Под впечатлением от БПМ-2009
На днях посчастливилось участвовать в ежегодной глобальной игре "Большие пейнтбольные манёвры". Сценарий на этот раз был Гражданская война в США. Мне выпала честь сражаться в рядах Третьего корпуса армии Конфедерации, на эмблеме которого изображён трилистник. События того дня, песни Шинед и Долорес и калейдоскоп жизненных стечений обстоятельств в последнее время оставили очень глубокий след в душе.
Луисвилль отстраивался после войны. Со всех сторон раздавались звуки топоров и молотков. Время кровопролития сменилось временем радости и надежды, которое очень многим подарило огромные возможности найти себя в этой вновь объединившейся стране.
На центральной улице недалеко от рынка стояли три женщины. Их инструменты, несмотря на то, что имели такой вид, будто пережили не одно сражение прошедшей войны, изливали прекрасный звук. Виолончель и скрипка. А третья пела:
Well, it’s by the hush my boys and that’s to mind your noise
And listen to poor Paddy’s sad narration
I was by hunger stressed and in poverty distressed
So I took a thought I’d leave the Irish nation
Well I sold my horse and cow, my little pig and sow
My father’s farm of land I then departed
And my sweetheart Bid McGee I’m afraid I’ll never see
For I left her there that morning broken-hearted
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
Большинство прохожих не обращали на них внимание. Все куда-то спешили по своим очень важным, неотложным делам. Ритм жизни нарастал с каждым днём. А стоять, открыв рот, и слушать песни опустившихся людей - удел неудачников. Но таковые есть даже в самые счастливые времена. На некоторых из них были превратившиеся в лохмотья серые мундиры. Были и синие. В конце концов, победителям тоже не всегда везёт.
Well, myself and a hundred more to America sailed over
Our fortunes to be making we were thinkin’
When we got to Yankee land, they put guns into our hands
Saying: “Paddy, you must go and fight for Lincoln”
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
General Meagher to us he said: “If you get shot or lose your head
Every mother’s son of yous will get a pension”
Well in the war I lost my leg and all I’ve now a wooden peg
By my soul it is the truth to you I mention
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
Рядом стояли два одноногих бывших солдата, из разных армий. Оба смотрели на поющих женщин, казалось, не замечая друг друга. Только поправляя костыль, серый обратил внимание на своего соседа:
- Ну что, парень, нашёл своё счастье в этой стране?
Синий пристально посмотрел в лицо спрашивающего. Затем вновь повернулся к музыкантам. Оба молча слушали песню.
Well I think myself in luck, if I get fed on Indianbuck
And old Ireland is the country I delight in
To the Devil I would say God curse Americay
For in truth I’ve had enough of their hard fightin’
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
I wish, I was at home, I wish, I was at home
I wish, I was at home in dear old Dublin
- А ты выиграл свою войну? - тихо сказал синий…
* * *
Сражение под Луисвиллем подходило к своему закономерному завершению. Северяне поднялись в атаку на последние изредка огрызающиеся позиции южан.
Она за руки тащила стонущего от невыносимой боли раненного. Близкий разрыв заставил лишь тихо вздрогнуть. Она уже очень давно не вскрикивала. Солдат тоже дернулся, замолчал и вдруг стал невероятно тяжелым. Она упала рядом, от безысходности и досады рыдая в душе. На лице слез не было. Она уже выплакала своё. Через мгновение девушка уже бежала обратно на передний край.
- Янки слева! Займите оборону! Быстрее, Вилл, Пол! - скомандовал капитан, своим двум пока ещё чудом остающимся в живых лейтенантам.
В их взводах к этому времени было в сумме одиннадцать человек. Горстка южан встретила наступающего с двух сторон противника огнём из-за бруствера. Лейтенант Вильям О’Райли понял, что эту атаку уже не отразить. Выстрелив во врага, он обернулся, и в глазах его застыли ужас и боль. Она снова была здесь.
- УВЕДИТЕ СЕСТРУ!!! МАТЬ ВАШУ!!! Здесь больше некого спасать! И нечего, - крикнул Вильям, проклиная в душе капитана за то, что он до сих пор не вытащил девушку из этого ада.
Северяне уже кололи штыками тех, кого не нашли пули. Вырвав у мёртвых две винтовки, он бросился назад. Капитан рухнул вместе со знаменем. Раненный Пол, закрывая её собой со стороны другой атаки, методично делал выстрел за выстрелом, пока не получил попадания в голову во время перезарядки. Она лежала неподвижно, обхватив голову руками. Между пальцами тонкой струйкой сочилась кровь. «НЕТ! Не может быть!» - он припал к ней. Почувствовав жизнь в этой девушке, которая так стремительно вошла в душу, всё больше и больше заполняя образующийся вакуум и не давая пустоте поглотить его, Вильям стал совершенно спокойным. Ей уже ничего не угрожало. Он заслонил её своим телом от палящих на бегу янки, с противоположной стороны лежал мёртвый Пол.
Хладнокровно прицелившись как в тире, он убил ближайшего синего. Первая пуля северян вошла в ногу. Он даже не заметил. Изготовка. Выстрел. Ещё один северянин, казалось, просто споткнулся, но уже не встал. Вторая пуля раздробила плечевой сустав. Отлетела разряженная винтовка. Уцелевшей рукой он поднял припасённое оружие. Синие были уже прямо перед ним. На этот раз точно уже не получилось, но янки всё-таки присел на колено. Третья пуля попала в живот, вызвав адскую боль. Издав жуткий клокочущий рык, он приготовился отбить штыковой удар нависшего над ним северянина.
Джон О’Клири, обезумев от царившего повсюду хаоса боя, смерти, стонов раненных, грохота орудий и ружей, бежал в атакующей цепи на позиции южан. После того, когда рядом упал его боевой товарищ, он вообще перестал смотреть по сторонам. Он уже вообще ничего не видел. И ни о чём не думал. Сознание просто отключилось. Ноги сами занесли тело на бруствер. Память не принимала ни перекошенное от ужаса и гнева лицо серого солдата, ни штык, воткнутый ему со всей силы в грудь, ни пересушенную землю, вновь отталкиваемую бегущими ногами.
Сознание 19-ти летнего мальчика включилось внезапно. И не выдержало. Зрение выхватило из всей страшной картины трилистник, испачканный красно-бурыми брызгами, на нашивке у истекающего кровью офицера южан. Джон замер. А через мгновение увидел и женщину, лежащую рядом, и труп другого лейтенанта с пробитой головой.
Вильям понял, что сил поднять ружье уже не хватит.
- Давай, парень. Бей в сердце. Подари ирландцу Свет, - выдавил он, глядя в широко раскрытые зеленые глаза на ещё детском лице северянина.
Стрельба прекратилась. Как-то внезапно стало непривычно тихо. Командир синих при помощи ножа разжал мёртвые пальцы серого капитана и поднял боевой флаг южан.
- Ты дрянной солдат, - сказал он, подойдя к Джону. - Какого чёрта он ещё жив, а?
- Это мой пленник, сэр.
- Да ты рехнулся, парень! Он ранен в живот.
- Прошу, не убивайте его, - тихо ответил Джон.
Офицер северян презрительно окинул взглядом своего солдата, сплюнул в сторону и оттолкнул его. После наклонился к сестре:
- Вашу руку, мэм.
Она отняла ладони от лица и вопросительно посмотрела на Вильяма. Тот едва заметно кивнул.
- Идите за мной. Надеюсь, для Вас этот кошмар уже закончился, мисс.
Вильям неотрывно смотрел вслед медленно удаляющейся сестре. Пройдя шагов десять, она остановилась и обернулась. По запылённому лицу, измазанному запекающейся кровью, двумя струйками текли слёзы. А в её глазах было что-то большее, чем даже самое искреннее сострадание и боль потери. Ему очень захотелось умереть. Сейчас. В этот миг. С таким взглядом этой девушки в сознании.
Лагерь северян жил своей обычной вечерней жизнью. Некоторые пели песни о любимых, о доме, или же о чём-то более простом и доступном. Некоторые заливали крепким пойлом потери товарищей, пережитые ужасы, или же наоборот, праздновали победу в сражении и радовались своей удаче. Некоторые прижимали маркитанток в обозах, давая начало столь успешному послевоенному поколению.
Джон сидел у медицинских палаток, там, где, глядя в звёздное небо, тихо умирали самые безнадёжные раненные.
- Офицер прав, - не глядя на него, сказал Вильям осипшим голосом. - Ты плохой солдат. Окажись на твоём месте, я убил бы тебя без колебаний.
- Ты, наверное, уже давно привык к смерти, привык вырывать души. А я считал, что к этому невозможно привыкнуть.
- Тогда за каким дьяволом ты припёрся в эту страну? Думал найти здесь рай? Так знай же, этот рай тут можно построить, лишь отправив на Тот Свет уйму людей… Проклятье. Из-за какого-то сопляка я теперь должен мучиться, - прорычал от боли Вильям.
- Когда в Ирландии от голода умерли наши соседи, а отец уже перестал вставать, я сказал себе, что никогда не буду смиряться со смертью.
- Парень, ты как тупая скотина, которую ведут на убой. Это НЕ ТВОЯ страна, НЕ ТВОЯ война. Во имя чего не сегодня так завтра ты получишь свою пулю, а? Не знаешь. Вот именно.
- А ты?
- Я очень хорошо знаю. Потому что это МОЯ война, мальчик. Англичане растоптали всё, что было у моих предков. Кроме веры и духа. Ценой огромных усилий им удалось создать здесь новый мир. И пока я жив, не дам опять разрушить его. Ни Линкольну, ни самому дьяволу.
Он взглянул на Джона и совсем тихо добавил:
- Я не сложу оружия…
* * *
- А ты выиграл свою войну?
Вильям не отвечал. Выпрямившись, насколько это позволяли костыли, он смотрел в сторону улицы. Под руку с хорошо одетым мужчиной шла удивительно красивая женщина. Небольшой шрам на щеке, аккуратно прикрытый причёской, совершенно не портил её. Лицо сияло неподдельной радостью, но в глазах был какой-то едва заметный оттенок грусти. Он узнал запах её волос, когда парочка прошла мимо футах в пяти от него. Музыканты начали играть следующую песню:
The truth will ever hide
Even though I tried
They tried to take my pride
But they only took my father from me
They only took my father
Even though I cried
Even though I tried again
God be with you Ireland
God be with you Ireland
Sometimes I was afraid
Even though I prayed
I’ve lost my religion now
You took that too some how
Blood upon thy hands
Blood upon thy hands again
Как и тогда, он смотрел ей вслед. Она не оборачивалась. Разве могла она узнать его в смердящем сером одноногом оборванце. Шедший рядом мужчина обнял её так, что развеялись все сомнения.
I have served my time
God be with you Ireland
Suffered for my crime
God be with you Ireland
I have served my time
God be with you Ireland
Suffered for my crime
God be with you Ireland
God be with you now
God be with you now
God be with you now
God be with you now
Она пережила слишком многое за эти годы, и конечно же заслужила своё счастье. А он. Ему просто не повезло на войне.
Луисвилль отстраивался после войны. Со всех сторон раздавались звуки топоров и молотков. Время кровопролития сменилось временем радости и надежды, которое очень многим подарило огромные возможности найти себя в этой вновь объединившейся стране.
На центральной улице недалеко от рынка стояли три женщины. Их инструменты, несмотря на то, что имели такой вид, будто пережили не одно сражение прошедшей войны, изливали прекрасный звук. Виолончель и скрипка. А третья пела:
Well, it’s by the hush my boys and that’s to mind your noise
And listen to poor Paddy’s sad narration
I was by hunger stressed and in poverty distressed
So I took a thought I’d leave the Irish nation
Well I sold my horse and cow, my little pig and sow
My father’s farm of land I then departed
And my sweetheart Bid McGee I’m afraid I’ll never see
For I left her there that morning broken-hearted
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
Большинство прохожих не обращали на них внимание. Все куда-то спешили по своим очень важным, неотложным делам. Ритм жизни нарастал с каждым днём. А стоять, открыв рот, и слушать песни опустившихся людей - удел неудачников. Но таковые есть даже в самые счастливые времена. На некоторых из них были превратившиеся в лохмотья серые мундиры. Были и синие. В конце концов, победителям тоже не всегда везёт.
Well, myself and a hundred more to America sailed over
Our fortunes to be making we were thinkin’
When we got to Yankee land, they put guns into our hands
Saying: “Paddy, you must go and fight for Lincoln”
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
General Meagher to us he said: “If you get shot or lose your head
Every mother’s son of yous will get a pension”
Well in the war I lost my leg and all I’ve now a wooden peg
By my soul it is the truth to you I mention
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
Рядом стояли два одноногих бывших солдата, из разных армий. Оба смотрели на поющих женщин, казалось, не замечая друг друга. Только поправляя костыль, серый обратил внимание на своего соседа:
- Ну что, парень, нашёл своё счастье в этой стране?
Синий пристально посмотрел в лицо спрашивающего. Затем вновь повернулся к музыкантам. Оба молча слушали песню.
Well I think myself in luck, if I get fed on Indianbuck
And old Ireland is the country I delight in
To the Devil I would say God curse Americay
For in truth I’ve had enough of their hard fightin’
Hear me, boys, now take my advise
To America I’ll have yous not be coming
There’s nothing here but war
Where the murderin’ cannons roar
And I wish, I was at home in dear old Dublin
I wish, I was at home, I wish, I was at home
I wish, I was at home in dear old Dublin
- А ты выиграл свою войну? - тихо сказал синий…
* * *
Сражение под Луисвиллем подходило к своему закономерному завершению. Северяне поднялись в атаку на последние изредка огрызающиеся позиции южан.
Она за руки тащила стонущего от невыносимой боли раненного. Близкий разрыв заставил лишь тихо вздрогнуть. Она уже очень давно не вскрикивала. Солдат тоже дернулся, замолчал и вдруг стал невероятно тяжелым. Она упала рядом, от безысходности и досады рыдая в душе. На лице слез не было. Она уже выплакала своё. Через мгновение девушка уже бежала обратно на передний край.
- Янки слева! Займите оборону! Быстрее, Вилл, Пол! - скомандовал капитан, своим двум пока ещё чудом остающимся в живых лейтенантам.
В их взводах к этому времени было в сумме одиннадцать человек. Горстка южан встретила наступающего с двух сторон противника огнём из-за бруствера. Лейтенант Вильям О’Райли понял, что эту атаку уже не отразить. Выстрелив во врага, он обернулся, и в глазах его застыли ужас и боль. Она снова была здесь.
- УВЕДИТЕ СЕСТРУ!!! МАТЬ ВАШУ!!! Здесь больше некого спасать! И нечего, - крикнул Вильям, проклиная в душе капитана за то, что он до сих пор не вытащил девушку из этого ада.
Северяне уже кололи штыками тех, кого не нашли пули. Вырвав у мёртвых две винтовки, он бросился назад. Капитан рухнул вместе со знаменем. Раненный Пол, закрывая её собой со стороны другой атаки, методично делал выстрел за выстрелом, пока не получил попадания в голову во время перезарядки. Она лежала неподвижно, обхватив голову руками. Между пальцами тонкой струйкой сочилась кровь. «НЕТ! Не может быть!» - он припал к ней. Почувствовав жизнь в этой девушке, которая так стремительно вошла в душу, всё больше и больше заполняя образующийся вакуум и не давая пустоте поглотить его, Вильям стал совершенно спокойным. Ей уже ничего не угрожало. Он заслонил её своим телом от палящих на бегу янки, с противоположной стороны лежал мёртвый Пол.
Хладнокровно прицелившись как в тире, он убил ближайшего синего. Первая пуля северян вошла в ногу. Он даже не заметил. Изготовка. Выстрел. Ещё один северянин, казалось, просто споткнулся, но уже не встал. Вторая пуля раздробила плечевой сустав. Отлетела разряженная винтовка. Уцелевшей рукой он поднял припасённое оружие. Синие были уже прямо перед ним. На этот раз точно уже не получилось, но янки всё-таки присел на колено. Третья пуля попала в живот, вызвав адскую боль. Издав жуткий клокочущий рык, он приготовился отбить штыковой удар нависшего над ним северянина.
Джон О’Клири, обезумев от царившего повсюду хаоса боя, смерти, стонов раненных, грохота орудий и ружей, бежал в атакующей цепи на позиции южан. После того, когда рядом упал его боевой товарищ, он вообще перестал смотреть по сторонам. Он уже вообще ничего не видел. И ни о чём не думал. Сознание просто отключилось. Ноги сами занесли тело на бруствер. Память не принимала ни перекошенное от ужаса и гнева лицо серого солдата, ни штык, воткнутый ему со всей силы в грудь, ни пересушенную землю, вновь отталкиваемую бегущими ногами.
Сознание 19-ти летнего мальчика включилось внезапно. И не выдержало. Зрение выхватило из всей страшной картины трилистник, испачканный красно-бурыми брызгами, на нашивке у истекающего кровью офицера южан. Джон замер. А через мгновение увидел и женщину, лежащую рядом, и труп другого лейтенанта с пробитой головой.
Вильям понял, что сил поднять ружье уже не хватит.
- Давай, парень. Бей в сердце. Подари ирландцу Свет, - выдавил он, глядя в широко раскрытые зеленые глаза на ещё детском лице северянина.
Стрельба прекратилась. Как-то внезапно стало непривычно тихо. Командир синих при помощи ножа разжал мёртвые пальцы серого капитана и поднял боевой флаг южан.
- Ты дрянной солдат, - сказал он, подойдя к Джону. - Какого чёрта он ещё жив, а?
- Это мой пленник, сэр.
- Да ты рехнулся, парень! Он ранен в живот.
- Прошу, не убивайте его, - тихо ответил Джон.
Офицер северян презрительно окинул взглядом своего солдата, сплюнул в сторону и оттолкнул его. После наклонился к сестре:
- Вашу руку, мэм.
Она отняла ладони от лица и вопросительно посмотрела на Вильяма. Тот едва заметно кивнул.
- Идите за мной. Надеюсь, для Вас этот кошмар уже закончился, мисс.
Вильям неотрывно смотрел вслед медленно удаляющейся сестре. Пройдя шагов десять, она остановилась и обернулась. По запылённому лицу, измазанному запекающейся кровью, двумя струйками текли слёзы. А в её глазах было что-то большее, чем даже самое искреннее сострадание и боль потери. Ему очень захотелось умереть. Сейчас. В этот миг. С таким взглядом этой девушки в сознании.
Лагерь северян жил своей обычной вечерней жизнью. Некоторые пели песни о любимых, о доме, или же о чём-то более простом и доступном. Некоторые заливали крепким пойлом потери товарищей, пережитые ужасы, или же наоборот, праздновали победу в сражении и радовались своей удаче. Некоторые прижимали маркитанток в обозах, давая начало столь успешному послевоенному поколению.
Джон сидел у медицинских палаток, там, где, глядя в звёздное небо, тихо умирали самые безнадёжные раненные.
- Офицер прав, - не глядя на него, сказал Вильям осипшим голосом. - Ты плохой солдат. Окажись на твоём месте, я убил бы тебя без колебаний.
- Ты, наверное, уже давно привык к смерти, привык вырывать души. А я считал, что к этому невозможно привыкнуть.
- Тогда за каким дьяволом ты припёрся в эту страну? Думал найти здесь рай? Так знай же, этот рай тут можно построить, лишь отправив на Тот Свет уйму людей… Проклятье. Из-за какого-то сопляка я теперь должен мучиться, - прорычал от боли Вильям.
- Когда в Ирландии от голода умерли наши соседи, а отец уже перестал вставать, я сказал себе, что никогда не буду смиряться со смертью.
- Парень, ты как тупая скотина, которую ведут на убой. Это НЕ ТВОЯ страна, НЕ ТВОЯ война. Во имя чего не сегодня так завтра ты получишь свою пулю, а? Не знаешь. Вот именно.
- А ты?
- Я очень хорошо знаю. Потому что это МОЯ война, мальчик. Англичане растоптали всё, что было у моих предков. Кроме веры и духа. Ценой огромных усилий им удалось создать здесь новый мир. И пока я жив, не дам опять разрушить его. Ни Линкольну, ни самому дьяволу.
Он взглянул на Джона и совсем тихо добавил:
- Я не сложу оружия…
* * *
- А ты выиграл свою войну?
Вильям не отвечал. Выпрямившись, насколько это позволяли костыли, он смотрел в сторону улицы. Под руку с хорошо одетым мужчиной шла удивительно красивая женщина. Небольшой шрам на щеке, аккуратно прикрытый причёской, совершенно не портил её. Лицо сияло неподдельной радостью, но в глазах был какой-то едва заметный оттенок грусти. Он узнал запах её волос, когда парочка прошла мимо футах в пяти от него. Музыканты начали играть следующую песню:
The truth will ever hide
Even though I tried
They tried to take my pride
But they only took my father from me
They only took my father
Even though I cried
Even though I tried again
God be with you Ireland
God be with you Ireland
Sometimes I was afraid
Even though I prayed
I’ve lost my religion now
You took that too some how
Blood upon thy hands
Blood upon thy hands again
Как и тогда, он смотрел ей вслед. Она не оборачивалась. Разве могла она узнать его в смердящем сером одноногом оборванце. Шедший рядом мужчина обнял её так, что развеялись все сомнения.
I have served my time
God be with you Ireland
Suffered for my crime
God be with you Ireland
I have served my time
God be with you Ireland
Suffered for my crime
God be with you Ireland
God be with you now
God be with you now
God be with you now
God be with you now
Она пережила слишком многое за эти годы, и конечно же заслужила своё счастье. А он. Ему просто не повезло на войне.