Валериан Бибиков. Два письма, одна героиня и судьба кавалергарда Ее Императорского Величества
Занимаясь историей семьи Базаровых: Александра Ивановича и его сына Павла Александровича, которые жили Санкт-Петербурге, в доме 32 по улице Преображенской, наткнулся на публикацию архива Георгия Сергеевича Базарова. Он приходился внуком Александру Ивановичу и племянником Павлу Александровичу, был сыном Сергея Александровича Базарова. Архив Г.С. Базарова был опубликован в нескольких номерах журнала "Летопись Русского зарубежья" (1996, №2 и 1997, № 3). Я же нашел их на страничке Живого Журнала: https://ruzaru.livejournal.com/2765.html?view=6349#t6349
В частности, в архиве были два письма Валериана Николаевича Бибикова, написанные в 1941 году в очень непростой для их восприятия ситуации. Бывший кавалергард, участник Первой Мировой войны, обладатель шести боевых орденов и участник Белого движения, эмигрант, перебравшийся во Францию, Валериан Бибиков с началом Великой Отечественной войны поступил на службу в Военно-Морской флот Германии (Кригсмарине) переводчиком. И вот, когда немецкие войска подошли к Ленинграду, он выбрался из Ревеля, где находился по службе, и поехал к месту проведения традиционных летних лагерей русской императорской гвардии под Красным Селом. В письмах к жене и родственнику он как раз описывает свои впечатления и… я не мог оторваться от этой горькой смеси разнообразных чувств, выплескивавшихся со страниц писем. Здесь и радостная дрожь узнавания мест, с которыми связаны молодость и лучшие годы жизни, неприглядные картины военных реалий, едкая желчь при упоминании советских порядков и растерянность от собственного двусмысленного положения в стане бывших врагов, пришедших сейчас завоевать его Родину. Впрочем, лучше читать эти письма самим. Заинтересовавшись автором писем, стал искать о нем хоть что-то и нашел еще одну историю, в которой Валериан Бибиков поучаствовал - о том, как «простая советская женщина», бывшая дворянка, Валентина Григорьевна Кепп (урожденная Левченко) организовала под Ленинградом на оккупированной территории детский приют, стараясь спасти от голодной смерти и болезней детей, оставшихся без родителей. Ей в этом помог, по мере возможностей, автор упоминавшихся выше писем. В конце добавляю все, что удалось разыскать о Валериане Николаевиче Бибикове. К тексту писем добавлены комментарии, сделанные при их публикации в журнале "Летопись Русского зарубежья" Андреем Любимовым и мои небольшие примечания. Добавлю еще, что Г.С. Базаров приходился дальним родственником Бибикова: дядя Базарова (Козьма Васильевич Солдатенков) был женат на троюродной сестре Бибикова (Елизавете Николаевне фон Розен).
Письмо Валерьяна Бибикова* к С. М. Бибиковой от 26/9 1941 г.
... Я опять у Барановых /Ревель/, но набралось столько впечатлений за эти 2 дня, что я путешествовал, что нужно с Вами поговорить, тем более, что завтра я еду туда же, где побывал, на какое время неизвестно и боюсь, что острота первых впечатлений исчезнет и я не сумею их Вам передать.
Третьего дня утром мне говорят: "Мы едем в Кутузи и Каукази, знаете ли Вы эти места...." Нужен ли такой случай, чтобы сын своего отца, который был уланом 28 лет, после 24 летнего отсутствия из района действий Великого Петра, ехал именно туда, где так долго служил его отец. Все шло обычным путем, но опять поражают меня мои друзья - немцы. Дороги, по которым еще неделю назад можно было ехать со скоростью максимум 40 клм. в час, превращены организацией Тодта в настоящие европейские автострады.... Я, конечно преувеличиваю, но все же расстояние в 135 клм. мы проехали в 1 ч. 50 мин. Начиная от имения дедушки Корфа, в котором мы часто проводили лето, переживаниям не было конца. Имение " Сельцо " стояло в 1/2 версте от дороги, было прекрасно, - но сожжено дотла, дальше район маневрирования нашей гвардии и одна деревня известнее другой по своим "историческим" воспоминаниям для [к]аждого полка в ней стоявших. Я мог бы всех их перечислить по пальцам, но, пожалуй, воздержусь, но подъезжая к военному полю, и, увидя лабораторную рощу, с Царским Валиком, я уже более не понимал ничего от волнения. Мой капитан тоже заволновался, увидя какое это производит впечатление на меня и посыпались вопросы.... Поражает, что..., все скверно и убого как раньше, но, Боже, до чего эта скверность и убогость нам близки и дороги. Невольно делаешь сравнение с западом, в особенности с Францией, где мы так долго живем, и все, конечно, не в нашу пользу. Не будь революции, я убежден, что все эти убогие деревушки были бы в таком же виде, но гвардейские полки, если бы они еще существовали, каждый мог бы встать в свою деревню, и занять те же дома, в которых жили соответствующие Адишки, Клюгенау, Сафонов, Третьяков и т. п. Все цело, кроме единичных случаев, где прошел " красный петух ", но это особо несчастные случаи....
Въезжа[я] в Красное, налево всегда стоял караул Сафонова /Кирасиры ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА/ - только его не хватало, чтобы встретить нас при въезде, хотя в это время года они уже были на своих зимних квартирах.... Потом "дворцы": Государя, Ник. Ник., царская столовая.... Они никогда не были "дворцами", но чудные деревянные дома, замечательно содержавшиеся, теперь превращенные в грязные, отвратительные убежища для местного пролетариата. Дом Бебе Безобраз[ова] цел, но тоже ужасен. Дом, где жили Ширков, Курчанинов и, кажется, Катков, в таком же виде, как 30 лет тому назад, как будто я только что вышел от них после попойки. Дальше драма.... Дорога идет прямо к нам и ко всем нашим.... Не могу я просить ехать прямо для того, чтобы окончательно предаться своим воспоминаниям, и приходится сворачивать под углом налево, чтобы ехать к Папаше. Поравнявшись с этими двумя деревнями, где когда то служил мой милый старичок, мы остановились на так называемых Шунгоровских высотах и картина была совершенно потрясающая.
Перед нами стоял великий город Великого Петра:... все ахнули, выскочили из автомобилей, защелкали аппараты, а я просто слова вымолвить не смог от волнения.... 24 года тому назад мы бежали с Тобой да собственно и не бежали, а сели в поезд и поехали в Киев.... И вдруг увидеть свой родной город, где родился, воспитывался и служил СВОЕЙ РОДИНЕ, но привезенный кем... своим бывшим врагом, которого я, как Тебе известно, всегда более чем любил и, что еще занимательнее - это то, что я у этого "врага" служу. Постоявши на этой высоте минут 10, мы поехали в гости к Вел. Князю Константину Константиновичу /Стрельна/ и въехали мимо его потрясающих конюшен /дворец сгорел вчера/ к морю. За эти годы моих путешествий - я видел много красивого, но такой потрясающей картины я НИКОГДА НИГДЕ не видел.... Было около 5 вечера, чудный солнечный сентябрьский день перед закатом.... Вода темная, как всегда на севере и в горных озерах, в нескольких верстах виден город, так, как будто рядом: Исаакиевский собор, шпиль Петропавловской крепости /смотря направо/, а смотря левее, - церковь Знаменки в лесу на пригорке, а посреди залива остров с большим соборным куполом.... Не прошло нескольких минут, как началась воздушная атака этого острова и ответ противоаэропланных батарей, стрелявших со Стрелки. Это было до того жутко и красиво, что навряд ли когда-либо забуду эту картину.... Творение Петра совершенно цело, а некоторые вещи непонятны - все фабрики дымят и дымят вовсю.... Возьмешь газету - так думаешь, что от нашей квартиры ничего не останется, а подъехав на несколько верст ближе к городу можно надеяться, что все цело. Оттуда поехали ближе к городу, видел два трамвая, которые идут от Исаакия и от Вас[ильевского] Острова в темно-красном свете. Дальше, наконец, поехали в Кутузи. В этих деревнях все как было - ни одного разрушенного дома, даже имение Фельдмана /"Шунгурова Мыза"/ и то стоит. Оттуда две-три версты до нашего Кавалергардского расположения, но наступившая темнота не позволила мне сбегать к нам.
На следующее утро, встав с петухами, мы с капитаном наблюдали потрясающую картину восходящего солнца и красоты зимней стоянки улан /Новый Петергоф/, да всего побережья, но наш город лежал в утренней дымке и только купол Исаакия был хорошо виден. Оттуда поехали в Красное, проехали мимо церкви, превращенной в тюрьму для политических. Спустились к вокзалу, но, не доезжая его, свернули к театру и доехали до здания с фабричной трубой, которая всегда была видна из бараков Пажеского Корпуса. Капитан ушел по делам, а я дернул на автомобиле в барак Корпуса, который только что сгорел, но дом офицеров и столовая остались целыми. Военная платформа, с которой мы всегда ездили домой, совершенно та же, что раньше, только большевики "Тришкин кафтан" сняли вторую колею, чтобы поставить заплату в другом месте. Я делал вид, что слабо вспоминаю все виденное и разговорился с прохожим, расспрашивая его, где и что стояло раньше /ему - лет 50/. Объяснение было весьма почтительное. Иначе, как "господин офицер", не называл: "Вот тут стоял знаменитый Пажеский Корпус, а левее вся пешая гвардия, а я вот, господин офицер, служил в Гатчине в Кирасирском Ее Величества Полку, и в Германии побывал, ну и страна - не то, что у нас". Жаль наш Пажеский барак - столько в нем переучилось друзей, столько воспоминаний с ним связано, но гораздо интереснее узнать, что осталось целым в расположении полка, что я очень надеюсь увидеть завтра.
Это все чисто личные переживания, связанные с прошлым, и дорогие всякому человеку, но с этим связано другое, мрачное, почти что непередаваемое.... Это картина бедноты населения и грядущий голод. Где я только не ездил - все идет, куда идет, зачем идет - ответить не может, но куда то двигается с мешками на спине.... Все были спугнуты боями, и постепенно возвращаются домой, но в некоторые места их еще не пускают, а в других они находят свои дома сожженными.... И это ничего - можно у соседа устроиться, но наступает голод..., есть ничего не будет. Я привез полные карманы конфет, чтобы раздать детям, а они кричат: "Дай хлеба". Это ужасно. Я видел плачущих взрослых, умоляющих дать хлеба. Недалеко от дворца Константина [Константиновича] лежали убитые лошади, мясо которых было съедено.... Все это действительно ужас, и как этому делу помочь - непонятно.... Немцы только вздыхают и дают, что могут, но ведя войну, нужно и самому что-то есть. Как разрешится этот вопрос мне неизвестно и боюсь, что он никому неизвестен.
"Отчего вы все ругаете теперь советскую власть, когда немцы пришли, а отчего же без них не восставали и не уничтожили этих нечистей [?]" Это постоянный мой вопрос, а ответ гласит: "Войны, батюшка, ждали, чтобы нас освободили, а теперь, значит, премного благодарны. Сталин вот уже скоро четверть века, что новые порядки обещает, а они не успели придти, как уже видно, что будет хорошо...". Меня потряса[е]т хитрость населения.
От 27-го числа на имя Розена.**
Пишу Тебе эти несколько строк под впечатлением виденного в Павловской слободе. Я сижу в Кутузи, в бывшей канцелярии улан и пишу почти в темноте, но хочу написать несколько строк, именно в тот день, когда я побывал в столь дорогом для всех нас Красном. Я ехал по Стрельнинскому шоссе из Стрельны в Красное и после долгих колебаний решился попросить милейшего начальника штаба отпустить меня посмотреть на старое пепелище. Я пошел полем и вышел прямо на место Левшинской дачи, от которой осталась дыра для картофеля. Поравнявшись с шоссе, я вышел на [...] и побрел на место Твоей дачи. Она стоит без стекол, но в порядке. Со мной шел фруктовый торговец, который продавал нам ягоды, арбузы и т. д. Вызвал из дачи какую-то Дашу, и рассказам и расспросам не было конца. Целы дачи: Шиповых, Раевских и угловой дом, где жил Вава Голицын. Когда я был камер-пажом, я жил против Вас - так эта дачка тоже жива. Эскадронных конюшен ни одной, как будто их никогда не было, но еще поразительнее это то, что нельзя найти места собрания: стоят какие то маленькие домики. Полковая канцелярия и гауптвахта целы, зато дом Юсупова исчез. Вернулся я по дороге идущей от скачек на шоссе до угловой дачи П.И. Арапова, от которой не осталось и следа - она сгорела. Церковь стоит, но я к ней не подошел - человек, меня сопровождавший, сказал, что не стоит - заплачете - в таком она виде. Купола и те сняли - это, конечно, видно с дороги. Есть какие-то извозчики, кот[орые] еще живы, постараюсь еще раз туда пойти, если поспею. О разорении края за эти дни страшно писать, а думать о населении можно не иначе, как плача. Какая несчастная страна, и за что ей посланы все эти испытания. Одно, что я слышу: "Принесите хлеба...". Я почему-то надеялся, что увижу наше расположение в таком же хорошем виде, как у улан, но нет, все улетело безвозвратно. Что я увижу в Петербурге, которым любуюсь каждый день в самой его близи....
ПРИМЕЧАНИЯ
Текст письма перепечатан с подлинника на машинке по старой орфографии. По всей вероятности В. Бибиков адресовал его своей жене.
* Валериан Николаевич Бибиков, кавалергард - ум. в Париже 10 ноября 1950 г. {Журнал "Новик "за 1951 г.).
** Барон Розен Константин Николаевич, паж выпуска 1902 г., полковник Кавалерийского К. В. Марии Федоровны полка. Похоронен на кладбище Сен Женевъев де Буа 26 января 1956 г. {Журнал "Новик "за 1956 г.).
Весь текст письма приведен без изменений. В словах, написанных сокращенно, вставлены недостающие буквы, заключенные в квадратные скобки. Пропущенные слова отмечены многоточием.
Публикация и примечания А. Л.
Журнал "Летопись Русского зарубежья", 1996, №2
Добавлю от себя небольшой комментарий.
1. «Барановы в Ревеле».
Наверняка, речь идет о потомках генерал-адъютанта
Пётр Петрович фон Баранов (нем. Peter Paul Alexander von Baranoff; 9 мая 1843[1], Ревель - 22 декабря 1924[1], Таллин) - русский военачальник, генерал от кавалерии. Лютеранского вероисповедания. Из эстляндских дворян. Участвовал в подавлении Польского восстания 1863 года и русско-турецкой войне 1877-1878 годов. С 15 апреля 1891 командовал также 1-й бригадой 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Был управляющим (1898-1902), а затем гофмейстером (1902-1910) Двора великого князя Михаила Николаевича. Генерал-адъютант.
В эмиграции в Эстонии. Умер в Ревеле на 82-м году жизни.
Его женой была Бибикова Ольга Валериановна (1845-1933) - родная тетка Валериана Николаевича Бибикова, сестра его отца, Николая Валериановича.
2.
Барон Розен Константин Николаевич приходился троюродным братом Валериана Бибикова через его мать - Анну Евгеньевну, урожденную Розеншильд-Паулин.
Неприметный подвиг Валентины Григорьевны Кепп
Из книги Владимира Павлова «Дети лихолетья»
Один из разделов книги посвящен подвигу Валентины Григорьевны Кепп, урожденной Левченко, которая в 1941 году, когда немцы вышли к Ленинграду, подобрала в оккупированной зоне несколько десятков детей и спасла их, организовав детский приют. Пытаясь хоть как-то обеспечить детей продовольствием, она столкнулась с героем моей статьи - Валерианом Николаевичем Бибиковым, который, служа у немцев переводчиком, сделал все, что было в его силах, чтобы накормить детей.
Валентина Григорьевна (ум. 1945) происходила из дворянской семьи, из-под Полтавы. Она окончила с золотой медалью гимназию, с отличием Императорский женский педагогический институт в Петербурге, отлично владела французским и немецким языками, была хорошей пианисткой. Ее сын писал: «Наша мать была умной, красивой женщиной, имела широкий кругозор и тонкий художественный вкус. Ей были присущи благородство и обаяние».
Валентина Григорьевна Кепп
В 1929 году арестовывают ее мужа. Последовала ссылка. В 1937 году повторный арест и гибель. Рано потеряв мужа, Валентина Григорьевна стала единственной в семье кормилицей, на иждивении которой остались двое стариков, родителей мужа, и два сына. Она работала преподавателем русского языка в школе, экскурсоводом в Петергофских музеях и парках, читала лекции по истории Петергофа.
В 1941 году захватив Петергоф, немцы выдворили все мирное население из прифронтовой полосы. Валентина Григорьевна вместе со всей семьей, в которой были и родители мужа, и младшие дети (старший сын ушел воевать), и другие родственники, погрузив пожитки на ручную тележку, пешком отправилась из Петергофа в сторону Красного Села. Не выдержав трудностей перехода, умерли свекр и свекровь. По дороге семья натыкалась на детей, оставшихся без родителей в хаосе войны. Около десятка из них в возрасте от двух до десяти лет подобрала Валентина Григорьевна. И как только их все увеличивавшийся в размерах кортеж добрался до Красного Села, женщина бросилась к немецким властям с просьбой обустроить детей. Хорошее знание немецкого языка, видимо, сыграло свою роль, и к детям Валентина Григорьевна вернулась с разрешением открыть детский приют и распоряжением выделить некоторое количество солдатских пайков для питания детей и обслуживающего персонала приюта.
Из книги Владимира Павлова «Дети лихолетья»:
«Однако одно дело - разрешение, а другое - действительность. Бумага пошла по инстанциям, а приют закрепили за солдатской кухней. Но после солдат из еды практически ничего не оставалось. Чтобы спасти детей от голодной смерти, женщины мыли котлы и этими помоями кормили ребят. А когда удавалось собрать немного отходов и приготовить что-то в виде лепешек - это был настоящий праздник для малышей».
Некоторое облегчение наступило, когда помогать приюту стала заведующая русской больницей в Красном Селе Александра Ивановна Сухих. Легально и нелегально она переправляла часть продовольствия и лекарств детям. Удалось подкормить, подлечить ребят, сделать скромные запасы. Но тут случилась беда: Александру Ивановну арестовали.
Руденко Александра Андреевна - медсестра приюта:
«При обыске у Александры Ивановны Сухих фашисты обнаружили и изъяли радиостанцию».
После этого для приюта наступили черные дни.
Из книги Владимира Павлова:
«Запасы продуктов для детей и обслуживающего персонала были на исходе, а немецкие власти и не помышляли выдавать пайки. Валентина Григорьевна, не зная усталости, металась в поисках пищи для детей. Были использованы все возможности. Воспитатели и дети отправлялись на луга и ближайшие перелески, где заготавливали съедобные травы и коренья, собирали и сушили лекарственные растения… Из одежды и постельного белья воспитатели оставили дома необходимый минимум, а остальное отдали в приют. Анастасия Ивановна принесла из квартиры швейную машинку и организовала настоящую артель по перешивке старых вещей, которые потом обменивались на продукты…
Самойлова Екатерина Алексеевна - воспитательница приюта:
- После долгих запретов В.Г. Кепп разрешила старшим детям отправиться в поселок собирать милостыню. По-видимому, решиться на такой унизительный шаг Валентине Григорьевне было очень сложно. Думаю, объяснить ее поступок можно только безвыходным положением, которое сложилось в то время…
В критический для приюта момент помощь пришла неожиданно и негаданно. Однажды около детского дома остановился маленький легковой автомобиль «Опель-Олимпия». Из него вышел человек высокого роста и крепкого телосложения, без оружия. Одет он был в черный костюм полувоенного покроя. Подойдя к детям, незнакомец стал разговаривать с ними на чистом русском языке. Ребята привели его к Валентине Григорьевне. Это оказался русский эмигрант Валериан Николаевич Бибиков. Известно, что он, узнав о нуждах детского дома, попрощался и уехал в сторону Таллина. Через некоторое время его машина снова остановилась у детского дома. Шофер с помощью детей стал разгружать пакеты с продуктами.
В.Н. Бибиков наладил почти регулярное снабжение приюта продовольствием. Он привозил лучшие продукты: эстонское сало и масло, немецкий искусственный мед, итальянские апельсины…
Никаких накладных или каких-либо документов на все привозимое не существовало. Когда Валентина Григорьевна робко спросила об этом, то В.Н. Бибиков лишь с укором покачал головой. Он рассказал, что служит переводчиком в штабе немецких Военно-морских сил в Ревеле (Таллине). Это позволило ему свободно передвигаться по оккупированной территории СССР, вплоть до прифронтовых районов, где находилось Красное Село, и это, по-видимому, открывало возможности обеспечивать детей дефицитными в условиях войны продуктами.
Особую ценность представляли доставленные медикаменты, так как после ареста фашистами… А.И. Сухих детей в приюте А.А. Руденко лечила только отварами из лесных трав, которых также не хватало.
С появлением В.Н. Бибикова немецкие власти стали уделять больше внимания приюту. …военным комендантом Красного Села стал лейтенант граф Кляйст. По инициативе Валентины Григорьевны при помощи В.Н. Бибикова он согласился перевести детский приют из тесного деревянного здания в более просторное кирпичное помещение с крепким бетонированным подвалом».
После того как советская артиллерия стала все активнее отвечать на огонь немецких дальнобойных орудий, расположенных в районе Красного села, Валентине Григорьевне с помощью все того же Бибикова удалось к исходу зимы 1943 года перевести детский приют подальше от линии фронта, в Дудергоф. Затем объединенные Красносельский и Дудергофский детские приюты были эвакуированы немцами в поселок Дятлово, в Белоруссии.
В Дятловском приюте, руководить работой которого взялась Валентина Григорьевна, находилось не меньше трехсот детей. Когда советские войска подошли ближе к Дятлову, немцы отправили большую часть детей на запад. Валентине Григорьевне с небольшой группой детей лесными тропами удалось выйти к нашим войскам. Умерла Валентина Григорьевна почти сразу после Победы - в августе 1945 года.
Биография Валериана Николаевича Бибикова
Валериан Николаевич Бибиков родился 23 июня 1891 года в Санкт-Петербурге, в семье Николая Валериановича и Анны Евгеньевны Бибиковых.
Валериан Николаевич Бибиков
Его отец был генералом от кавалерии. В составе лейб-гвардии Уланского полка Николай Валерианович участвовал в подавлении восстания в Польше (1863 г.) и Русско-турецкой войне (1877-78 гг.), был награжден боевыми орденами. Однако больше известен административной деятельностью. Был генералом по особым поручениям при командующем Варшавским военным округом, а затем в течение 12 лет президентом (городским головою) Варшавы. Матерью Валериана стала вторая жена Николая Валериановича (с первой - Алексеевой Ольгой Владимировной - отец развелся ) - Розеншильд-Паулин Анна Евгеньевна, дочь потомка выходцев из Дании Розеншильд-Паулин Евгения Николаевича и баронессы Корф Марии Александровны.
Валериан окончил пажеский корпус в 1911 году и поступил корнетом в Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк и прослужил в нем до 1917 года. В Первую Мировую войну он так и вступает в младшем офицерском чине - корнетом. Вместе с полком в составе 1-го гвардейского кавалерийского корпуса участвует в интенсивных боях августа и осени 1914 года. О его служебном росте можно судить по боевым орденам: первые три - корнету, четвертый в ноябре 1915 года - поручику, шестой - в ноябре 1916 года - штабс-ротмистру. Наград много и все они боевые. Конечно, офицеру-кавалергарду получить орден несколько проще, чем обычному строевому, все же к гвардии внимания больше. Но шесть! Это о чем-то говорит!
Был в военной карьере Бибикова и еще один нетривиальный поворот. Вот как описывается он в «Послесловии к истории Кавалергардского полка»:
«За первые десять месяцев боев русская армия понесла ощутимые потери. Особенно страдали пехотные части, и поэтому было разрешено откомандировывать желающих кавалерийских офицеров в пехоту. С каким негодованием отнеслись бы к подобному предложению кавалергарды времен Уварова и Де-Прерадовича! Но времена - иные, офицеры-добровольцы откликнулись тут же. Первыми перешли в 13-й лейб-гренадерский Эриванский полк флигель-адъютант поручик князь Багратион-Мухранский, поручики Бутурлин и Гернгросс, корнеты Безобразов и Пашков, прапорщик граф Медем. Корнет Оржевский был зачислен в лб.-гв. Преображенский полк. Весьма скоро Оржевский и князь Багратион были убиты...
…в мае 1916 г. при 1-й гв. кавалерийской дивизии был сформирован стрелковый дивизион, первоначально состоявший из четырех пеших эскадронов… Эскадроны носили наименования полков, из которых получили они офицеров, унтеров и рядовых: кавалергардский, конногвардейский, кирасирский. Первым командиром 1-го пешего [кавалергардского] эскадрона стал штабс-ротмистр В. Н. Бибиков».
На военное время приходится и важное событие в личной жизни Валериана Николаевича. 9 июля 1917 года в Киеве состоялась его свадьба с Софьей Михайловной Толстой (22.03.1895,СПб - 6.09.1979, Аргентюэль, Франция).
Ее отец - граф Михаил Павлович Толстой (27.05.1845- 18.07.1913) - герой Русско-турецкой войны 1877-78 годов, командовавший Передовой позицией на Шипке, раненый там. Мать - княжна Ольга Александровна Васильчикова (14. 08.1857-11.05.1934). Любителям старого Петербурга напомню, что знаменитый «Толстовский дом» между нынешней улицей Рубинштейна и Фонтанкой был построен по заказу как раз Михаила Павловича Толстого.
Раз уж заговорил о Бибиковых и Толстых, то не удержусь и от еще одной генеалогической ремарки. Бибиковы (но из другой ветви) породнились и с Львом Николаевичем Толстым. Причем, произошло это при весьма драматических обстоятельствах. Как известно, финал романа «Анна Каренина», когда Анна бросается под поезд, был взят великим писателем из реального происшествия, в разбирательстве которого он сам принимал участие. Под товарный поезд бросилась гражданская жена (у них было к тому времени уже трое незаконнорожденных детей) соседа-помещика Александра Николаевича Бибикова. Толстые и Бибиковы по-соседски дружили, но после трагического случая с Анной Степановной Пироговой общение сошло на нет. Однако племяннику Александра Сергеевича - Сергею Васильевичу Бибикову очень пришлась по душе (и взаимно) племянница Льва Николаевича - Мария, дочь его старшего брата Сергея. Несмотря на активное противодействие толстовской родни, они все-таки поженились.
Но вернусь к Валериану Николаевичу.
Октябрьскую революцию он не принял, что не удивительно. В 1919 году сражался у Деникина в составе сводного Кавалергардского дивизиона. В 1919 году вместе с женой они отплыли на английском корабле на Мальту. Затем была Италия и Швейцария. В 1920 году в швейцарской Лозанне родился единственный сын супругов Бибиковых - Георгий Валерианович.
Через три года семья перебирается в Париж, где Валериан Николаевич становится заметным участником объединения бывших офицеров Кавалергардского полка. Лишившиеся родины люди продолжали поддерживать друг друга, устраивали совместные заседания, торжественные обеды, читали лекции, спорили, собирали материалы по истории своих полков, фотографии, реликвии.
Как пишет Олег Гончаренко в книге «Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев»: «Союзы и объединения бывших гвардейских полков всегда отличались строгой организацией, большой дисциплиной и точным соблюдением всех правил офицерской этики».
Сын Валериана Георгий не только был принят в 1940 году в Общество кавалергардов, по и продолжил начатую В.Н. Звегинцовым работу по составлению истории Кавалергардского полка.
А дальше начинается Вторая Мировая война, затем Великая Отечественная, и, как уже говорилось, Валериан Бибиков отправляется на Родину в составе армии ее врагов.
Он несколько раз приезжал в отпуск в Париж, и удалось отыскать небольшие свидетельства его прибывания.
В январе 1942 года, приехав в отпуск, он встречается в Париже с великим князем Андреем Владимировичем и дарит найденную им в Александровском дворце оккупированного Пушкина литографию «Вечер на даче». Видимо, этот подарок тронул великого князя, тот тщательно заносит информацию о событии на обратную сторону непритязательной картинки.
Литография Вечер на даче, подаренная В Н Бибиковым вел. кн. Андрею Владимировичу
Об отпуске 1943 года есть более подробная информация из книги Бориса Михайловича Носика «Меланхолическая прогулка по знаменитому русскому некрополю Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Истинная энциклопедия русской эмиграции».
«Перечитывая интереснейший дневник, который на протяжении всей войны вела в Берлине княжна Мария (Мисси) Васильчикова, … я наткнулся на запись 1943 года: «Воскресенье, 10 октября. Большую часть дня ожидала звонка дяди Валериана Бибикова - пожилого родственника из Парижа, который в начале русской кампании пошел добровольцем в немецкий флот в качестве переводчика. Думал ли он тогда, во что ввязывается! Сейчас он едет к себе в Париж в отпуск. Я собиралась дать ему письма: одно для Джорджи, другое от Филиппа де Вандевра. Филипп настаивал, чтобы я прочла его письмо, а я вначале отказывалась. Но когда он ушел, я прочла. Какой ужас! Оказалось, что это подробный отчет, направляемый архиепископу Муленскому участником Сопротивления - священником, работающим в немецком концлагере. Я пережила ужасные муки совести: с одной стороны, нельзя подводить Филиппа, а с другой - понятно, чем это может кончиться для бедного Валериана. В конце концов я положила все это в запечатанный конверт, адресованный Джорджи, с просьбой, чтобы он сам отправил это письмо из Парижа в Мулен, и вручила Валериану сей прощальный подарочек. До самого его ухода мы топили наши горести в водке. Молюсь, чтобы все прошло хорошо».
Судя по тому, что «пожилой» дядя Валериан Бибиков прожил после этого еще семь лет, какие-то из напастей его все же обошли. Об этом, впрочем, свидетельствует и комментарий к приведенной выше дневниковой записи, сделанный братом княжны Васильчиковой Георгием (Джорджи): «Письмо благополучно достигло Джорджи, и тот переправил его адресату. Автор письма, аббат Жирардэ, погиб». Боже, сколько смертей угрожало человеку в наш страшный век... Но зато выжил Филипп де Вандевр, и стал после войны одним из адъютантов де Голля...»
Княжна Мария Илларионовна Васильчикова - интереснейшая личность! Волею судеб она оказалась свидетельницей - изнутри - заговора, завершившегося неудачным покушением на Гитлера 20 июля 1944 года. Ну а приходилась она… Теща Валериана - Ольга Александровна Васильчикова приходилась двоюродной сестрой деду Марии Илларионовны - Сергею Илларионовичу Васильчикову.
В тот отпуск 43-го года Валериан Бибиков навестил в Париже Александра Николаевича Бенуа и подарил ему несколько фотографий, сделанных в Петергофе.
Фотография Большого каскада Петергофа из коллекции А Н Бенуа
Эмигрант Бенуа, находясь в Париже, тем не менее бережно отслеживал любую информацию о любимом Петергофе. На подаренных фотографиях Александр Николаевич отметил: «Петергоф. В. Н. Бибиков. 1943 год. Большие каскады (Леблон). Большой дворец (Растрелли). На этом
фото видны лишь статуи “Самсон”, “Тритоны, трубящие в рог” и “Нева”. Большие маскароны были еще на месте. Все остальные статуи и вазы похищены». В журнале "История Петербурга".№2(69)/2013.С.90-94
утверждается, что снимки Бибикова были сделаны в апреле 1942 года.
Как отметили на конференции "Фотография в музее" (21-23 мая 2019):
«…фотографии белоэмигранта В.Н. Бибикова из собрания А.Н. Бенуа являются важнейшим иконографическим источником по истории существования резиденции во время войны» [М.К. Крышталева
Фотографии из парижского собрания А.Н. Бенуа в фонде «Архив Музея семьи Бенуа» (ГМЗ «Петергоф»)].
О послевоенной судьбе Валериана Николаевича известно мало. В той же книге Б.М. Носика есть ссылка на мемуары Татьяны де Меттерних (родной сестры Марии Илларионовны Васильчиковой).
«Послевоенной судьбе дяди Валериана Бибикова посвятила целую страницу другая его племянница-мемуаристка Татьяна де Меттерних в своей книге «Татьяна. Дама с пятью паспортами»:
«Валериан Бибиков работал шофером туристического автобуса, и он нам рассказывал, как неприятно чувствовать, что тридцать пар глаз с недоверием сверлят твою спину. Летом он водил по Европе лимузин с туристами, и эта работа была ему больше по душе. Последними его клиентами в то лето была пара богатых нуворишей из Южной Америки. Доставив их в их отель в Австрии, он пошел повидаться с находившимся там испанским королем Альфонсом XIII, который был почетным командиром того самого гвардейского полка, в котором служил Бибиков. Случалось, что дядины клиенты тоже изъявляли желание принять участие в подобных встречах и даже обижались, что их не приглашают пойти. «Понимаешь, но они не из тех людей, с которыми интересно было бы встретиться», - говорил мне Валериан с чувством вины, потому что эти богачи были к нему добры и он вовсе не хотел их обидеть.
Он был лысый, на его выразительном лице легко было прочитать все его чувства и мысли. Его юмор и его острое чувство человечности не могли не оценить даже его товарищи-шоферы из коммунистического профсоюза СЖТ. Он пускался с ними в бурные политические споры, нисколько не думая о последствиях, которые могли быть для него неприятными. Но обычно все кончалось снисходительным и вполне дружелюбным возгласом: “Ох, уж этот старина Биби”...».
Валериан Николаевич Бибиков умер 10 ноября 1950 года и похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Софья Михайловна прожила гораздо дольше. Еще в 70-е годы XX века она возглавляла Парижский комитет помощи бывшим Ди-Пи («перемещенным лицам», D-P, «displaced person»), причем не как-то номинально, а активно участвовала в сборе пожертвований.
Их сын Георгий Валерианович прожил долгую жизнь, в июне 2020 года отметил свое 100-летие. В сентябре 1940 года был официально принят в Кавалергардскую семью. Вместе с Верой Ферзен они написали книгу «Кавалергарды на службе России». В феврале 2021 года на страничке «Военно-исторического клуба "Аванпостъ" Пенза» опубликовали заметку о смерти «последнего кавалергардов» (https://m.vk.com/wall-68405034_7384 ).