Внимание! Пост содержит жёсткие фотоматериалы и не рекомендуется к просмотру лицам несовершеннолетнего возраста.
Обеими руками я держался за толстые стальные прутья холодной московской клетки, насколько возможно протиснув меж ними лицо, и тоскливо смотрел в сторону разгорячённой гражданской войной Сирии. Неспокойная сегодня арабская эта страна манила теперь больше прежнего, как яркое пламя свечи гипнотизирует глупого мотылька, обещая спалить его крылья, но подарить те немногие яркие картинки, которые я так и не научился искать в столичных буднях нашего города.
Неведомый надзиратель чувствовал нарастающее моё стремление вырваться и накидывал возникающими ниоткуда рабочими проблемами всё новые и новые оковы, которые должны были удержать здесь. Внутри меня развернулось сопротивление ответственности и легкомыслия; оба чувства были достаточно сильными, оба издавна сидели в основе моей личности, не давая ей спокойно и умиротворённо жить. Возможно, первое одержало бы верх над другим, но грядущая серия затяжных майских праздников, когда деловая сфера Москвы всё равно беспробудно спит, позволила мне таки сговориться со своей совестью. Я решился.
001.
Информации было крайне мало. Мне удавалось найти лишь немногие видеоролики, где боевики отрезали пойманным ими бойцам сирийской армии головы. Один человек, откликнувшийся на мои запросы в сети, порекомендовал мне связаться с российской журналисткой, которая уже несколько лет живёт и работает в Сирии, а в октябре 2012 года была похищена радикальными боевиками, и провела в их плену пять месяцев, после чего сумела бежать. Её история прогремела тогда на весь мир, я хорошо помню новостные заголовки тех дней. Теперь мне представилось пообщаться с ней лично. Анхар Кочнева.
002.
Наша переписка длилась больше месяца. Анхар обещала принять меня в Сирии, попросив взамен как можно больше российского майонеза.
В посольстве мне пришлось сочинять какую-то бредовую историю о том, что я дизайнер, заказчики которого сходят с ума по сирийской мебели, и требуют во что бы то ни стало привезти им три дивана, два шкафа и комод из Дамаска на своём горбу. Похлопав глазами, приёмщик документов разве что не покрутил пальцем у виска, вернул мне паспорт, и загадочно пообещал, что со мной в ближайшие дни свяжутся. Пришлось на свой страх и риск брать билеты, и лететь с надеждой получить штамп в паспорт прямо в аэропорте сирийской столицы.
Расчёт удался. Уже в Сирии сотрудники паспортного контроля связались по выданному мне Анхар телефону её подруги, которая пообещала присматривать за мной и не пускать под пули. За двадцать баксов мне пизданули печать и раскрыли дверь в город.
003.
В других странах таксисты по пути из аэропорта обычно показывают наиболее знаменитые достопримечательности их города, предлагая туристу скорее достать свою мыльницу, чтобы тот нахуярил бесполезные копии существующих огромными тиражами открыток. В Дамаске так делать не принято. Здесь показывают руины разъебашенных авиацией и танками кварталов. А снимать строжайше запрещают, чтобы на очередном блокпосте не свернули всю эту псевдожурналистскую деятельность вместе с водителем и его машиной.
004.
Блокпостов в Сирии больше, чем пешеходных переходов. И ни один нельзя фотографировать. В Сирии вообще нельзя фотографировать. Ничего. Как только наводишь хоть куда-нибудь объектив, сразу подскакивают люди с автоматами, которым нужно дать вразумительные объяснения, кто я, зачем снимаю, и нахуя вообще приехал в Сирию. И всё это на арабском языке. Часто принуждают стирать снимки. Думаю, что за две недели прибывания здесь, не будь со мной рядом Анхар, мне бы не удалось сделать и пятидесяти кадров. Скорее загребли бы однажды в уютные кабинеты комитета государственной безопасности, где в лучшем случае продержали бы до следующего рейса Дамаск-Москва. А учитывая мой не слишком спокойный нрав, вероятно, и вовсе оставили бы в клетке до полного окончания войны.
005. Типичный блокпост.
Анхар отмазывала меня по несколько раз на день, убеждая всех своей ксивой «сахафи русия» («российский журналист» по-арабски), что я не замышляю никакой теракт, а просто собираю картинки о Сирии. И каждый раз ворчала:
- Я тебе говорила не снимать! Ты хочешь меня без работы оставить?! Ты видишь, что я всегда прячу камеру в сумку? Чего ты носишь свою в руке? Убери её, не дразни этих идиотов!
- Анхарчик, ну, не пизди, пожалуйста, я привык везде носить камеру в руках, мне её доставать каждый раз очень долго, я не могу так,- мямлил я в ответ.
- Здесь так нельзя!- не унималась она,- Ты же видишь, как они реагируют!
За весь период своего пребывания в этой стране я не встретил ни одного туриста. Их там просто нет. Вообще. Не удивительно, что, завидев мою фотопушку, пипл так сходил с ума.
В первый же день мы отправились по приглашению на какой-то вечер поэтов и писателей в один из Дамасских ресторанов. Случается и такое в военное время, люди хотят жить нормальной жизнью.
006.
007. Какой-то известный иранский поэт.
Ни одной строчки из зачитываемых стихов я, конечно, не понял, но ебало делал очень умное и одухотворённое, тем более, что многие с интересом поглядывали в мою сторону: что это за пизданутый малый в Сирию приехал. Каждый раз почтительно аплодируя, я украдкой рассматривал курящих женщин в платках. Никогда ранее не видел мусульманок с сигаретами в зубах. Очень мне это нравилось, не знаю, почему.
008.
009.
Анхар стала звездой вечера! Ведущая то и дело обращала на неё внимание, а люди часто подходили, чтобы чуть-чуть поболтать, сфоткаться вместе и обменяться контактами. Ещё бы! Провести пять месяцев в плену косматых боевиков, выжить и суметь съебаться - это вам не стихи под луной строчить!
010.
Поселился я у Анхар дома. Отели переполнены, потому что Дамаск относительно спокойный город, куда съехались сирийцы, дома которых разрушены или заняты боевиками.
Тем не менее, в километре-двух от нас постоянно происходило какое-то жёсткое ебашилово, но как я ни просил Анхар сводить меня туда позырить, она не соглашалась, объясняя мне, что нам туда даже с её ксивой не проникнуть: всё отгорожено блокпостами, и присутствие посторонних там возможно лишь с невъебенными разрешениями высших руководящих чинов.
На раздающиеся невдалеке удары миномётов, пулемётную стрельбу и пролетающие где-то над головой МИГи здесь давно уже никто не обращает внимание. Обыденные будни Дамаска, подумаешь! Люди живут своей жизнью, стоят в очередях за хлебом, ходят в кафешки, курят кальяны. Дети играют в салки и мяч, мужики ремонтируют свои машины, и если бы не регулярный звуковой бэкграунд, напоминающий, где я нахожусь, можно было бы подумать, что никакой войны здесь и вовсе нет.
011.
012.
013.
014.
015.
016.
017.
018.
019.
Днём в домах надолго отключают электричество. Множество станций разрушены, Сирии приходится экономить, вынуждая людей использовать в обиходе газовые горелки и светодиодные лампы на собственном аккумуляторе. Запасливый пипл держит в своих квартирах батареи, позволяющие освещать квартиру и смотреть телевизор в периоды отсутствия тока в распределительных щитках.
020.
Утро следующего дня началось с пришедшего Анхар в специальной смс-рассылке сообщения о произошедшем только что теракте во дворе одной из школ Дамаска. Погибло четырнадцать детей, множество других получили ранения. Спешно собравшись, мы помчались на место трагедии.
021.
С её карточкой «сахафи русия» нам позволили попасть на территорию школы и снять фото и видеоматериалы. Два миномётных снаряда с трёхминутной разбежкой приземлились на баскетбольную площадку, где играли дети.
022.
023.
024.
025.
От взрывов повылетали стёкла окон здания и припаркованных рядом автомобилей. Детей спешно эвакуировали, в классах остались брошенные рюкзаки и тетради, в холле валялась детская обувь, всюду была кровь. На полу рыдала мать одного из убитых детей.
026.
027.
028.
029.
030. Учительская.
Преподаватели школы показали нам убранный в прозрачный пакет мозг одного из детей, которому осколками раскроило череп. Жуткое зрелище.
031.
032.
Но ещё более леденящие кровь фотографии мне предстояло сделать часом позже, когда мы приехали в госпиталь, где нас проводили в морг.
033.
Число раненых детей в госпитале вкупе с пострадавшими от других терактов людьми значительно превышало имеющееся в больнице количество коек, отчего многие были уложены в кровать по двое или вовсе на пол. Толпы родственников, проносящиеся взад-вперёд по коридорам коляски, репортёры местных и зарубежных каналов создавали такой хаос в больнице, что остаётся только диву даваться, как в этих условиях продолжали выполнять своё дело медики!
034.
035.
036.
037.
038.
039.
Главный врач много лет назад учился в СССР, хорошо говорил по-русски, и, пообщавшись с нами в своём кабинете, дал разрешение на посещение палат с пострадавшими и расположенного тут же в подвале госпиталя морга, где находились те, кому повезло меньше остальных.
040.
041. Родители ждут допуска к опознанию своих погибших детей.
Анхар говорит, что у неё железные нервы, и она, будучи опытным журналистом, умеет «отключаться» в местах трагедий, чётко и грамотно выполняя свою работу.
042.
043.
044.
045.
046.
047.
В тот же день в другом городе Хомсе, называемом столицей сирийской революции, произошли два других теракта, унесших жизни тридцати шести человек и нанёсших ранения ещё сотне. Но остальные продолжают жить. Здесь, в этих реалиях. У них просто нет выбора.
048.
Вперёд ►►