Знаете, что самое ужасное в книготворчестве?
Нет, не момент, когда ты пишешь-пишешь-пишешь... и вдруг понимаешь, что не понимаешь, как это все закруглить и подвести к вожделенному слову КОНЕЦ. А это, кстати, проблема большинства тех, кто пытается что-то написать. Нет, это не самое ужасное.
И нет, самое ужасное - это не тот момент, когда тебе надо пристроить книгу в издательство, а у тебя не получается. Хотя об эти двери разбили лбы тоже очень многие из тех, кто пытается что-то написать...
Самое ужасное, яхонтовые, это процесс прохождения вашей рукописи через издательского редактора... Потому что прийти к взаимному пониманию с издательским редактором очень и очень сложно.
В МИФе, я помню, мы сменили двух редакторов, прежде чем достигли понимания... Книга вышла, тысячи отзывов, все довольны! Все говорят в голос: ах ваш автор, как живой!
...но теперь ровно та же самая история с другой книгой в ЭКСМО...
Слава Богу все нервы, отведенные мне на эти переговоры с издательскими редакторами, я потратила с МИФом, и теперь с ЭКСМО я уже почти равнодушно объясняю в своей переписке издательскому редактору, что нет, менять: "И я дрочил на рейтинг целыми днями!" на "И я любовался своим рейтингом целыми днями!" - мы не будем, потому что так может сказать (а тем более написать) только идиот, а уж человек, от имени которого ведется повествование, вообще никогда в жизни не стал бы "любоваться на свой рейтинг"...
И что менять: "И у этого журналиста просто состояние «нестояния» случается" на "И у этого журналиста просто состояние отчаяния и безысходности случается" - мы тоже не будем по той же самой причине, а еще плюс потому что такая редакторская правка приводит к кастрации авторского текста и самого автора.
И далее я повторяю все то же самое еще двадцать пять раз на двадцати пяти страницах аналогичных редакторских правок. А потом звоню, и объясняю спокойно и рассудительно, что все будущие читатели, кто лично знаком с человеком, от лица которого ведется повествование в книге, должны увидеть на страницах живого человека с его привычным лексическим рядом, а не прилизанный текст, непонятно кем написанный...
И вот достучаться до издательского редактора - это невозможно трудно. Потому что издательский редактор не понимает, как можно на первой же странице писать:
"УТРО.
Проснулся.
Одна мысль: хочется помочиться и посрать.
Дверь закрыта… Блин… Откройте дверь! Дверь откройте! Дверь!
Да-да-да! Скорее-скорее-скорее... а то не донесу!
Вот... вот сюда!
Оооооооо! Ооооооо! Оооооо!
Уффффф...
Запрыгнул в машину. Поехал на работу.
Люблю смотреть по сторонам. Людишки, понимали б вы чего...
Музычку погромче! Еееее! Хооооо! Хооооо!
Офис... Что тут у нас?.."
У редактора, на минуточку, от слов "помочиться и посрать", да еще написанных рядом, случается взрыв мозга. И мне приходится два раза подряд объяснять (два раза не повторяю не повторяю), что повествование начинается от лица собаки, и что специально все написано так, чтоб читателю это стало понятно не сразу... и что в любом произведении в самом начале должна быть так называемая "слива", и от этой сливы зависит, как читатель съест все остальное - прочтет запоем от первой до последней страницы или нет...
И я пишу редактору, что мне не нужны ее профессиональные способности подбора вежливых синонимов, у меня и у самой словарный запас гораздо шире, чем у человека, от лица которого написано произведение... ...а мне нужно нечто совсем иное - требуется свежий взгляд, свежее восприятие, в том числе проверить текст на логические нестыковки, на наличие "дыр" и "провалов" (где вдруг стало скучно, где надо добавить шутку, где надо оскорбить читателя, где надо наоборот возвысить его и тд, мы же с вами знаем, что на каждой странице текста должно быть и то и другое, и пошутить и поплакать и тд...)
И в общем, это самая ужасная часть в книготворчестве для меня... И я каждый раз надеюсь, что больше никогда не буду этого делать. И надеюсь, что рано или поздно эта надежда осуществится... хотя бы посредством того, что я не буду больше ничего писать.