Навеяно приближающимся 23 февраля
Подумать только, это было 20 лет назад!
Я пришла из детского садика, распевая песню про какого-то погибшего красноармейца - разучили к праздничному утреннику.
- Избавь меня от этой мерзости, - устало сказал мама, целый день отработавшая на приеме.
Такие слова я слышала от нее впервые.
- Почему?
- Видела этого Сашу, сына бабки?
Я кивнула: Сашу, сына старухи-соседки по коммуналке я помнила хорошо - у него было лицо синее, а глаза красные, и от него все время плохо пахло.
- Вот представь себе: такие, как он, убили бы нашего папу, потому что он - так называемый гнилой интеллигент. Это хорошо? Это героизм? Не говоря о том, что наш папа и его, и бабку эту лечил! Герои-красноармейцы, - последнее слово прозвучало в ее устах как ругательство.
Я опечалилась.
Однажды я увидела в нашей комнате голубой журнал с синей каемкой по краю. Я уже умела немного читать, поэтому название помню до сих пор - «Новый мир». Еще очень отчетливо помню, как прочитала по слогам два слова, показавшиеся мне сущей белибердой: «Архипелаг ГУЛАГ».
- Это неинтересная книжка, мама, - сказала я. - Там совсем нет картинок. О чем она?
Это было как раз время уборки. Мама протирала пыль. И она рассказала…
Мама все время слушала пластинку Жанны Бичевской с белогвардейскими песнями (она тогда только вышла, 1988 год, по-моему). Изредка она объясняла, о чем поется, попутно рассказывая страшные предания о своих прадеде и прабабке, расстрелянных помещиках, о деде, убитом во времена раскулачивания, и другое в том же духе. В ее словах не было страха или ненависти. Только настойчивое убеждение: «Мы не такие, не такие, как они», которое я незаметно для себя впитывала.
На 8 марта мы разучили какое-то стихотворение, в котором была козырная фраза: «Мы не белоручки!», произнести которую почиталось среди нас, дошкольников, за великую честь. Хотя я не знала, что она означает.
Дома спросила у мамы:
- А кто такие белоручки?
Мама разогнулась. Она как раз чистила унитаз в общем туалете нашей коммунальной квартиры (вообще моя мама была единственной из тех, кто чистил здесь ванну и отхожее место).
- Это мы с тобой, - просто ответила она.
- А что значат тогда слова «Мы - не белоручки»? - спросила я.
- Значит, что у того, кто говорит, руки черные от грязи.
Когда мой бывший парень познакомил меня со своими родителями, он потом сам рассказал мне, как я им понравилась. Что мама его, мол, сказала: «Красивая девочка. Породистая». И сам он потом почему-то называл меня «породистая Риточка». Не могу сказать, что я обижалась.
Тем не менее, я-то знаю, что на мне порода во многом измельчала. И выругаться могу, и веду себя не всегда достойно. Да и вообще...
Я пришла из детского садика, распевая песню про какого-то погибшего красноармейца - разучили к праздничному утреннику.
- Избавь меня от этой мерзости, - устало сказал мама, целый день отработавшая на приеме.
Такие слова я слышала от нее впервые.
- Почему?
- Видела этого Сашу, сына бабки?
Я кивнула: Сашу, сына старухи-соседки по коммуналке я помнила хорошо - у него было лицо синее, а глаза красные, и от него все время плохо пахло.
- Вот представь себе: такие, как он, убили бы нашего папу, потому что он - так называемый гнилой интеллигент. Это хорошо? Это героизм? Не говоря о том, что наш папа и его, и бабку эту лечил! Герои-красноармейцы, - последнее слово прозвучало в ее устах как ругательство.
Я опечалилась.
Однажды я увидела в нашей комнате голубой журнал с синей каемкой по краю. Я уже умела немного читать, поэтому название помню до сих пор - «Новый мир». Еще очень отчетливо помню, как прочитала по слогам два слова, показавшиеся мне сущей белибердой: «Архипелаг ГУЛАГ».
- Это неинтересная книжка, мама, - сказала я. - Там совсем нет картинок. О чем она?
Это было как раз время уборки. Мама протирала пыль. И она рассказала…
Мама все время слушала пластинку Жанны Бичевской с белогвардейскими песнями (она тогда только вышла, 1988 год, по-моему). Изредка она объясняла, о чем поется, попутно рассказывая страшные предания о своих прадеде и прабабке, расстрелянных помещиках, о деде, убитом во времена раскулачивания, и другое в том же духе. В ее словах не было страха или ненависти. Только настойчивое убеждение: «Мы не такие, не такие, как они», которое я незаметно для себя впитывала.
На 8 марта мы разучили какое-то стихотворение, в котором была козырная фраза: «Мы не белоручки!», произнести которую почиталось среди нас, дошкольников, за великую честь. Хотя я не знала, что она означает.
Дома спросила у мамы:
- А кто такие белоручки?
Мама разогнулась. Она как раз чистила унитаз в общем туалете нашей коммунальной квартиры (вообще моя мама была единственной из тех, кто чистил здесь ванну и отхожее место).
- Это мы с тобой, - просто ответила она.
- А что значат тогда слова «Мы - не белоручки»? - спросила я.
- Значит, что у того, кто говорит, руки черные от грязи.
Когда мой бывший парень познакомил меня со своими родителями, он потом сам рассказал мне, как я им понравилась. Что мама его, мол, сказала: «Красивая девочка. Породистая». И сам он потом почему-то называл меня «породистая Риточка». Не могу сказать, что я обижалась.
Тем не менее, я-то знаю, что на мне порода во многом измельчала. И выругаться могу, и веду себя не всегда достойно. Да и вообще...