Ангел
Originally posted by snarskiy at История про Ангела
Чудеса в Православии - вопрос постоянно обсуждаемый, вопрос непростой, действие чудес амбивалентно. Я опасался и опасаюсь не только писать про чудеса, но и читать про них. Для меня всегда было большим искушением читать эти бесконечные истории о крестообразных капельках, облаках, о "предугадавших и прикровенно поведавших" при том, что я верю в чудесную прозорливость, и, в том числе, нередко, в прозорливость описываемых персонажей. Порой доводится читать описание таких "чудесых явлений", смысл которых с христианской точки зрения совершенно для меня не понятен; о миротчении авторучки, например, или "чудесном" падении крестов с колоколен во время урагана. Нет, все возможно истолковать в более или менее убедительных словах, но для того ли Господь являет нам, маловерным, Свои чудеса, чтобы мы их истолковывали? Все эти выискивания скрытого смысла явлений на голом месте меня огорчают и повергают порой в скептицизм, по каковой причине я и стараюсь беречь очеса от досужих разговоров о чудесном. И если бы мне сказали еще хотя бы на Троицу, что я услышу историю о недавнем явлении Ангела Господня автолюбителю, да еще и не побоюсь искушать ею читателей, то я бы, пожалуй, не поверил. Но вышло именно так.
Седовласый муж с глубокими залысинами и некрасовской бородой очень походил на известного режиссера Хотиненко. Он пришел по каким-то своим делам, и так получилось, что разговорился и описал свой путь к вере. Он был человеком со счастливой судьбой: его крестили в детстве, он не продирался к вере сквозь дебри оккультизма и деструктивных культов, он не был штатным атеистом, по должности не верившим в Бога, он не открывал Истины через тяжкие потери и безысходное горе, он не дрался с Богом и не плевал в Небо, ища Его; он не исследовал туринской плащаницы, и не рассудочно открыл для себя Христа...
Он ехал из города Иркутска в город Шелехов. На трассе почти еще в самом Иркутске его остановил гаишник, блестящий в свете фар своими люминесцентными полосками новенькой стильной формы. Но на этот раз страж автопорядка не потребовал права и "синьку", а, несколко просунув голову свою в открытое окно автомобиля, попросил довезти его до Шелехова. Наш герой, с неохотой согласился. Водителям всегда неприятно подбрасывать гаишников в форме. И это неудовольствие рождается не столько классовой ненавистью, сколько естественой патовостью ситуации, которая всегда противна. Согласитесь, гаишник, который в форме стоит на трасе и "голосует" жезлом, находится в очень выгодном положении - водитель обязан остановиться. Да, конечно, услышав, что гаишник обращается к нему с личной просьбой, водитель имеет полное право ему отказать (и даже в резкой форме), но это должен быть очень смелый водитель, решительный, в некотором роде революционер. Наш водитель таковым вольтерианцем не был и потому угрюмо рулил, бросая время от времени в зеркало заднего вида беглые взгляды на своего гостя.
Последний же болтал без умолку, что твое радио, его речь текла спокойно, хозяин машины, один раз поинтересовавшись знает ли гость его зятя (имеющего какое-то отношение к ГАИ) и получив утвердительный ответ (и несколько, признаться, успокоившись), не вслушивался больше в болтовню попутчика. Трудно завладеть вниманием собеседника в таком положении, скажем честно: и в более приватной ситуации вниманием собеседника завладеть, порой, нелегко, однако гаишник, кажется, и не нуждался ни в каком внимании собеседника...
Но тут водитель сердцем почувствовал что-то "неладное" и как-то враз весь вспотел, точно миллионы мелких игл впились в сину и через миллионы микроран выступили миллионы микрокапелек крови, которые тут же остыли и начали холодить кожу, и сильно захотелось пить. Он заметил вдруг, что боится поднять глаза и поглядеть в зеркало заднего вида, в котором непременно отразится гость. И, как обычно в таких случаях и бывает, он все-таки смалодушничал и глянул в зеркало.
То, что он увидел повергло его в трепет: это были глаза попутчика, необыкновенные глаза, небывалые, бездонно глубокие и ужасные, но не страшные. Здесь он осознал, что гаишник в подробностях и мелких деталях пересказывает ему все грехи его жизни, не пропуская ни одной мелкой детали, ни одного помысла и самооправдания; он говорит какбы о другом человеке, но наш герой не мог не узнать грешную сторону своей жизни, историю своих падений.
В полуобморочном состоянии он доехал до кольца у Шелехова, где и высадил пассажира, согласно его просьбе, и, начав разворачиваться, стал напряженно глядеть в боковое зеркало, во-первых, чтобы не сбить этого человека, во-вторых, чтобы посмотреть куда он пойдет, но, по всем законам жанра, нами, маловерными, придуманного, Ангел исчез на абсолютно пустом месте, с которого даже бегом невозможно скрыться не только за две секунды, которые водитель не глядел в зеркало, но и за несколько минут - кто бывал на кольце перед г. Шелеховым, тот не даст соврать.
Далее педаль газа, мелькающая дорога назад в Иркутск, разворот к первой показавшейся церкви (Свято-Троицкой, что на Чкалова), долгая, подробная и при том первая в его жизни исповедь, обморок и Причастие. Человек родился во Христе!
Чудеса в Православии - вопрос постоянно обсуждаемый, вопрос непростой, действие чудес амбивалентно. Я опасался и опасаюсь не только писать про чудеса, но и читать про них. Для меня всегда было большим искушением читать эти бесконечные истории о крестообразных капельках, облаках, о "предугадавших и прикровенно поведавших" при том, что я верю в чудесную прозорливость, и, в том числе, нередко, в прозорливость описываемых персонажей. Порой доводится читать описание таких "чудесых явлений", смысл которых с христианской точки зрения совершенно для меня не понятен; о миротчении авторучки, например, или "чудесном" падении крестов с колоколен во время урагана. Нет, все возможно истолковать в более или менее убедительных словах, но для того ли Господь являет нам, маловерным, Свои чудеса, чтобы мы их истолковывали? Все эти выискивания скрытого смысла явлений на голом месте меня огорчают и повергают порой в скептицизм, по каковой причине я и стараюсь беречь очеса от досужих разговоров о чудесном. И если бы мне сказали еще хотя бы на Троицу, что я услышу историю о недавнем явлении Ангела Господня автолюбителю, да еще и не побоюсь искушать ею читателей, то я бы, пожалуй, не поверил. Но вышло именно так.
Седовласый муж с глубокими залысинами и некрасовской бородой очень походил на известного режиссера Хотиненко. Он пришел по каким-то своим делам, и так получилось, что разговорился и описал свой путь к вере. Он был человеком со счастливой судьбой: его крестили в детстве, он не продирался к вере сквозь дебри оккультизма и деструктивных культов, он не был штатным атеистом, по должности не верившим в Бога, он не открывал Истины через тяжкие потери и безысходное горе, он не дрался с Богом и не плевал в Небо, ища Его; он не исследовал туринской плащаницы, и не рассудочно открыл для себя Христа...
Он ехал из города Иркутска в город Шелехов. На трассе почти еще в самом Иркутске его остановил гаишник, блестящий в свете фар своими люминесцентными полосками новенькой стильной формы. Но на этот раз страж автопорядка не потребовал права и "синьку", а, несколко просунув голову свою в открытое окно автомобиля, попросил довезти его до Шелехова. Наш герой, с неохотой согласился. Водителям всегда неприятно подбрасывать гаишников в форме. И это неудовольствие рождается не столько классовой ненавистью, сколько естественой патовостью ситуации, которая всегда противна. Согласитесь, гаишник, который в форме стоит на трасе и "голосует" жезлом, находится в очень выгодном положении - водитель обязан остановиться. Да, конечно, услышав, что гаишник обращается к нему с личной просьбой, водитель имеет полное право ему отказать (и даже в резкой форме), но это должен быть очень смелый водитель, решительный, в некотором роде революционер. Наш водитель таковым вольтерианцем не был и потому угрюмо рулил, бросая время от времени в зеркало заднего вида беглые взгляды на своего гостя.
Последний же болтал без умолку, что твое радио, его речь текла спокойно, хозяин машины, один раз поинтересовавшись знает ли гость его зятя (имеющего какое-то отношение к ГАИ) и получив утвердительный ответ (и несколько, признаться, успокоившись), не вслушивался больше в болтовню попутчика. Трудно завладеть вниманием собеседника в таком положении, скажем честно: и в более приватной ситуации вниманием собеседника завладеть, порой, нелегко, однако гаишник, кажется, и не нуждался ни в каком внимании собеседника...
Но тут водитель сердцем почувствовал что-то "неладное" и как-то враз весь вспотел, точно миллионы мелких игл впились в сину и через миллионы микроран выступили миллионы микрокапелек крови, которые тут же остыли и начали холодить кожу, и сильно захотелось пить. Он заметил вдруг, что боится поднять глаза и поглядеть в зеркало заднего вида, в котором непременно отразится гость. И, как обычно в таких случаях и бывает, он все-таки смалодушничал и глянул в зеркало.
То, что он увидел повергло его в трепет: это были глаза попутчика, необыкновенные глаза, небывалые, бездонно глубокие и ужасные, но не страшные. Здесь он осознал, что гаишник в подробностях и мелких деталях пересказывает ему все грехи его жизни, не пропуская ни одной мелкой детали, ни одного помысла и самооправдания; он говорит какбы о другом человеке, но наш герой не мог не узнать грешную сторону своей жизни, историю своих падений.
В полуобморочном состоянии он доехал до кольца у Шелехова, где и высадил пассажира, согласно его просьбе, и, начав разворачиваться, стал напряженно глядеть в боковое зеркало, во-первых, чтобы не сбить этого человека, во-вторых, чтобы посмотреть куда он пойдет, но, по всем законам жанра, нами, маловерными, придуманного, Ангел исчез на абсолютно пустом месте, с которого даже бегом невозможно скрыться не только за две секунды, которые водитель не глядел в зеркало, но и за несколько минут - кто бывал на кольце перед г. Шелеховым, тот не даст соврать.
Далее педаль газа, мелькающая дорога назад в Иркутск, разворот к первой показавшейся церкви (Свято-Троицкой, что на Чкалова), долгая, подробная и при том первая в его жизни исповедь, обморок и Причастие. Человек родился во Христе!