Однажды голодные и страждущие молили о чуде, а увидели труппу бродячих актёров.
Приняли босяки Юрася Братчика за Христа, а неуклюжих актёров-дебютантов - за апостолов.
И смех, и грех, и кое-кому на руку из кардинальского синклита.
Только надо же, Юрась к своему шансу отнёсся куда серьёзнее, чем даже сам планировал.
Сквозная тема фильма - политтехнологии и стратегии внесистемной оппозиции. Поданы они глазами белорусских хоббитов 1960-х годов на белорусском материале первой половины 16 века.
Сложновато, но хроника похождений Льва Дурова в образе средневекового нонконформиста внешне довольно проста, последовательна и понятна. Фильм должен был встать куда-то в ряд между "Армией Бранкалеоне" Марио Моничелли 1966, "Элкерликом" Йоса Стеллинга 1975 и любыми экранизациями социальных фантазий об Орлеанской девственнице. Но всё-таки вряд ли когда-нибудь встанет, потому что как комедия положений заметно слабее "Армии Бранкалеоне", как притча куда менее мрачен, чем "Элкерлик", да и для повествования о личной пассионарности загримированный златыми кудрями потёртый дядька Лев Дуров не так выигрышен, как восемнадцатилетняя девственница.
Ну и что. Белорусский фильм если и силён, то не жанровым своеобразием, а чем-то другим.
В первую очередь, бросается в глаза своеобразие визуальной составляющей.
Скажем, Валерий Носик в роли юродивого и Лев Круглый в роли скульптора, - оба так и просятся в антураж песков Аравии или лачуг с римских окраин. Вереницу крестьянских мадонн я уж и не упоминаю, так как мадоннообразных матерей с младенцами советское кино полюбило со времён довженковского "Аэрограда", а то и раньше.
В отличие от стилизаций более ранних времён, фильм 1967 года предложил персонажей "библейского стиля" не как эстетический фетиш, а в их собственно библейском качестве - как участников гигантского всерегионального вертепа "Пришествие Христа". В комедийных и полукомедийных ситуациях театра жизни воспроизвелись классические искушения и приключения Спасителя. Поэтому визуальные параллели между мужицким сбродом и насельниками античной ойкумены - прямая отсылка к образам тех, кто однажды провинился криком "Распни его!".
Однако в фильме эта самая пугающая из правд о народной любви к выскочкам вычеркнута, как и не было её.
Как же так? Неужто не призвали распять? Я же говорю, фильм не так прост, как кажется.
Точное, почти стопроцентное визуальное соответствие - не что иное, как точка бифуркации. Толпа шестнадцатого века формально неотличима от толпы первого века. Но "хлеба и зрелищ" - не совсем то, чем удовлетворяются эти буйные, истероидные голодранцы. Десятки лет проповеднической обработки католицизмом чуть откорректировали общий вектор интересов.
Удержать историю о самозванце в позитивном ключе невозможно, если придерживаться, так сказать, канонического источника в качестве сценария. Почувствовав подвох, Юрась Братчик сложил свой альтернативный сценарий. Выступая от имени Христа, он ни разу не забыл, что внесистемная оппозиция сильна тогда, когда выражает подлинные интересы каждого.
Отсюда системное единство с двумя другими достоинствами фильма. Это, во-первых, ясные, однозначно трактуемые афоризмы и максимы,
во-вторых, плавный переход от церковной и "библейской" образности к пасторалям во вполне белорусском антураже.
Юрась Братчик увлёкся игрой в Христа не из религиозного фанатизма или от вредности характера. Наоборот, он всякий раз действовал ситуативно, чётко отличал игру от реальности и старался делать выбор в пользу реальности, а не в пользу игры.
Реальность же, увы, бывает такова, что татарин надменно учит самозванца правильному христианству,
а профессиональные наставники озабочены только конфликтом финансовых и политических интересов.
Некоторые существенные моменты в фильме не артикулированы, но на то и зритель, чтобы смотрел и видел. Псевдоисторический (или исторический, без разницы) Иисус, не испорченный университетским образованием, отбивал паству у пастырей политически проигрышным способом, регулярно вступая с пастырями в диалог. А вот Юрась, в науках слегка искушённый, поддерживал диалог только с паствой, не делая исключения даже для самого маленького пастыря. Никаких переговоров с продажными властями! В 1967 году белорусы знали то, что никак не даётся кое-кому (то есть, всем) сегодня.
Новый Христос - новые и апостолы. Их сомнения имели обратную канону направленность: мужики опасались, что Юрась и впрямь возомнил себя Иисусом. Но Юрась держался рамок разумного, так что оппозиция внутри оппозиции зачахла, не родившись.
Правда, сейчас такой номер вряд ли прошёл бы, скорее всего. Это в 16 веке люди были хоть, как и положено, разные по характеру, темпераменту и глубине морального фундамента, - зато идеал счастья имели примерно одинаковый. Если получили поровну - не бузят.
"Апостол", приковавший моё наибольшее внимание, - это, конечно, Алексей Смирнов.
Во-первых, осталось впечатление, что белорусский дубляж своего персонажа Алексей Макарович выполнил сам, уж больно знакомые интонации.
Во-вторых, при общем недостатке крупных ролей в фильмографии Смирнова, потеря этой работы должны была сильно ранить его чувства. А фильм к зрителям всё не пускали и не пускали.
"Житие и вознесение Юрася Братчика" известно также под названием "Христос приземлился в Гродно". Таково название романа, написанного Владимиром Короткевичем по следам собственного киносценария когда стало ясно, что нормального проката фильму не видать.
Конечно, никто и ждал, что "Житие и вознесение Юрася Братчика" пройдёт цензуру под фанфары. Мало, что ли, киношному начальству было недавних мутных непоняток со "Страстями по Андрею" Тарковского? Но, в принципе, в план Беларусьфильма сценарий "Жития и вознесения..." отлично укладывался по графе антирелигиозной тематики или чего-то в этом роде. И нельзя сказать, что на выходе получилась картина о неуправляемом стахановце, который послал к чёрту горком и обком и стал вызывающе, напоказ, публично придерживаться коммунистической морали, пропагандировать власть советов и ссылаться на заветы Ильича. Это всё равно, что претендовать на место вдовы Мюнхгаузена, которое, как известно, всегда занято. Нет, белорусы сняли нормальное кино с критикой церкви ...католической.
Впрочем, официальной причиной чиновных гонений считают не поиск аллюзий на руководящую и направляющую, а профилактику национализма. Хотя тема роста и укрепления Московского княжества осталась за кадром, при взгляде на события белорусской Реформации непременное братство, единение и слияние восточнославянских народов перестаёт казаться такой уж аксиомой. Слишком своеобычно всё белорусское, слишком отличается от атакующего русского стиля. Не страшен белорусский бунт, не слишком свирепый и не особо беспощадный. Меж тем, не так уж и давно закончилась первая война польского короля Жигмунта Старого с Московией, а сквозь магический исторический кристалл уже маячила дата начала следующей войны. Обе войны закончились оттяпыванием белорусских земель в пользу России. И если этак тишком, бочком и чуточку осмелиться представить себе, что русские в Беларуси выглядели не лучше, чем крымские татары, да и не могли выглядеть лучше, потому что чужие они и есть чужие... В общем, я себе для постов о любви к СУПу сделала новый юзерпик, но он и сюда неплохо вписался.