ЖЗЛ (жизнеописание занимательных личностей)
Один плюс один
Лев Николаевич Толстой этот рассказ мог бы начать так: «Все энергичные люди похожи друг на друга, все лентяи ленивы по-своему». А я начну с Александра Николаева, сиречь - лентяя.
Если его тезка-поэт был любезен народу тем, что чувства добрые пробуждал лишь своей лирой, то Саша посвятил народу все свое молодое тело вместе с чувствами. В расцвете сил и застоя он работал в Художественном институте - демонстратором пластических поз.
В миру людей этой достойной, но малооплачиваемой профессии называют проще: натурщик или натурщица. Вот что гласит по поводу этой работы суровая ведомственная инструкция: «Демонстрирование пластических поз в разных видах одежды и обнаженном виде в учебных классах, студиях и на пленэре для создания произведений живописи, скульптуры и других видов изобразительного искусства». Во как! Поэтому у Пушкина - буквально два-три прижизненных портрета, а у Николаева их - на целый Эрмитаж! Его ваяли и рисовали поколения юных художников, а он в это время был тоже художником, но свободным. Николаев не мог пойти в кочегары или дворники, как многие его коллеги по образу жизни, потому что любая работа, требующая шевеления каких-либо органов, была ему влом! А стоять или сидеть часами и при этом слегка шевелить мозгами - это оказалось по нему. Саша - человек пишущий. Но большинство его произведений не намного больше одной строчки. Больше писать ему лень. Саша любит животных, и у него есть собака. У этой собаки кличка - Собака. Почему? Потому что специально придумывать кличку тоже было лень. Саша не знает, как попадают в дом деньги и продукты. Во всяком случае, он ничего подобного давно домой не приносит. Однако спутница жизни Инна вопреки всему считает его гением и бережет как народное достояние. В случае болезни к врачу Николаев не ходит, а звонит. Звонит он поклоннику своего творчества доктору Черняховскому и дает трубку жене, которая подробно излагает все симптомы мужа.
- Инна, я понял, - говорит доктор, - пусть Саня приходит завтра ко мне в поликлинику, я его лору покажу.
- Зачем? Я тебе все рассказала, теперь сходи к лору сам, перескажи ему и спроси, что делать?
Александр неприхотлив: его вполне бы устроили одна футболка и одни джинсы. И только причуды климата да обоняние супруги заставляют его менять иногда одежду. Любимый напиток Николаева - пиво, любимая поза - лежа с книгой на диване, любимая фраза: « А хрен его знает!» Кстати, фраза универсальная, рекомендуется к применению в любых случаях жизни, особенно семейной:
- Ты почему сегодня так поздно пришел?
- А хрен его знает!
- Опять выпивали?
- А хрен его знает!
- Ты меня любишь?
- А хрен его знает!
В общем, надеюсь, Александра Николаева вы себе уже представляете. Перейдем к другому Александру - Семикову. В природе редко встречаются полные антиподы. Даже амеба, если присмотреться, имеет много общего с человеком. Однако Семиков - антипод, антоним и идейный антагонист Николаева. Семиков - энергичен, аккуратен и подтянут. Пока Николаев в набедренной повязке натурщика вяло служил искусству, Семиков в военной форме молодцевато служил Родине. Александр Семиков - полковник запаса и кандидат наук, Николаев - вечный допризывник с белым билетом и дипломом геодезического техникума. Семиков - четкий, как ритм военного марша. Если он сказал, что будет в 16.15, значит, будет в 16.15. Или придет с запасом - в 15.16. Поэтому Николаев, который, вечно опаздывая, звонит и спрашивает: «Я правильно опаздываю?» находится вне пределов его понимания.
Как- то раз, когда мы собирались на пикник, организатор мероприятия Семиков поручил Николаеву купить хлеб, и тот успешно провалил это дело, потому что возле его дома не оказалось хлебного магазина, а куда еще идти за хлебом, он не знал. Семиков купил хлеб сам, а в наказание лишил Николаева шашлыка.
Честно говоря, я Семикова немного боюсь. Мне стыдно, что я не такой четкий. А он к тому же еще и чуткий. Всем на день рождения пишет посвящения. В стихах. Каждый год разные. И никого не пропускает, потому что у него все дни рождения записаны. Но и ты, если захочешь, свой день рождения не пропустишь, а выставишься, потому что Семиков непременно напомнит. В общем, Александр Семиков надежный и безотказный, как оптический прицел. Его трудно любить, как трудно любить свою совесть, которая не дает покоя - но нельзя не уважать. До него не доплыть, к нему можно только стремиться. Поэтому он среди нас, как вареный лук в супе: одинок, но необходим. К тому же, ко всем своим достоинствам он еще любит помогать людям. Как-то вечером Семикову позвонил Николаев. Не поздно позвонил, где-то в полпервого. А раз Николаев - сова, то Семиков, естественно, наоборот - жаворонок. Николаев - богема, а Семикову - к девяти на работу.
- Я не очень поздно? - вежливо спросил Николаев.
- Поздно, конечно, но не очень, - мгновенно проснулся Семиков.
- Саня, мне из налоговой письмо пришло - надо заполнить какую-то декларацию.
- Это - формальность, всем прислали! Я давно заполнил и отослал, - доложил Семиков.
- Клево! - обрадовался Николаев. - У меня тут бланк - объясни по-быстрому, как его, блин, заполнять?!
Терпеливый Семиков, проявляя чудеса выдержки, долго возился с Николаевым, скрупулезно объясняя порядок заполнения каждого пункта. Примерно через час Николаев скупо рассыпался в благодарностях, и они расстались.
В два часа ночи снова позвонил Николаев.
- Саня, ты, случайно, мой индекс почтовый не знаешь, надо же им обратно отправить?
- Я?! - задохнулся Семиков.
- Ладно, не волнуйся, я на конверте посмотрю. А сейчас ты бы мог объяснить то же самое моей тупой Инке, оказывается, ей такую же декларацию прислали.
- А ты сам что, не можешь ей объяснить?! - потеряв терпение, завопил навсегда разбуженный Семиков.
- Не, не могу! Я же еще тупее!..
Два Александра, Николаев и Семиков соответственно… Они такие разные, и они не должны были встретиться. Но они встретились у нас, в Клубе Голохвастова, где собираются люди, пишущие в жанре юмора. Семиков тщательно отбирает то, что хочет прочесть вслух и опубликовать. Николаев тащит все, что написал за неделю.
Однажды ко мне приехал Игорь Иртеньев, редактор популярного тогда иронического журнала «Магазин».
- Саня, - предложил я Николаеву, - отбери штук пять-семь своих миниатюр. Я покажу Иртеньеву.
На следующий день он приволок пухлую папку с текстами.
- Что это? - спросил я в ужасе.
- Мои произведения! - ответил Николаев.
- Но я же просил тебя отобрать лучшее!
- А я не смог отобрать!
- Но почему?
- Потому что мне все мое нравится!
Пятнадцать лет у героев моего повествования, как у членов Клуба, было очень мало общего. И тут Семиков принес на Клуб пару бутылок водки и немного закуски, а Николаев, как всегда, бутылку пива.
- По какому поводу праздник? - поинтересовался Николаев, плотоядно поглядывая на стол.
- Машину я купил, - буднично сообщил Семиков.
Все выпили, кроме, естественно, Семикова, но Николаев захмелел больше всех, потому что запивал водку пивом. Не знаю, придуривался Саша или нет, но пришлось загрузить его в новое авто, и Семиков взялся отвезти коллегу домой. Соседи, увидев, как поддатого Николаева какой-то прилично одетый мужик нежно выгружает из машины и ведет к дому, резко привяли.
- Не может быть! Неужели этот раздолбай в люди выбился?
С тех пор ради этого момента Николаев, как ни тяжко, каждую неделю поднимает задницу и отправляется на заседания Клуба. Семиков приезжает на машине с работы, а Николаев на трамвае из дому. И оба с нетерпением ждут окончания заседания. Тогда они уходят вместе, и Семиков везет Николаева домой, потому что им по пути. У парадного они оба выходят из машины на глазах соседей, свыкшихся с тем, что у Николаева появился личный шофер. Тепло прощаются, и каждый из них смотрит на другого и думает:
- Не дай бог! Если я изменюсь, я могу стать таким, как он. Нет, лучше конец!
КОНЕЦ.
Лев Николаевич Толстой этот рассказ мог бы начать так: «Все энергичные люди похожи друг на друга, все лентяи ленивы по-своему». А я начну с Александра Николаева, сиречь - лентяя.
Если его тезка-поэт был любезен народу тем, что чувства добрые пробуждал лишь своей лирой, то Саша посвятил народу все свое молодое тело вместе с чувствами. В расцвете сил и застоя он работал в Художественном институте - демонстратором пластических поз.
В миру людей этой достойной, но малооплачиваемой профессии называют проще: натурщик или натурщица. Вот что гласит по поводу этой работы суровая ведомственная инструкция: «Демонстрирование пластических поз в разных видах одежды и обнаженном виде в учебных классах, студиях и на пленэре для создания произведений живописи, скульптуры и других видов изобразительного искусства». Во как! Поэтому у Пушкина - буквально два-три прижизненных портрета, а у Николаева их - на целый Эрмитаж! Его ваяли и рисовали поколения юных художников, а он в это время был тоже художником, но свободным. Николаев не мог пойти в кочегары или дворники, как многие его коллеги по образу жизни, потому что любая работа, требующая шевеления каких-либо органов, была ему влом! А стоять или сидеть часами и при этом слегка шевелить мозгами - это оказалось по нему. Саша - человек пишущий. Но большинство его произведений не намного больше одной строчки. Больше писать ему лень. Саша любит животных, и у него есть собака. У этой собаки кличка - Собака. Почему? Потому что специально придумывать кличку тоже было лень. Саша не знает, как попадают в дом деньги и продукты. Во всяком случае, он ничего подобного давно домой не приносит. Однако спутница жизни Инна вопреки всему считает его гением и бережет как народное достояние. В случае болезни к врачу Николаев не ходит, а звонит. Звонит он поклоннику своего творчества доктору Черняховскому и дает трубку жене, которая подробно излагает все симптомы мужа.
- Инна, я понял, - говорит доктор, - пусть Саня приходит завтра ко мне в поликлинику, я его лору покажу.
- Зачем? Я тебе все рассказала, теперь сходи к лору сам, перескажи ему и спроси, что делать?
Александр неприхотлив: его вполне бы устроили одна футболка и одни джинсы. И только причуды климата да обоняние супруги заставляют его менять иногда одежду. Любимый напиток Николаева - пиво, любимая поза - лежа с книгой на диване, любимая фраза: « А хрен его знает!» Кстати, фраза универсальная, рекомендуется к применению в любых случаях жизни, особенно семейной:
- Ты почему сегодня так поздно пришел?
- А хрен его знает!
- Опять выпивали?
- А хрен его знает!
- Ты меня любишь?
- А хрен его знает!
В общем, надеюсь, Александра Николаева вы себе уже представляете. Перейдем к другому Александру - Семикову. В природе редко встречаются полные антиподы. Даже амеба, если присмотреться, имеет много общего с человеком. Однако Семиков - антипод, антоним и идейный антагонист Николаева. Семиков - энергичен, аккуратен и подтянут. Пока Николаев в набедренной повязке натурщика вяло служил искусству, Семиков в военной форме молодцевато служил Родине. Александр Семиков - полковник запаса и кандидат наук, Николаев - вечный допризывник с белым билетом и дипломом геодезического техникума. Семиков - четкий, как ритм военного марша. Если он сказал, что будет в 16.15, значит, будет в 16.15. Или придет с запасом - в 15.16. Поэтому Николаев, который, вечно опаздывая, звонит и спрашивает: «Я правильно опаздываю?» находится вне пределов его понимания.
Как- то раз, когда мы собирались на пикник, организатор мероприятия Семиков поручил Николаеву купить хлеб, и тот успешно провалил это дело, потому что возле его дома не оказалось хлебного магазина, а куда еще идти за хлебом, он не знал. Семиков купил хлеб сам, а в наказание лишил Николаева шашлыка.
Честно говоря, я Семикова немного боюсь. Мне стыдно, что я не такой четкий. А он к тому же еще и чуткий. Всем на день рождения пишет посвящения. В стихах. Каждый год разные. И никого не пропускает, потому что у него все дни рождения записаны. Но и ты, если захочешь, свой день рождения не пропустишь, а выставишься, потому что Семиков непременно напомнит. В общем, Александр Семиков надежный и безотказный, как оптический прицел. Его трудно любить, как трудно любить свою совесть, которая не дает покоя - но нельзя не уважать. До него не доплыть, к нему можно только стремиться. Поэтому он среди нас, как вареный лук в супе: одинок, но необходим. К тому же, ко всем своим достоинствам он еще любит помогать людям. Как-то вечером Семикову позвонил Николаев. Не поздно позвонил, где-то в полпервого. А раз Николаев - сова, то Семиков, естественно, наоборот - жаворонок. Николаев - богема, а Семикову - к девяти на работу.
- Я не очень поздно? - вежливо спросил Николаев.
- Поздно, конечно, но не очень, - мгновенно проснулся Семиков.
- Саня, мне из налоговой письмо пришло - надо заполнить какую-то декларацию.
- Это - формальность, всем прислали! Я давно заполнил и отослал, - доложил Семиков.
- Клево! - обрадовался Николаев. - У меня тут бланк - объясни по-быстрому, как его, блин, заполнять?!
Терпеливый Семиков, проявляя чудеса выдержки, долго возился с Николаевым, скрупулезно объясняя порядок заполнения каждого пункта. Примерно через час Николаев скупо рассыпался в благодарностях, и они расстались.
В два часа ночи снова позвонил Николаев.
- Саня, ты, случайно, мой индекс почтовый не знаешь, надо же им обратно отправить?
- Я?! - задохнулся Семиков.
- Ладно, не волнуйся, я на конверте посмотрю. А сейчас ты бы мог объяснить то же самое моей тупой Инке, оказывается, ей такую же декларацию прислали.
- А ты сам что, не можешь ей объяснить?! - потеряв терпение, завопил навсегда разбуженный Семиков.
- Не, не могу! Я же еще тупее!..
Два Александра, Николаев и Семиков соответственно… Они такие разные, и они не должны были встретиться. Но они встретились у нас, в Клубе Голохвастова, где собираются люди, пишущие в жанре юмора. Семиков тщательно отбирает то, что хочет прочесть вслух и опубликовать. Николаев тащит все, что написал за неделю.
Однажды ко мне приехал Игорь Иртеньев, редактор популярного тогда иронического журнала «Магазин».
- Саня, - предложил я Николаеву, - отбери штук пять-семь своих миниатюр. Я покажу Иртеньеву.
На следующий день он приволок пухлую папку с текстами.
- Что это? - спросил я в ужасе.
- Мои произведения! - ответил Николаев.
- Но я же просил тебя отобрать лучшее!
- А я не смог отобрать!
- Но почему?
- Потому что мне все мое нравится!
Пятнадцать лет у героев моего повествования, как у членов Клуба, было очень мало общего. И тут Семиков принес на Клуб пару бутылок водки и немного закуски, а Николаев, как всегда, бутылку пива.
- По какому поводу праздник? - поинтересовался Николаев, плотоядно поглядывая на стол.
- Машину я купил, - буднично сообщил Семиков.
Все выпили, кроме, естественно, Семикова, но Николаев захмелел больше всех, потому что запивал водку пивом. Не знаю, придуривался Саша или нет, но пришлось загрузить его в новое авто, и Семиков взялся отвезти коллегу домой. Соседи, увидев, как поддатого Николаева какой-то прилично одетый мужик нежно выгружает из машины и ведет к дому, резко привяли.
- Не может быть! Неужели этот раздолбай в люди выбился?
С тех пор ради этого момента Николаев, как ни тяжко, каждую неделю поднимает задницу и отправляется на заседания Клуба. Семиков приезжает на машине с работы, а Николаев на трамвае из дому. И оба с нетерпением ждут окончания заседания. Тогда они уходят вместе, и Семиков везет Николаева домой, потому что им по пути. У парадного они оба выходят из машины на глазах соседей, свыкшихся с тем, что у Николаева появился личный шофер. Тепло прощаются, и каждый из них смотрит на другого и думает:
- Не дай бог! Если я изменюсь, я могу стать таким, как он. Нет, лучше конец!
КОНЕЦ.