Мотив театра в новелле Эрнста Теодора Амадея Гофмана "Песочный человек"
Мне кажется, мотив театра пронизывает все произведение. Не только в оппозиции "кукла и человек", но и как образ, через который описывается происходящее.
В новелле внимание акцентируется на субъективном восприятии Натанаэля - это просто описание его точки зрения, а описание системы его восприятия действий, которая вбирает в себя и точки зрения других персонажей. В первом письме он наперёд знает точки зрения Клары и Лотара, предполагая их реакции заранеекак правило, Натанаэль делает вставки "наверное", "вероятно", "скорее всего"). Как будто их роли заключены в нём самом, он разыгрывает своим внутренним "Я" с ними диалоги во внутреннем мире. Он отдаёт себе отчёт в этом, но полубессознательно, ибо высказывал это как предположения - т.е. в нём есть та рациональная грань, которая и играет спектакль его мистическим и мечтательным "Я" и помещенными во "внутреннюю сцену" проекциямм близких.
Когда же близкие начинают высказываться самостоятельно, Натанаэль не может их слышать, они враждебны ему, т.к. принадлежат окружающему миру, которому противопоставлен мир героя (в тексте он не раз объединяет Лотара и Клару, тем самым отделяя от себя). Так между ним и Лотаром возникает конфликт и дуэль, ибо без страстей (и разности миров), возникших в душе-театре Натанаэля, данная дуэль была бы мелочна, глупа. Но читатель так не думает, так как он проникнут страстями в этом театре, страстями Натанаэля.
Поэтому он теряет интерес к Кларе - она вычеркивает себя из спектакля, так как не придерживается сценария, придуманного Натанаэлем для неё и Лотара ("Прошу, смейтесь!"), подвергнув бы добродушной иронии. Они жестоко и объективно вскрыли изображенную трагедию юноши.
Таким же "персонажем театра" является и Песочный человек. Рациональное "Я" Натанаэля любит этого героя, который пугает мечтательное и мистическое "Я". Его маска меняется от Песочника к Коппелиусу, от Коппелиуса к Копполо, от Копполо к Олимпии. Почему? Натанаэль не глуп и понимает, что слепо верить он не может, зная доводы Клары и Лотара о сути им описанных явлений, тогда ему бы пришлось проигнорировать и лишиться этих героев своей пьесы. Поэтому он изощряется, примеряя маску Песочного человека к разным людям. Это также объясняет, почему Натанаэль столь внезапно увидел красоту Олимпии, купив подзорную трубу Копполо. Это вновь изменение уже известной нам маски Песочника. Тем более, подзорная труба - это обобщённый образ всех страхов. Стекло - предмет алхимии, соитие песка и огня, чем занимался страшный Коппелиус. Песок - это суть Песочного человека. Круг, образуемый линзой - отсылка к тому самому огненному кругу, кругу, в котором рисуется ужасный второй мир. Также подзорная труба невольно отсылает к телечкопу, направленному в небо на звезды и Луну (логово Песочника). И сама по себе линза - это ложь, обманное изображение, а не истинное. Подобной "линзой" является и сам Натанаэль, видя то, что желает.
Подзорная труба - ниточка, благодаря которой Песочник вновь ожил. И она же, скопление всего ужасного, толкнуло Натанаэля к безумию в конце. Но почему он помешался? Он посмотрел на Клару и по этому каналу маска Клары в его сознании и истинная Клара смешались. С его глаз спала пелена грёз. Раз возможно слияние одного героя чо своей маской, то и других тоже. Теперь он сам объединился со своими масками. Он - Песочник, Коппелиус-колдун-Копполо и Олимпия-кукла. Его рациональное "Я", кукловод-машинист, слился со своими куклами и потерялся в собственноручно созданном ужасе. Он боялся и пугал сам себя, сам себя заводил и сам подчинялся механическому танцу, любил себя и восторгался от проявленных чувств.
Осознав собственный мир, он потерял к нему интерес. Он стал постигнутым, мертвым для него. К несчастью, мёртвым стало и "Я", ибо оно тоже принадлежало происходящему спектаклю (он же и внутренний мир).
Что остаётся у Натанаэля? Лишь его пустое сознание, сознание куклы: " Кружись-кружись, куколка, кружись!".
Но стоит отметить тот факт, что Клара в конце тоже подобна автомату, кукле. Это удивительно, разве кукольность происходящего не только внутри Натанаэля? Клара сидит, статична, подобно некогда Олимпии и жизнь её более чем размеренна, продуманна... подчинена какой-то последовательности, как и движения куклы. Почему? Пожалуй, здесь заключена главная ирония автора. Выше рассматривался субъективный мир только Натанаэля, но каждый человек имеет субъективное мнение. Если же действия Клары похожи на действия обезумевшего, механического Натаниэля, то не значит ли, что подобный "душа-театр" есть у каждого, в котором мы разыгрываем жизнь такой, какой хотим её видеть?