересно - обо всяком окололитературном, и это здорово. Его стихи в книге Лейкина - самые впечатляющие, странные и прекрасные. К примеру, такое:
Музыка стала нашим проклятьем,
Юность - судьбою.
Так и жили и вроде бы даже привыкли.
Однако, спустя четверть года
(Да-да, это было как раз
В тот день, когда выпал сентябрь,
И с вывески "масло"
Свалилась центральная буква),
Так вот, в тот день
Музыка стала нашей судьбою,
Юность - проклятьем.
Мы боялись выйти на улицу,
Мы сожгли телефоны,
Мы вызубрили наши стихи
До последней строчки,
А все пять экземпляров, включая копирку,
Зашили в чучело зайца,
Выигранное в лотерею
Тому три года назад.
Время шло.
Снег зажурчал и распался.
Дни становились короче, ночи еще короче,
И вот однажды
Музыка стала нашей юностью,
Судьба - проклятьем.
О, как это было невыносимо!
С тех пор мы всю ночь не гасим свет,
Чтобы не видеть снов, ибо снов мы боялись.
С тех пор я вдруг понял, что ненавижу -
Бог его знает, почему -
Запах чая, президента Эфиопии
И букву А.
Однако, в один из последних дней,
Подойдя невпопад в середине раннего утра
К замерзшему за ночь окну
(Это было в тот год,
Когда умер президент Эфиопии,
Чай в магазинах пропал,
Букву А отменили,
Вывеска "Гастроном" осыпалась,
Как спелая груша,
А чучело зайца, спрыгнув с каминной полки,
Разгрызло ножку стула),
Так вот, подойдя к окну,
Мы сказали друг другу:
- Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
"Вот она, наша жизнь!"
И потом не сказали ни слова.
Было тихо.
Чучело зайца спало, зарывшись в подушки,
Часы показали семнадцать минут шестого,
Затем восемнадцать.
В тот день проклятье стало нашей юностью,
Судьба стала нашим проклятьем,
Юность стала нашей судьбой,
А музыки нашей не стало.
В момент написания, Севе Зельченко - 12 лет, заметьте.
Привет, кризис четверти жизни.