(no subject)
Машина мягко подпрыгивает на кочках. В салоне пахнет новизной, кожаными сидениями с которых только только сняли нейлоновую пленку. Немного душновато. За окном - ночь. Чернильная мгла настолько густая, что к ней с трудом примешивается ржавый рыжий свет уличных фонарей. Они проносятся мимо, кое-где освещая кромки домов. В некоторых окнах свет, но там никого нет. Нет вообще никого и нигде, будто весь город эвакуирован ради нашей поездки. Но я то знаю - дома стоящие по обе стороны улицы на самом деле из картона. В освященных окнах нет комнаты, пола, занавесок в цветочек. Там просто стоит еще одна фанера к которой прибит бутафорский фонарь. Один лишь человек реален, и я чувствую его так словно он сидит рядом со мной. Он мне не брат, не любовник и ничего подобного нас не связывает. Это нечто гораздо больше чем все социальные узы когда-либо существовавшие. Мы с ним - из одной материи. Вылеплены из черной, пористой глины, и как давно это произошло я не знаю. Нас только двое и между нами не разрывна нить. Когда он хмуриться у меня сводит лоб, когда я улыбаюсь его рот тоже растягивается в улыбке. Мы привязаны навсегда: если один из нас отправиться на небо другой взлетит вместе с ним, если провалиться в ад, другой последует за ним. Нас только двое - и он сейчас на моей привязи. А я на его.
Домики домики в них живут гномики. Домики домики... Те трое что со мной в машине...
Я чувствую их ненависть, пополам с какой-то мрачной тоской. Они болтают, будто бы беспечно, но все шутки замирают в воздухе, застревают в их глотках и всем становится только тревожнее. Я чувствую каждого из них, но не зрением слухом или осязанием, а кончиками нервов. Мое тело будто покрыто миллионом тонких шупальцев которые колеблются в пространстве и задевая любой объект вызывают легкую щекотку. И я млею от удовольствия. Мы останавливаемся и выходим, вначале они, а следом я. Хоть руки у меня и не связаны, я пленник. В воздухе царит густая влажность, поэтому все вокруг такое мутное. Единственная причина тому что я еще жива - это мое тело. Черная глина и смола текущая по венам. Они наверное чувствуют это и потому не приближаются слишком близко. Они мне нравятся - я ведь вовсе не плохой человек. Их мир поделен на черное и белое, а мой имеет лишь один цвет - бархатно-бордовый. Они мне нравятся. Каждый сантиметр их тела, каждый волосок для меня целое сокровище. Я вижу как под тонкой кожицей стучит вена на запястье каждого из них. Я знаю что тот что передо мной страдает от жара, его рубашка под бронежилетом вспотела, на спине как раз между лопаток, и чувствую каждую капельку испарины на гладкой коричневатой коже. Мои сенсоры теребят воздух исследуя его, обволакивая и лаская. Он оборачивается и бросает короткий взгляд мне в глаза. Двое других тоже встали как вкопанные, и уставились на меня. Воздух так наэлектризован их тревогой, что наверное если я щелкну пальцем с него сорвется молния. Как же он почувствовал? Я вижу лишь правую сторону его лица, скулу, светлую бровь и часть подбородка освященных фонарем, но над скулой вздрагивает маленькая нежная тень от ресницы. И снова время сбивается с хода. Что мне остается... Я немного развожу руки в стороны, хотя никто здесь не поверит моим благим намерениям. А зря - я не психопатка и убиваю людей не ради удовольствия. Наконец мы пришли.
Пустая квадратная крыша, днем белая, сейчас рыжая под светом фонаря. Задача как в старые добрые времена: из пункта А в пункт Б и т.д. Как же мне это нравиться, выполнять приказ. Ни волнений, ни решений - только одно, простое как любовь, удовольствие.
- Полторы минуты.
Хоть он и не глядит мне в глаза, мне самой все-таки удается заглянуть к нему внутрь. Какой хороший человек.
Прыжок - и я уже на другой крыше. Ловлю руками равновесие, перераспределяя силу для нового прыжка.
Сладкое напряжение пробежало по мышцам и растворилось. Впереди тьма и ничего не разглядишь, но я ощущаю - за ней есть опора, и вот я уже карабкаюсь по стене цепляясь пальцами за щели между кирпичами.
Как глупо с их стороны, стоять там по другую сторону «ничего» и ждать что я вернусь!.
Взбираюсь на крышу, три шага, рывок, и перепрыгиваю на пожарную лестницу соседнего дома.
О божественное чувство! «Я» теперь состоит сплошь из силы и ловкости, глазомера и равновесия. Перебежка по железной балке, спуск, прыжок, снова спуск. Попав в ореол света с удовольствием разглядываю свою тень, похожую на богомола. Можно и задержаться на секунду.
Еще несколько рывков - и я на месте.
Q.e.d., друзья мои! Хоть их и не видно, но легкая щекотка где-то под ребрами, указывает правильное направление где на одинокой рыжей крыше остались мои охранники.
И вместо того что-бы сбежать, я повторяю весь путь назад, и уже через минуту стою перед ними вновь. Он говорит, что я иррациональна. Какая к черту разница? Главное - это чтобы весело было.
Когда я снова появляюсь на крыше, троица меня сопровождающая ничуть не удивлена. Неужели они и в правду думают что я у них на привязи?
-«Еще раз,» - тихо, но твердо произносит один из них, - «только быстрее. У тебя 50 секунд».
50 секунд!
И я бросаюсь назад через голову, ликую, лечу , едва касаясь опор, кислород сам врывается в мои легкие, а мир больше не имеет верха или дна. Он вертится в моих руках как кубик-рубик. Восемь, семь, шесть...
Он уже ждет меня сжимая в руках стальной трос. Напоследок, я проношусь мимо конвоиров, которые не успевают даже оглянуться. На этот раз я касаюсь их, каждого по одному, по своему, на прощание. А когда время истекает, между нами уже пропасть высотой в тридцать два этажа. Отсюда город похож на изломанную шахматную доску. На белой - три крошечных слона, на черной - ферзь. Шах и мат, за пятьдесят секунд.
Он протягивает мне трос.
- Вниз? - спрашиваю я.
- Нет, в небо - улыбается он.
И я, как Алиса лечу в колодец...