Гениально!
Случайно наткнулся на гениальное стихотворение.
Может быть зря, но я выделил слова участников диалога разными цветами.
Мне так читать проще (возможно, из-за выпитого пива).
Евгений Евтушенко
Лесгафт
...Лицо, позволившее себе подобный
поступок... не должно быть терпимо
на учебной службе...
Докладная записка министра просвещения
Д. А. Толстого по поводу статьи П. Лесгафта
в «Санкт-Петербургских ведомостях»,
разоблачавшей порядки в Казанском
университете
Резолюция царя:
«Разумеется, уволить, не допускать».
Каждое произвольное действие очень
грустно, но ещё грустнее и прискорбнее,
если от произвола и беззаконных действий
нет защиты, если отказываются не только
разбирать, но и слушать о том, что делается...
П. Ф. Лесгафт
«Зачем вы,
милейший Пётр Францевич,
в крамольные влезли дела?
Любовь к либеральненьким фразочкам
до глупостей вас довела.
Накладно в политику впутываться.
Сожрут при гарнире любом,
лишь будут выплёвывать пуговицы». -
«Не выплюнут...
Всё же с гербом». -
«При вашем таланте анатома
карьеру испортить в момент!
Зачем, объясните?» -
«А надо ли?
Ведь совесть для вас -
рудимент». -
«Так, значит, подлец я?» -
«Не полностью.
Вы полностью трус -
это да,
а трусость издревле
для подлости
питательная среда». -
«Но есть и стратегия тонкая.
Порою разумнее -
вспять.
Прославлен бывает потомками
лишь тот,
кто умел отступать.
Бессмысленна удаль строптивая...» -
«Но часто,
когда мы хитрим,
красивое имя «стратегия»
для трусости лишь псевдоним...» -
«Протесты писать не наскучило?» -
«Немножко...» -
«Совсем надоест.
Не стоит открытья научного
любой социальный протест.
Не рухнет стена,
если крикнете...» -
«Шатнётся -
довольно того.
Протест социальный -
открытие
себя
для себя самого.
Пора эту стену сворачивать.
Под камень лежачий вода...» -
«Течёт, уверяю, Петр Францевич,
но камню спокойней тогда...» -
«Нет,
этот прогресс понемножечку
такой же, простите, смешной,
как йодом намазывать ножечки
кровати,
где стонет больной.
Негоже быть медику олухом.
Что весь этот гнойный режим?
Злокачественная опухоль,
а ею мы так дорожим.
К чему заклинанья магические -
не спустятся духи с высот.
Вмешательство лишь хирургическое
Россию, быть может, спасёт». -
«Кромсать по живому?
Опасности
не видите?» -
«Вижу. Я трезв.
Но следует
скальпелем гласности
решительный сделать надрез...» -
«Да где вы живёте,
Пётр Францевич?
Забыли, наверное,
где.
В России -
о братстве и равенстве?!
Попросит сама о кнуте!
Цензура размякнет хоть чуточку -
что будет печататься?
Мат?
Распустим полицию?
Чудненько!
Все лавки в момент разгромят.
И стукнет вас,
крякнув озлобленно, -
очки ваши вроде не те! -
ваш брат угнетённый
оглоблею,
как символом «фратерните».
Всё это -
холодный мой рацио,
плоды размышлений -
увы!
Но в будущем нашем,
Пётр Францевич,
скажите,
что видите вы?» -
«Я вижу Россию особенной -
Россию без власти кнута,
без власти разбойно-оглобельной -
мне чужды и эта и та.
Но будет в ней власть не ублюдочная,
а нации лучшая часть...» -
«Наив...
Ни сегодня, ни в будущем
не может народной быть власть.
Народ - это быдло,
Пётр Францевич,
и если порою народ
ярмом недовольно потряхивает,
то вовсе не в жажде свобод.
Ему бы -
корма образцовые,
ему бы -
почище хлева...
Свобода нужна образованному,
неграмотному - жратва.
Зачем ему ваши воззвания?» -
«Борьба за свободу - сама
великое образование...» -
«А может, лишь смена ярма?!» -
«Стращаете?
Я - с оптимистами.
Ещё распахнётся простор,
ещё государыней Истина
взойдёт на российский престол.
Конечно, немножко мы варвары,
конечно, немножко зверьё,
и мы из истории вырваны,
но сами ворвёмся в неё.
Наследники Пушкина,
Герцена,
мы - завязь.
Мы вырастим плод.
Понятие «интеллигенция»
сольётся с понятьем «народ»...» -
«Да будет мне вами позволено
спросить на нескромный предмет, -
вы с кафедры вроде уволены,
а держитесь, будто бы нет?
Простите вопрос этот каверзный,
но я любопытен -
беда...» -
«А я -
гражданин.
С этой кафедры
уволить нельзя никогда».