В далёкой от нас - и географически, и культурно - Японии в последнее десятилетие множатся проявления феномена со странным названием - «хикикомори». Люди самого разного возраста, как правило - из семей немалого достатка, запираются в своей комнате от семьи, друзей и всей окружающей действительности. Они живут, погружённые в миры виртуальные или фантазийные, как вечные младенцы, под опекой стареющих родителей, которым не решаются даже взглянуть в глаза. Так же не могут они встретиться лицом к лицу ни с жизнью, ни с самими собой.
XXI век стирает границу пространств и расстояний. Из Москвы до Японии можно добраться менее чем за сутки. Восток сохраняет свой колорит, но проблемы его - чисто западные. Мы не можем более сказать, что ничем не походим на этих азиатов. В конце концов, Япония уже вошла в «глобальный» мир. Капитализм, либеральная «демократия», философия экзистенциализма, западная массовая культура - так ли много теперь между нами различий? Не под грузом ли универсальных проблем ломаются многие сотни тысяч молодых (и не очень) людей - неспособных уже справиться со стрессом даже обычной, мещанской действительности?
Сколько людей на Западе и в Росси убегают от реальных проблем в виртуальные миры? Сколько пытается заглушить внутреннюю боль или пустоту алкоголем, наркотиками, беспорядочными связями? Не западные ли психологи бьют тревогу об «эмоциональной тупости», навязчивом потреблении, неспособности людей общаться и любить?
Не зная граней. В бешенстве страстей
Забвенья он искал душе своей.
Средь ураганов сердца презирал
Борьбу стихий он, схватку волн и скал;
Средь исступлений сердца он порой
И господа дерзал равнять с собой;
Раб всех безумств, у крайностей в цепях,
Как явь обрел он в этих диких снах, -
Скрыл он, но проклял сердце, что могло
Не разорваться, хоть и отцвело.
Всюду разлито пугающее бессилие. Изучавшие возникновение нацизма интеллектуалы говорили про «конформизм» - соглашательство с любым решением, навязываемым извне. Эрих Фромм был резче - проблемой современного человека он называл «бегство от свободы»: страх враждебного капиталистического мира, где у тебя отнимают любые возможности и способности, а затем бросают на произвол судьбы, переходящий в отказ от свободы и подчинение любому авторитету, обещающему спокойствие и защиту.
Когда разговор заходит о политике, многие из нас отвечают: «это дело грязное, пусть ею занимаются политики», «не тревожь мой покой своей политотой». Или - более правдиво: «Миром правят силы большие и зловещие, я же в нём - лишь песчинка». Всякая несправедливость, происходящая на наших глазах, сначала перестаёт вызывать в нас действие («Что я могу один сделать?»), затем - даже чувство негодования. Мы выбираем профессию так, как нам велик рынок. Любим случайно и лишь того, кого можем.
Хорхе Луис Борхес писал про ХХ век: «В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал... Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай и еще меньше - в ад». Из мира уходит героизм, человеческая сила и отвага, возможность победы. Они кажутся нам «пошлыми», «неправдоподобными», «скучными». Их упоминание бередит какую-то глубокую рану, которую хочется скрыть.
В русском языке слово «романтик» означает пустого мечтателя, оторванного от мира. Нам непонятна тяга к стихии, морю, буре - что это? Желание жить на природе, в лесной глуши - мечта уставших от жизни городских жителей ещё со времён римского Вергилия? Страсти английских романтиков удобно связать с пьянством, кутежом, любовным развратом - словом, тем, что вписывается в обывательский мирок.
От прозы и даже стихов можно защититься превратными интерпретациями, взглядом через кривое зеркало собственной слабости и безверия. Но подобные благостыне картины ломает беспощадный факт: английский романтик лорд Джордж Гордон Байрон отдавался стихии не только в литературе, но и на деле. Конец жизни он посвятил настоящей войне: борьбе Греции за освобождение от османского ига. Этому символу свободы, стоящему для Запада даже выше Великой Французской революции.
Путь Байрона описан в его произведениях - и нельзя понять, выводил ли его поэт для потомков или для самого себя. Возможно, сам романтик не совершил бы главного шага своей жизни, не напиши он «Шильонского узника», «Прометея» или «Паломничество Чайльд-Гарольда». В любом случае, эти произведения способны стать руководством для нового поколения. Понять их - наша жизненная необходимость.
Читать далее на сайте информагентства REGNUM