Галковский 928. БАЗА КУРНОСЫХ
Оригинал взят у galkovsky в 928. БАЗА КУРНОСЫХ
Если бы этническая ситуация в Австро-Венгрии напоминала Россию.
Россия была слабым звеном в цепи империалистических государств Европы в силу своего дуализма. Представим, что Австро-Венгрия имела бы не 25% немецкого населения, а 5%, а венгерского не 20%, а 80%. При всей германизированности, венгры в этих условиях неизбежно были бы частью полуколониального восточноевропейского конгломерата империи Габсбургов, - наряду с поляками, чехами, румынами, хорватами, русинами и т.д.
Да, преобладание венгров превращало бы Австро-Венгрию в этнический монолит. Но резкое доминирование восточноевропейской (а отчасти балканской и даже азиатской) народности превращало бы ядро метрополии в нечто полуфиктивное. Ведь европейское начало имело бы в отношении венгров договорной характер. Немцы и в этом случае дали бы им европейскую культуру, организацию, городскую жизнь, промышленность и регулярную армию, но всё это было бы в той или иной степени стилизацией. Взрослый в доме бы был, но в виде прикованного к постели инвалида, управляющего семьёй виртуально. В значительной степени потому, что воспитанные им несмышлёныши длительное время по инерции не догадывались бы о его немощи.
В 1917 году русские вынесли из Зимнего парализованного Николая II на кровати и радовались как дети. «Слобода».
Всего за один год великая Европейская Империя превратилась в азиатское общество, которое естественным путём шишек и подзатыльников саморазвилось во второклассное европейской государство (по уровню ту же Венгрию) за сто лет.
Русским говорили: надо по утрам чистить зубы. Это «зер гут». А почему «зер гут», детям было непонятно. «Зер гут» и всё. Когда стали входить в подростковый ум и приходить к подростковым же умозаключениям об облегчении жизни (паста дрянь, щётка дрянь, сон + 15 минут) в России не нашлось 35 миллионов немцев, которые дали бы такого подзатыльника, что подросток успешно проскочил бы период гормональной гениальности со здоровыми зубами. А в 15-16 уже сам бы дотумкал хоть так: «Когда изо рта пахнет, девчонкам не нравится».
Вот так русские и живут. Ум есть, а зубов нет. Шамкают.
Сразу после своего возникновения советская власть принялась на пустом месте создавать национальные культуры - в пику культуре русской. Мол, бравируют русские Нечипуренки Держиморды своей литературой, - ну, была такая, - а у украинцев, чувашей или узбеков будет ещё краше.
Понятно, но как же тогда быть самим русским? Сидеть на пенёчке и ждать, когда эстонцы и якуты догонят? Нет, в случае русской литературы наступила эпоха упорного игнорирования всех попыток продолжения и развития русской литературной традиции, и эпоха столь же упорного насаждения НОВОЙ русской культуры, такой же, как на Украине, в Литве или Казахстане.
Советские агитаторы шли в деревни и поднимали широкие массы селькоров завлекательными рассказами о льготах в пединститутах и о зажиточной жизни советских писателей.
При этом резонный ответ РУССКИХ крестьян, что вроде всё уже было, есть и место занято, блокировался тем, что русские, которых брали в работу, были со всячинкой. В ход шло сибирское областничество, чуваши, молокане, всё что угодно, только не коренной русский крестьянин, да ещё поездивший по стране на заработках и насмотревшийся на городскую жизнь. Ну и тем более не русский рабочий. О мещанах и выше, и не говорю, - этих избивали на улицах.
На худой конец, традиции русской культуры разрешалось в какой-то степени продолжать столичным евреям или людям совсем праздничным, вроде «малиновского» Твардовского.
Напомню, что Малиновский был до революции русским рабочим социал-демократом, депутатом Государственной Думы, а по совместительству польским дворянином и иностранным шпионом.
Деревенская семья Твардовских. Особенно хороши панамки.
Биография «русского крестьянина» Твардовского описывается так: Его дедушка служил в царской армии в Польше и когда после демобилизации вернулся в родную деревню, его в шутку стали называть «паном Твардовским». Видимо в смоленской деревне поселяне прекрасно знали творчество Адама Мицкевича, а может быть, даже хаживали в оперу и смотрели творение Верстовского. Потом в шутку записали фамилию официально. А старой фамилии не сохранилось. Никто не знает. Потом, как водится, отец Твардовского Трифон Твардовский женился на матери Твардовского «Марии Твардовской». Если копнуть (слава богу, интернет), то окажется, что это местная смоленская дворянка, в 16 лет влюбившаяся в пришлого «арендатора кузнечного меха у местного кузнеца-поляка» (мама русская, а папа арендатор… кувалды).
На сей счёт есть бумага, рождённая госархивом Смоленской области. Бумага весьма примечательная:
«В документах Смоленской духовной консистории, в метрической книге записи родившихся в 1888 году и крестившихся в церкви села Словаж Лобковской волости Смоленского уезда, зарегистрировано рождение Марии. В графах метрической книги «Месяц и день рождения» указано - 4 апреля, крещение 5 апреля по старому стилю, номер записи -11. Родители: отец - сельца Плескачей дворянин Митрофан Яковлевич, мать - Евдокия Никитична».
Фамилии родителей не указаны.
Если покопаться дальше, то девичью фамилию матери можно найти - Плескачевская.
Ну и так далее.
Кстати, знаете, кто такой пан Твардовский? Это шляхтич, который заключил договор с дьяволом, пожил в своё удовольствие, а когда черти стали его утаскивать в ад, замазеповал и стал петь религиозные гимны. Черти разбежались и Твардовский остался между небом и землёй. Сейчас нарезает круги по околоземной орбите. Вот такой «Тёркин на том свете».
Разговор пана Твардовского с дьяволом. «Переправа, переправа, берег левый, берег правый…».
Подобные «анонимные люди» могли быть русскими. Разрешалось. Ну и прямые коллаборационисты вроде Алексея Толстого.
И они действительно были русскими. Культурный, «под русского», Твардовский из-за космополитичности культуры российской империи, сам по себе тоже был органичным проявлением русского мира - как Сенковский или Булгарин. Поэтому диалог Твардовского и Солженицына это диалог человека русской культуры с человеком культуры советской.
Однако, хотя все эти «здесь помню, а здесь не помню» выступили преемниками и хранителями русской культуры в СССР, они, естественно, не воспроизвелись. Именно потому что «здесь помню, а здесь не помню».
А черноземная сила воспроизвелась. И когда перед 1991 годом началась свара национальных элит, вместе с истошно вопящими эстонскими или грузинскими интеллектуалами сказали своё веское слово русские «деревенщики».
Вместо призывов к консолидации вокруг русских как государствообразующего народа и к интеграции самих русских в единую нацию, раздался беспомощный писк Распутина, Залыгина и Ко об отделении России от СССР. Да и РСФСР. А в 1991 году эти люди только немощно шамкали беззубыми ртами, когда местные националисты от Вильнюса до Душанбе брали власть.
Именно для этой функции бездарных ничтожеств и продвигали все 70 лет СССР. РОстили, холили, пичкали питательными клизмами, украшали побрякушками. Кого? Выживших из ума деревенских пердунов.
С этой же целью культ русских графоманов поддерживается властями РФ, чему недавнее свидетельство недавние похороны бесцветного и скучного чиновника от литературы Валентина Распутина.
Распутин, в общем, ничего не написал. Единственное читабельное его произведение - рассказ «Урок французского». Точнее смотрибельное - есть неплохая экранизация.
То, что экранизировали, вообще-то рассказом назвать нельзя. Это очерк, причём очерк не то что не писателя, а человека слабопишущего. Не говорю о стилистических красотах и композиции, там нет элементарной внятности повествования.
Напомню сюжет. Деревенский мальчик после войны попадает в райцентр к тётке, чтобы учиться в городской школе. Мать из деревни присылает ему посылки. Тётка его не кормит, а посылки воруют тёткины дети. Мальчик решает играть на деньги в расшиши, чтобы покупать себе молоко. Играет хорошо, молоко пьёт, но дети, озлобленные проигрышами, его избивают. Учительница французского это видит и пытается мальчика подкормить. Гордый мальчик отказывается. Тогда она играет с ним на деньги и специально проигрывает. Директор школы узнает об игре, её увольняет. Учительница уезжает к себе домой в другой город и присылает оттуда мальчику продуктовую посылку.
Дело не в том, что рассказ нравоучителен и сентиментален - для детской литературы это ничего. Дело и не в явной, можно даже сказать, удивительной неправде рассказа, вроде бы являющегося простым изложением давних событий - вплоть до фамилий и совершенно несущественных обстоятельств действия.
(Например, никакой мальчик никогда никакого молока покупать не будет. Он накупит леденцов и колбасы, или если совсем голодно - сытного хлеба.)
Дело в том, что Распутин не может рассказать истории. Например, неясно, кто эта тётка, у которой жил маленький Валя. Одно дело, если это родная тётя. Другое - тётка двоюродная. И третье - просто знакомая матери. Это три разных типа поведения и три типа жизненных обстоятельств. Автор это не указывает. У него, - чтеца-декламатора, - «фефект фикции».
При этом сам сюжет хороший, название рассказа - просто гениальное. Но Распутин слепой. Всю машинерию возникающих ассоциаций и контаминаций он просто не замечает. «Не приходит в голову». Если бы он в школе учил английский, то написал бы «Урок английского». А между «уроком французского» и «уроком английского» огромная смысловая разница. Которая в голове советского селькора просто не поместится.
Бывает ведь так - пишет человек урок французского, а для его читателей получается очередной урок английского. Диалектика.
Вот о делах английских немного и поговорим.
«Русский интеллектуал. Дозволено колониальной цензурой».
Распутина взяли в оборот (герой Соцтруда, трижды лауреат Государственной премии и т.д.) благодаря выгодной женитьбе на дочке некоего «Ивана» «Ивановича» «Молчанова-Сибирского». Подобно «Новикову-Прибою», это какой-то левый поляк из среды «морячков», его отец служил баталёром (подобно Новикову-Прибою же) на канонерской лодке «Кореец». После революции «Молчанов-Сибирский» стал красным скаутом и развил бурную деятельность по формированию пионерского движения и пионерской детской литературы. Под патронажем Горького, который 30-летнему пионервожатому дал погоняло «Дядя Ваня» (бедная русская литература!) и на первом съезде советских писателей торжественно подарил книгу с автографом: «Дяде Ване Молчанову-Сибирскому. Хорошее дело делаете, дядя!». «Дядя» создал у себя в Иркутске «Базу курносых» - первый в СССР коллектив пишущих пионеров.
Женой подставного масонского «Дяди Вани», всю жизнь пестовавшего циррозных борцов с жидо-масонским заговором, как водится была русская поселянка Виктория Станиславовна Прушинская.
Дядя Ваня. Детей любит.
По идее «дядю Ваню» должны были расстрелять в 1937, но гайдары были нужны для милитаристской пропаганды, да и сотрудничество с НКВД помогло. Судя по габитусу «дядя Ваня» тянет даже на кадрового работника. Лицо-то доброе, явно любит беспризорников.
А таланты среди русских крестьян конечно были. Шукшин, например, природный писатель, возмещавший недостаток культуры природным остроумием, здравым смыслом и добрым сердцем.
Если бы этническая ситуация в Австро-Венгрии напоминала Россию.
Россия была слабым звеном в цепи империалистических государств Европы в силу своего дуализма. Представим, что Австро-Венгрия имела бы не 25% немецкого населения, а 5%, а венгерского не 20%, а 80%. При всей германизированности, венгры в этих условиях неизбежно были бы частью полуколониального восточноевропейского конгломерата империи Габсбургов, - наряду с поляками, чехами, румынами, хорватами, русинами и т.д.
Да, преобладание венгров превращало бы Австро-Венгрию в этнический монолит. Но резкое доминирование восточноевропейской (а отчасти балканской и даже азиатской) народности превращало бы ядро метрополии в нечто полуфиктивное. Ведь европейское начало имело бы в отношении венгров договорной характер. Немцы и в этом случае дали бы им европейскую культуру, организацию, городскую жизнь, промышленность и регулярную армию, но всё это было бы в той или иной степени стилизацией. Взрослый в доме бы был, но в виде прикованного к постели инвалида, управляющего семьёй виртуально. В значительной степени потому, что воспитанные им несмышлёныши длительное время по инерции не догадывались бы о его немощи.
В 1917 году русские вынесли из Зимнего парализованного Николая II на кровати и радовались как дети. «Слобода».
Всего за один год великая Европейская Империя превратилась в азиатское общество, которое естественным путём шишек и подзатыльников саморазвилось во второклассное европейской государство (по уровню ту же Венгрию) за сто лет.
Русским говорили: надо по утрам чистить зубы. Это «зер гут». А почему «зер гут», детям было непонятно. «Зер гут» и всё. Когда стали входить в подростковый ум и приходить к подростковым же умозаключениям об облегчении жизни (паста дрянь, щётка дрянь, сон + 15 минут) в России не нашлось 35 миллионов немцев, которые дали бы такого подзатыльника, что подросток успешно проскочил бы период гормональной гениальности со здоровыми зубами. А в 15-16 уже сам бы дотумкал хоть так: «Когда изо рта пахнет, девчонкам не нравится».
Вот так русские и живут. Ум есть, а зубов нет. Шамкают.
Сразу после своего возникновения советская власть принялась на пустом месте создавать национальные культуры - в пику культуре русской. Мол, бравируют русские Нечипуренки Держиморды своей литературой, - ну, была такая, - а у украинцев, чувашей или узбеков будет ещё краше.
Понятно, но как же тогда быть самим русским? Сидеть на пенёчке и ждать, когда эстонцы и якуты догонят? Нет, в случае русской литературы наступила эпоха упорного игнорирования всех попыток продолжения и развития русской литературной традиции, и эпоха столь же упорного насаждения НОВОЙ русской культуры, такой же, как на Украине, в Литве или Казахстане.
Советские агитаторы шли в деревни и поднимали широкие массы селькоров завлекательными рассказами о льготах в пединститутах и о зажиточной жизни советских писателей.
При этом резонный ответ РУССКИХ крестьян, что вроде всё уже было, есть и место занято, блокировался тем, что русские, которых брали в работу, были со всячинкой. В ход шло сибирское областничество, чуваши, молокане, всё что угодно, только не коренной русский крестьянин, да ещё поездивший по стране на заработках и насмотревшийся на городскую жизнь. Ну и тем более не русский рабочий. О мещанах и выше, и не говорю, - этих избивали на улицах.
На худой конец, традиции русской культуры разрешалось в какой-то степени продолжать столичным евреям или людям совсем праздничным, вроде «малиновского» Твардовского.
Напомню, что Малиновский был до революции русским рабочим социал-демократом, депутатом Государственной Думы, а по совместительству польским дворянином и иностранным шпионом.
Деревенская семья Твардовских. Особенно хороши панамки.
Биография «русского крестьянина» Твардовского описывается так: Его дедушка служил в царской армии в Польше и когда после демобилизации вернулся в родную деревню, его в шутку стали называть «паном Твардовским». Видимо в смоленской деревне поселяне прекрасно знали творчество Адама Мицкевича, а может быть, даже хаживали в оперу и смотрели творение Верстовского. Потом в шутку записали фамилию официально. А старой фамилии не сохранилось. Никто не знает. Потом, как водится, отец Твардовского Трифон Твардовский женился на матери Твардовского «Марии Твардовской». Если копнуть (слава богу, интернет), то окажется, что это местная смоленская дворянка, в 16 лет влюбившаяся в пришлого «арендатора кузнечного меха у местного кузнеца-поляка» (мама русская, а папа арендатор… кувалды).
На сей счёт есть бумага, рождённая госархивом Смоленской области. Бумага весьма примечательная:
«В документах Смоленской духовной консистории, в метрической книге записи родившихся в 1888 году и крестившихся в церкви села Словаж Лобковской волости Смоленского уезда, зарегистрировано рождение Марии. В графах метрической книги «Месяц и день рождения» указано - 4 апреля, крещение 5 апреля по старому стилю, номер записи -11. Родители: отец - сельца Плескачей дворянин Митрофан Яковлевич, мать - Евдокия Никитична».
Фамилии родителей не указаны.
Если покопаться дальше, то девичью фамилию матери можно найти - Плескачевская.
Ну и так далее.
Кстати, знаете, кто такой пан Твардовский? Это шляхтич, который заключил договор с дьяволом, пожил в своё удовольствие, а когда черти стали его утаскивать в ад, замазеповал и стал петь религиозные гимны. Черти разбежались и Твардовский остался между небом и землёй. Сейчас нарезает круги по околоземной орбите. Вот такой «Тёркин на том свете».
Разговор пана Твардовского с дьяволом. «Переправа, переправа, берег левый, берег правый…».
Подобные «анонимные люди» могли быть русскими. Разрешалось. Ну и прямые коллаборационисты вроде Алексея Толстого.
И они действительно были русскими. Культурный, «под русского», Твардовский из-за космополитичности культуры российской империи, сам по себе тоже был органичным проявлением русского мира - как Сенковский или Булгарин. Поэтому диалог Твардовского и Солженицына это диалог человека русской культуры с человеком культуры советской.
Однако, хотя все эти «здесь помню, а здесь не помню» выступили преемниками и хранителями русской культуры в СССР, они, естественно, не воспроизвелись. Именно потому что «здесь помню, а здесь не помню».
А черноземная сила воспроизвелась. И когда перед 1991 годом началась свара национальных элит, вместе с истошно вопящими эстонскими или грузинскими интеллектуалами сказали своё веское слово русские «деревенщики».
Вместо призывов к консолидации вокруг русских как государствообразующего народа и к интеграции самих русских в единую нацию, раздался беспомощный писк Распутина, Залыгина и Ко об отделении России от СССР. Да и РСФСР. А в 1991 году эти люди только немощно шамкали беззубыми ртами, когда местные националисты от Вильнюса до Душанбе брали власть.
Именно для этой функции бездарных ничтожеств и продвигали все 70 лет СССР. РОстили, холили, пичкали питательными клизмами, украшали побрякушками. Кого? Выживших из ума деревенских пердунов.
С этой же целью культ русских графоманов поддерживается властями РФ, чему недавнее свидетельство недавние похороны бесцветного и скучного чиновника от литературы Валентина Распутина.
Распутин, в общем, ничего не написал. Единственное читабельное его произведение - рассказ «Урок французского». Точнее смотрибельное - есть неплохая экранизация.
То, что экранизировали, вообще-то рассказом назвать нельзя. Это очерк, причём очерк не то что не писателя, а человека слабопишущего. Не говорю о стилистических красотах и композиции, там нет элементарной внятности повествования.
Напомню сюжет. Деревенский мальчик после войны попадает в райцентр к тётке, чтобы учиться в городской школе. Мать из деревни присылает ему посылки. Тётка его не кормит, а посылки воруют тёткины дети. Мальчик решает играть на деньги в расшиши, чтобы покупать себе молоко. Играет хорошо, молоко пьёт, но дети, озлобленные проигрышами, его избивают. Учительница французского это видит и пытается мальчика подкормить. Гордый мальчик отказывается. Тогда она играет с ним на деньги и специально проигрывает. Директор школы узнает об игре, её увольняет. Учительница уезжает к себе домой в другой город и присылает оттуда мальчику продуктовую посылку.
Дело не в том, что рассказ нравоучителен и сентиментален - для детской литературы это ничего. Дело и не в явной, можно даже сказать, удивительной неправде рассказа, вроде бы являющегося простым изложением давних событий - вплоть до фамилий и совершенно несущественных обстоятельств действия.
(Например, никакой мальчик никогда никакого молока покупать не будет. Он накупит леденцов и колбасы, или если совсем голодно - сытного хлеба.)
Дело в том, что Распутин не может рассказать истории. Например, неясно, кто эта тётка, у которой жил маленький Валя. Одно дело, если это родная тётя. Другое - тётка двоюродная. И третье - просто знакомая матери. Это три разных типа поведения и три типа жизненных обстоятельств. Автор это не указывает. У него, - чтеца-декламатора, - «фефект фикции».
При этом сам сюжет хороший, название рассказа - просто гениальное. Но Распутин слепой. Всю машинерию возникающих ассоциаций и контаминаций он просто не замечает. «Не приходит в голову». Если бы он в школе учил английский, то написал бы «Урок английского». А между «уроком французского» и «уроком английского» огромная смысловая разница. Которая в голове советского селькора просто не поместится.
Бывает ведь так - пишет человек урок французского, а для его читателей получается очередной урок английского. Диалектика.
Вот о делах английских немного и поговорим.
«Русский интеллектуал. Дозволено колониальной цензурой».
Распутина взяли в оборот (герой Соцтруда, трижды лауреат Государственной премии и т.д.) благодаря выгодной женитьбе на дочке некоего «Ивана» «Ивановича» «Молчанова-Сибирского». Подобно «Новикову-Прибою», это какой-то левый поляк из среды «морячков», его отец служил баталёром (подобно Новикову-Прибою же) на канонерской лодке «Кореец». После революции «Молчанов-Сибирский» стал красным скаутом и развил бурную деятельность по формированию пионерского движения и пионерской детской литературы. Под патронажем Горького, который 30-летнему пионервожатому дал погоняло «Дядя Ваня» (бедная русская литература!) и на первом съезде советских писателей торжественно подарил книгу с автографом: «Дяде Ване Молчанову-Сибирскому. Хорошее дело делаете, дядя!». «Дядя» создал у себя в Иркутске «Базу курносых» - первый в СССР коллектив пишущих пионеров.
Женой подставного масонского «Дяди Вани», всю жизнь пестовавшего циррозных борцов с жидо-масонским заговором, как водится была русская поселянка Виктория Станиславовна Прушинская.
Дядя Ваня. Детей любит.
По идее «дядю Ваню» должны были расстрелять в 1937, но гайдары были нужны для милитаристской пропаганды, да и сотрудничество с НКВД помогло. Судя по габитусу «дядя Ваня» тянет даже на кадрового работника. Лицо-то доброе, явно любит беспризорников.
А таланты среди русских крестьян конечно были. Шукшин, например, природный писатель, возмещавший недостаток культуры природным остроумием, здравым смыслом и добрым сердцем.