Записка четвёртая: о Сапёрном переулке, медвежьих шкурах и «подвале во втором дворе».
Цветаевский Петербург!
Оригинал взят у ingar_theodor в Записка четвёртая: о Сапёрном переулке, медвежьих шкурах и «подвале во втором дворе».
После публикации «Третьей записки» одна моя замечательная студентка написала мне, что Анна Ахматова, несомненно, поэтесса выдающаяся, но дороже её сердцу (и тут английское «by heart» оказалось как нельзя кстати) всё же стихи Марины Цветаевой. Комментарий этот породил во мне неожиданное размышление: все мы знаем «Ахматовский Петербург-Ленинград», он осязаем, любим и трепетно оберегаем уже не первым поколением историков и литературоведов. Но существует ли «Петербург Цветаевский»? Возможно ли найти в многотомных историях проспектов, улиц и переулков следы знаменитой московской поэтессы? Существует. Возможно.
Всего Цветаева была в нашем городе трижды, застав его, в определённом смысле, в трёх качествах, настроениях, в трёх разных «временах». Первая поездка, «детская», состоялась ещё в Петербург, не оставив о себе сколь-нибудь значимых воспоминаний. Визит третий, уже в дважды переименованный Ленинград, был самым стремительным и самым трагичным в связи с грядущими событиями: на дворе стоял 1939, и поэтесса, проведя в городе лишь полдня, с сыном за руку мчалась на вокзал навстречу уже чужой Москве, ссылке и предсмертной записке. Но «настоящий» приезд в январе 1916 года, оставивший после себя и «Нездешний вечер», и стихи, и историю романа с Мандельштамом, состоялся в военный Петроград в январе 1916 года.
[Spoiler (click to open)]
Сапёрный переулок, дом 10. В те годы в квартире №5 по этому адресу можно было найти своего рода литературный салон: роскошная мебель, медвежьи шкуры, обтянутые шёлком стены, лакированные туфли, египетские сигары, зализанные проборы, разговоры о «вульгарном» и «плебейском», Ахматова, Блок, Мандельштам, Кузьмин, Иванов, Есенин, песни и, конечно, стихи. «Читаю весь свой стихотворный 1915 год - а все мало, а все - еще хотят. Ясно чувствую, что читаю от лица Москвы и что этим лицом в грязь - не ударяю, что возношу его на уровень лица - ахматовского. Читаю, - как если бы в комнате была Ахматова, одна Ахматова. Читаю для отсутствующей Ахматовой. Мне мой успех нужен, как прямой провод к Ахматовой.» Читать Цветаевой действительно пришлось для «отсутствующей Ахматовой»: в тот январский вечер Анны Андреевны в Петрограде не было, но Москва, подаренная Мариной Петербургу, это мистическое приношение (описанное в «Нездешнем вечере» действо иначе не обозначить) - состоялось.
Есть и ещё один «цветаевский», вернее сказать, «околоцветаевский», адрес на том же Саперном переулке - дом номер 13. В этом доме долгое время жила Анна Яковлевна Трупчинская, старшая сестра Сергея Эфрона, супруга Марины Цветаевой. Доподлинно неизвестно, бывала ли в этом доме поэтесса, - возможно. Однако рядом с ним наша москвичка была определенно: в 1939, возвращаясь в уже советскую Россию, Цветаева на полдня задержалась, в определённом смысле, между пристанью и вокзалом в Ленинграде. Анна Яковлевна, зная о её приезде, но будучи уже не раз приглашённой в «Большой дом» на Литейном «для беседы», не рискнула принять родственницу у себя. Тем не менее, встреча состоялась: Цветаева и её сын в сопровождении Трупчинской до вечера, до самого отъезда в Москву гуляли по уже сменившему данное ему при рождении имя городу.
P.S. Говорят, Цветаева также успела заглянуть в легендарный «подвал во втором дворе», однако «Бродячую собаку» закрыли в марте 1915, а «Нездешний вечер» состоялся лишь в январе 1916, так что увы...
Оригинал взят у ingar_theodor в Записка четвёртая: о Сапёрном переулке, медвежьих шкурах и «подвале во втором дворе».
После публикации «Третьей записки» одна моя замечательная студентка написала мне, что Анна Ахматова, несомненно, поэтесса выдающаяся, но дороже её сердцу (и тут английское «by heart» оказалось как нельзя кстати) всё же стихи Марины Цветаевой. Комментарий этот породил во мне неожиданное размышление: все мы знаем «Ахматовский Петербург-Ленинград», он осязаем, любим и трепетно оберегаем уже не первым поколением историков и литературоведов. Но существует ли «Петербург Цветаевский»? Возможно ли найти в многотомных историях проспектов, улиц и переулков следы знаменитой московской поэтессы? Существует. Возможно.
Всего Цветаева была в нашем городе трижды, застав его, в определённом смысле, в трёх качествах, настроениях, в трёх разных «временах». Первая поездка, «детская», состоялась ещё в Петербург, не оставив о себе сколь-нибудь значимых воспоминаний. Визит третий, уже в дважды переименованный Ленинград, был самым стремительным и самым трагичным в связи с грядущими событиями: на дворе стоял 1939, и поэтесса, проведя в городе лишь полдня, с сыном за руку мчалась на вокзал навстречу уже чужой Москве, ссылке и предсмертной записке. Но «настоящий» приезд в январе 1916 года, оставивший после себя и «Нездешний вечер», и стихи, и историю романа с Мандельштамом, состоялся в военный Петроград в январе 1916 года.
[Spoiler (click to open)]
Сапёрный переулок, дом 10. В те годы в квартире №5 по этому адресу можно было найти своего рода литературный салон: роскошная мебель, медвежьи шкуры, обтянутые шёлком стены, лакированные туфли, египетские сигары, зализанные проборы, разговоры о «вульгарном» и «плебейском», Ахматова, Блок, Мандельштам, Кузьмин, Иванов, Есенин, песни и, конечно, стихи. «Читаю весь свой стихотворный 1915 год - а все мало, а все - еще хотят. Ясно чувствую, что читаю от лица Москвы и что этим лицом в грязь - не ударяю, что возношу его на уровень лица - ахматовского. Читаю, - как если бы в комнате была Ахматова, одна Ахматова. Читаю для отсутствующей Ахматовой. Мне мой успех нужен, как прямой провод к Ахматовой.» Читать Цветаевой действительно пришлось для «отсутствующей Ахматовой»: в тот январский вечер Анны Андреевны в Петрограде не было, но Москва, подаренная Мариной Петербургу, это мистическое приношение (описанное в «Нездешнем вечере» действо иначе не обозначить) - состоялось.
Есть и ещё один «цветаевский», вернее сказать, «околоцветаевский», адрес на том же Саперном переулке - дом номер 13. В этом доме долгое время жила Анна Яковлевна Трупчинская, старшая сестра Сергея Эфрона, супруга Марины Цветаевой. Доподлинно неизвестно, бывала ли в этом доме поэтесса, - возможно. Однако рядом с ним наша москвичка была определенно: в 1939, возвращаясь в уже советскую Россию, Цветаева на полдня задержалась, в определённом смысле, между пристанью и вокзалом в Ленинграде. Анна Яковлевна, зная о её приезде, но будучи уже не раз приглашённой в «Большой дом» на Литейном «для беседы», не рискнула принять родственницу у себя. Тем не менее, встреча состоялась: Цветаева и её сын в сопровождении Трупчинской до вечера, до самого отъезда в Москву гуляли по уже сменившему данное ему при рождении имя городу.
P.S. Говорят, Цветаева также успела заглянуть в легендарный «подвал во втором дворе», однако «Бродячую собаку» закрыли в марте 1915, а «Нездешний вечер» состоялся лишь в январе 1916, так что увы...