По закону (1926, бывш. Госкино, реж. Лев Кулешов, сценарист Виктор Шкловский, 78 мин.)
Глухомань на реке Юкон. В маленькой артели золотоискателей ЧП. Слуга-ирландец застрелил двух работодателей, но был скручен двумя другими выжившими. Наводнение помешало отконвоировать паршивца куда следует, хотя мешочки с золотом уже намыты и людей в избушке ничто особо не держит. Выносить общество убийцы изо дня в день всё труднее, и совершившая гражданский арест супружеская пара решается на инсценировку суда ради официального смертного приговора.
"Фильма эта - сплошной садизм, истерика, надрыв, театр гиньоль, утонченное мучительство. Садизм ради садизма, - поскольку вместо содержания какой-то сумбур..."
Насчёт сумбура есть разные школы мысли, а в остальном Владимир Иванович Блюм, один из главных цензоров СССР 1920-х, дал обруганной фильме неплохую рекламу. Всё-таки "утончённое мучительство" в свой адрес не каждый Кулешов услышит.
_
В блогах и на форумах рецензий на фильм Кулешова немало, потому что ещё в 2010 году фильм выпущен венским Film Museum с музыкой композитора Franz Reisecker. Дай бог им всем здоровья, а Госфильмофонд как был паразитом на теле родной культуры, так и остаётся, и лейбл его издательский разве что во сне увидишь. Хуже Госфильмофонда в этом смысле только Российская Книжная Палата, давным-давно созданная для благ библиографии, а ныне совершенно бесполезная организация, занятая только торговлей ISBN (Международными Стандартными Книжными Номерами), - при том, что никому из нас эти ISBN нафиг не сдалися и если завтра они все исчезнут, то мы с вами этого даже не заметим, а бюджетное финансирование паразитам всё равно отстёгиваем.
Возвращаясь к нашему Кулешову: чужие рецензии и отзывы не вполне подготовили меня к увиденному. В общем и целом все продвигают мысль, что фильм рассказывает о конфликте хтонического, естественного базиса животных начал со слишком крепкой и давяще-тяжёлой надстройкой буржуазной социализации.
Но вот следует та сцена, где ранее грубивший и не шедший на контакт ирландец со слезами на глазах выворачивает душу перед доброй миссис. На лице миссис (религиозной фанатички, не выпускающей из рук Новый Завет) торжество - грешник наконец-то покаялся в содеянном, она ему вроде исповедницы и отпускает грехи. Однако происходящее можно трактовать и как следственное мероприятие, в ходе которого получены признательные показания, опровергающие версию о спонтанном убийстве в аффекте. Теперь вина доказана, можно пирком да за смертный приговорчик
_
...и это единственный эпизод фильма, с которым я срезонировала настолько, чтобы воодушевиться и сказать себе "Класс!". Потому что люблю всё такое неоднозначное.
Да, в 1926 году я была бы недовольным зрителем.
...На какую долю намытого золота мог рассчитывать ирландец? Неужели ему полагался только голый оклад без бонусов, раз он так взбунтовался?
...Можно ли считать нестерпимым капиталистическим угнетением стирку белья в горячей воде в тёплой избушке, в то время как угнетатели на ветру под дождичком полный рабочий день ковыряются лопатами в песке и холодной воде?
...и прочие вопросы такого рода отравили бы мне всё удовольствие от созерцания Владимира Фогеля, актёра тысячи лиц, Александры Хохловой с её непередаваемо своеобразной внешностью, Сергея Комарова, приятно похожего на Голлума, плюс тонн воды, вылитой на актёров доброй съёмочной группой ради эпизода штормовой погоды.
Приз личных симпатий, конечно, отдан вот этому кадру, в глубине которого женщина дерётся с психопатом-убийцей, а вниманию зрителей предложена необычная поза застреленного старателя.
В остальном авторы налегали на символику. Которая поразительным образом не соотносилась с действием! - и, должно быть, в этом-то вся соль. В смысле, у меня нарратив с визуалом воедино так и не собрались. Как-будто два разных фильма одновременно смотрела.
Ключевым с самого начала стал вопрос, как супруги Нильсен планируют распорядиться долями погибших коллег. И если планируют отказать их наследникам во вступлении в наследство, то не является ли ирландец неудобным свидетелем, который подтвердит сам факт существования золота. Увы, ни сценарист Шкловский, ни режиссёр Кулешов вообще никак не коснулись этого вопроса.
То есть, авторами выпячивалась сама тема убийства как экзистенциального акта. В 1926 году в кино ходили вполне ещё молодые ветераны двух войн (даже трёх, если считать и русско-японскую). Может, для них и впрямь было важно дополнительно отрефлексировать смертоубийство, не знаю, у меня же нет такого опыта.
Первое золото. Символ алчности. Просто, понятно. Вот только тень от ладони принадлежит не ирландцу, а доброй миссис.
Новый Завет и огнестрельное оружие. В контексте фильма это любопытное сближение. Расстрел, наверное, чуть гуманнее повешения?
Вдохновенное чтение священного текста. Грязные руки.
А вот и аутентичная рецензия В. И. Блюма целиком (скан из журнала "Жизнь искусства", 1926 г., № 37, 14 сент.). С небольшим сокращением она републикована ранее, но без раскрытия псевдонима Садко, из-за чего текст выглядит хоть и длинным, но как бы рядовым, всего лишь одним из многих мнений, а не руководящим словом цензора из Главреперткома. Справедливости ради, цензурой кинематографа В. И. Блюм не распоряжался, его вотчина - театр и эстрада.
Для сравнения рядом привожу подвернувшуюся рецензию Ильи Трауберга из журнала "Рабочий и театр" (1926 г., № 51, стр. 15) - вот она как раз рядовая, ни к чему не обязывающая и не дающая сигналов по властной вертикали.
Осторожнее! профессиональный рецензент Блюм проспойлерил финал в первом же длинном абзаце. А вы говорите, блогеры лажают. Тут человек министерского уровня себе такое запросто позволил. И чтоб два раза не вставать, пусть здесь будет и фотография Владимира Ивановича Блюма, печатавшегося под псевдонимом Садко. А то в этих наших интернетах на него особо и посмотреть негде.
_
_
