Суд должен продолжаться / Парад добродетели (Белгоскино, 1930, реж. Ефим Дзиган, Борис Шрейбер)
Немой фильм с интертитрами. После показательного суда над пятью насильниками, напавшими на лаборантку электрозавода, выяснилось, что примеры буржуазного, потребительского отношения к женщине всё ещё имеют место быть. Муж погряз в мещанском страхе позора и рецидива; заводской шофёр запросто навязывает своё общество, потому что считает себя подарком всякой бабе; пафосный юрист при удобном случае предлагает оплатить сеанс любви. Суд над негодяями, отрывающими женщин от созидательного труда в коллективах, должен продолжаться.
Забудьте этот абзац. Фильм вовсе не о том. Доказано скриншотами: там полным-полно визуальных сигнальчиков, сигналов и сигналищ чего-то, отличающегося от понятной ненависти к бытовому насилию.
Те немногие, кто в теме, обязательно вспоминают в связи с этим фильмом страшное "чубаровское дело" о групповом изнасиловании молодой работницы, шедшей вечером по Лиговскому проспекту. Но "чубаровское дело" - 1926 год. А фильм снят спустя несколько лет, когда проблема уличного бандитизма перестала быть самой конкурентноспособной на рынке актуальных проблем. То есть, глубинный кризис, решаемый в фильме, какой-то другой, не из области изучения разновидностей моральной деградации, толкающей мужчин на насилие в отношении женщин.
Итак, предлагаю провести следствие по делу о суде, который должен был продолжаться.
Вот первый визуальный сигнал, пока ещё маленький, слабенький. К возвращению жены из больницы муж, монтёр того же электрозавода, приготовил букет в вазе и сервировку к чаю. Что ж, муж у героини явно приличный парень. И она это ценит.
Авторы тут же начинают отвлекающий манёвр. Они помнят, что для прохождения худсоветов их фильм должен агитировать за прекращение навязывания трудящимся женщинам роли секс-объектов.
И вот муж требует, чтоб "опозоренная" жена уволилась и сидела дома. Моментально назревает семейный конфликт.
Но раздвоение концепта состоялось именно в этом эпизоде, с формальной точки зрения выстроенном по канонам борьбы с мещанством. Вот он, самый смак - такая мелкая деталь в глубине комнаты. Увы, качество скриншота оставляет желать. Поэтому...
...укрупняем. Это телефон. Да, в жилище монтёра и лаборантки есть свой собственный телефон.
Вы телефонные справочники тех лет давно в последний раз листали? Скажем, заходим в "Электронную библиотеку" Рос. нац. библиотеки, выбираем "Весь Ленинград: адресная и справочная книга на 1929 год". Если ткнуться, например, в страницу с фамилией Назаров и дальше до Наметно-Петровского, там обнаружатся врач, артистка "Пролеткульта", член и кандидат в члены Ленинградского Совета, музыкант, "Нарсуд", счетовод, механик, работник Нарсвязи, живописец, профессор, репортер, корреспондент, работник Публичной библиотеки, инженер, маклер, "Гострудсберкасса", стенографист, зав. кинотетром "Пробуждение", "Ленинградбумтрест"... Мало у кого из них есть телефоны, только адреса указаны. Разумеется, ни одного монтёра и ни одной лаборантки. Напомню, это мы сейчас обстановку 1929 года разведали.
Кстати, обратили внимание, как в "Не может быть!" Гайдая по рассказам Зощенко героиня Крючковой гордилась тем, что живёт в квартире с ванной? Наличие собственной ванной в квартире считалось статусным моментом для управленца, а тут у каких-то монтёра и лаборантки целый телефон.
Какие выводы?
Монтёр и лаборантка ещё недавно имели иной социальный статус. Иными словами, их откуда-то выперли и бедолагам пришлось податься в пролетарии.
Вот мы и вышли на тайный нерв фильма. 1929-1930 годы, разгар чисток в совучреждениях. Прямо-таки оргия чисток. Лиц, запятнавших себя непролетарским прошлым, изгоняли нафиг на все четыре стороны. Дескать, таким у руля не место, руки не мозолистые.
Смотрим внимательно на мужа. Он тоскует посреди цеха с какой-то монтёрской штукой в руках. Вы как знаете, а мне хочется ему эполеты пририсовать. Кем он мог быть в прошлой жизни, когда ему полагался телефон?
Актёр - мужчина с тонкой кожей. Ему можно Гришку Мелехова играть, внука красавицы-турчанки.
Для сравнения - актёр на роль заводского шофёра. Как ни изворачивайся, а на роль героя-любовника с таким лицом попасть сложно, мягко говоря.
Фильм жесток в такого рода деталях. На роли подсудимых по делу об изнасиловании подобраны граждане категорически простецкой внешности и один совсем уж откровенный деградант.
Тем острее воспринимаются миловидные лица в толпе сочувствующих, приютивших героиню. Понимаешь, что кто-то из них, как и она, занимает не своё место, изгнанный к морлокам из мира элоев. Честно ли это, вычислять элоев по красоте лиц? И вообще, достойное ли это занятие, прикидывать, чьих прабабушек любили аристократы, а чьими брезговали? Никаких подсказок на этот счёт авторы уж точно не дают. Но светлеющее лицо героини намекает: жизнь возможна и в мире морлоков, лишь бы зашвырнуть туда побольше таких же элоев, как она сама.
Когда зритель уже почти впадает в панику из-за невозможности понять степень тождества между внешним и внутренним благородством/плебейством персонажа, вот тут-то авторы и делают ход конём.
В кадре начинают доминировать люди в одинаковой одежде, будь то футболки спортивного общества или казённые гимнастёрки студентов и студенток. Якобы это средство внедрить эстетику унисекса; но неужто хоть кто-то из нас не отличит на скриншотах мужчин от женщин?
Одинаковая одежда не маскирует разницу фигур, но нивелирует разницу лиц. Да, героиня определённо права - элои могут отлично смотреться в гуще морлоков! А дальше тонкое. Зритель расслабился, пойманный в визуальную ловушку. Ему кажется, что конфликт исчерпан и дело за хэппи-эндом. Всего лишь нужно достичь однородности общества.
На самом деле, всё ещё только начинается. Героиня делает вот такое лицо и призывает к суду над мужчинами, допустившими по отношению к ней не физическое, а психологическое насилие. Ей требуется полное торжество справедливости.
До этого нам целый час рассказывали, как она боролась с психологическим насилием. От мужа-деспота просто ушла. От шофёра-приставалы отстранялась и убегала. А что с адвокатом? Только его одного она ответно преследовала и атаковала. Хватала за рукав и призывала прохожих разобраться с ним не по-детски.
Давайте ещё раз на героиню посмотрим. На её лице написано: Господин адвокат, мне плевать на монтёра и шофёра, тьфу на них, но лично вам я жить не дам; меня изгнали из вашего класса, а я изгоню вас.
Перед нами новая фанатичка чисток, репрессий и высших мер социальной защиты. Чей социальный лифт не может вернуться на этаж, откуда рухнул, тот очень опасен для жильцов верхних этажей.
И если муж героини пытался хоть как-то компенсировать утрату социального статуса демонстрацией власти над красивой женщиной, о которой мечтают все самцы низшего ранга, то для самой женщины никаких компенсаторных механизмов общество не предусмотрело. Только атака на бывших "своих" может её утешить. Зритель вынужден принять её классовую фрустрацию как должное, а классовый суд должен продолжаться и активнейшее участие в нём примут теперь те, кто ещё недавно сам был подсудимым.
Напоследок - несколько интересных кадров.
Суд над насильниками, ввиду большого числа приглашённых общественников, проходит в таком месте, где можно всех этих общественников разместить. И это, извините, цирк. Да, натурально цирк, с ареной.
1930 год. О хайльгитлерах народ пока не подозревал, так что сцена народного голосования в кино могла выглядеть и так.
Отдельное внимание - актёру Ивану Чувелеву в роли адвоката.
Вот на суде он встаёт и гордо отказывается защищать мерзавцев. Левый глаз совсем бешеный.
А вот поздним вечером того же или следующего дня адвокат агитирует героиню на одноразовую любовь за стандартную плату. И левый глаз уже не бешеный, а масляный. Приведите мне примеры игры одним глазом, и я признаю вашего кандидата столь же крутым актёром.
Фильм есть на Рутрекере, без звукового (т.е. без музыкального) сопровождения.