Я ничего не слышал
Они говорят, что порой исчезают, притом совершенно внезапно; у меня же иные катарсисы: иногда вдруг становлюсь себе совсем чужой, чужим, чужими; я понимаю, осознаю уже после и исподволь, что каждый мой диалог с другими, каждое обращение к кому бы то ни было - безнадёжное притворство. Я надеваю тысячу масок - порой полумасок, ибо ваяние - это искусство, во всяком случае, хорошее ремесло. Словом, в итоге не нахожу себя; пытаюсь зафиксироваться в этих строках, но кто знает - может, играюсь и тут? Всё равно обращаюсь к неким слушателям и читателям, даже воображаемым и неосуществимым, и это уже делает меня неестественным.
Но можно же остаться совсем одному? И однако, если вы так или иначе признаёте наличие Бога, если живёте с Ним и в Нём, то ваша внутренняя дисциплина вынуждает вас действовать во имя Него, и вы знаете, что Он всё видит... Ту же роль выполняют Муза или Дама сердца. Выполняют, а не играют, хотя на самом деле вся работа происходит в субъекте, но есть ли субъект?
И, словом, в иные моменты становится совершенно, кристально ясно, что для меня нет места на земле, и пути нет, и образа: только кривые маски. Сьоран, у него наверняка было просто несбалансированное питание, иначе он не сказал бы, что оптимизм - только судорога умирающего. В моём осознании два повода для оптимизма: во-первых, наличие совершенного и кристального, а именно осознания; во-вторых, если всё это - матрица, то спрограммировать можно что угодно. Да не всем дано...
И это состояние, в которое иногда стучусь, как в иное измерение, скорее похоже на практику смерти, описанную ещё древними японцами. И значит, оптимизм есть скорее в смерти, а не перед ней.
Но можно же остаться совсем одному? И однако, если вы так или иначе признаёте наличие Бога, если живёте с Ним и в Нём, то ваша внутренняя дисциплина вынуждает вас действовать во имя Него, и вы знаете, что Он всё видит... Ту же роль выполняют Муза или Дама сердца. Выполняют, а не играют, хотя на самом деле вся работа происходит в субъекте, но есть ли субъект?
И, словом, в иные моменты становится совершенно, кристально ясно, что для меня нет места на земле, и пути нет, и образа: только кривые маски. Сьоран, у него наверняка было просто несбалансированное питание, иначе он не сказал бы, что оптимизм - только судорога умирающего. В моём осознании два повода для оптимизма: во-первых, наличие совершенного и кристального, а именно осознания; во-вторых, если всё это - матрица, то спрограммировать можно что угодно. Да не всем дано...
И это состояние, в которое иногда стучусь, как в иное измерение, скорее похоже на практику смерти, описанную ещё древними японцами. И значит, оптимизм есть скорее в смерти, а не перед ней.
