Санкт-Петербург. Памятник Собаке Манергейма.
А дело было так: Подача Условных Раздражителей производилась путем Нажатия Клавиш Специального Пульта. Подача подкрепления производилась путем нажатия на баллон, соединенный резиновой трубкой с механизмом, обеспечивающим поворот чашек в кормушке с мясо-сухарным порошком. Наблюдение за поведением собаки производилось через Перископ...
***
ЧЕЛОВЕК МЕТИТ МИР
Человек - все, о чем мы говорим, применимо и к нему. Особенно, если он не скован многочисленными этическими запретами - как ребенок. Что, например, произойдет, если он попадет в незнакомое помещение? И просьба не одергивать - пусть малыш действует как хочет! Скорее всего, в самом начале он замрет и даже присядет (реакция открытого поля). Затем начнет обследование, залезет в ящики стола. Походя дотронется до больших заметных предметов. А когда освоится, то начнет безобразничать: бегать, кричать, ломать вещи, и даже намочит в штаны (разные виды маркировки).
По своему стремлению метить мир, человек - чемпион среди прочих видов. Он начинает “маркировку и присвоение” с первых минут жизни - криком. Вообще-то, довольно странно представить, чтобы, попадая в мир, полный хищников (и раздражительных мужчин), такое вкусное и беспомощное существо, как новорожденный человечек, заявляло о себе громким и продолжительным криком. У большинства зверей и птиц детеныши предпочитают затаиться, и лишь с появлением родителя издавать писк. Человеческий же младенец может кричать во всю глотку, прерываясь только на еду и сон.
Этот факт ученые объясняют так. Во-первых, младенец постоянно оказывается в ситуации разлучения с матерью. Пример сдержанной вокализации, приведенный выше, характерен для детенышей, растущих в норе или гнезде. У приматов все наоборот: детеныш все время держится за шерсть матери и помалкивает. Но если оторвется от нее, начинает голосить: “я потерялся!! возьмите меня!”. У “природных людей” дети первого года жизни почти не расстаются с мамкой: лежат у нее на руках, висят за спиной, обоняют и осязают ее тело, приникают к груди. Поэтому они растут удивительно спокойными и кричат, только если у них что-то болит. А цивилизованный ребенок почти постоянно испытывает “стресс разлучения”. И тревожный крик входит у него в привычку: укрепляются легкие, голосовые связки и активизируются центры вокализации в мозге. Но это лишь первое объяснение. Второе - присущая человеку избыточная территориально-маркировочная агрессия, которая у маленьких детей проявляется с особой силой. Чтобы их заметили, проявили заботу, попросту не задавили, приходится заявлять о себе: уа-аа!!
Едва научившись ползать, ребенок спешит разломать и отправить в рот всякий предмет, до которого доберется. Он грызет ножку от табуретки, колотит игрушки и чиркает карандашом в мамином паспорте. Став старше и самостоятельнее, дети уже не требуют постоянной опеки. Поэтому их территориальная агрессия снижается. Они уже не стремятся к тому, чтобы окружающие хлопотали и кудахтали над ними, чтобы и по первому требованию отдавали вещи: “дяй!”. И все-таки они это умеют… Залезшие в заброшенный дом (на ничейную территорию) мальчишки непременно оставят запаховые и деструктивные метки (потеки мочи, окурки, разбитые стекла), а также “наскальные рисунки”. Что бы там ни наделали или начеркали дети, смысл один: “Здесь бы я!”.
У подростков - новый скачок маркировочной агрессии. Так и хочется разбросать посреди прихожей громадные вонючие кроссовки, а в углу комнаты - заношенные футболки и носки, оклеить комнату изображениями кумиров и заполонить ее сувенирами (чаще откровенным хламом)… Собираясь с товарищами в большие группы, подростки чувствуют себя в безопасности и запускают маркировочную агрессию на полную катушку: много курят и плюются, нарочито шумят, хохоча и слушая магнитофон (раньше бренчали под гитару). А еще - совершают акты вандализма. Как след мочи понуждает кота задрать в этом месте хвост, так и царапина на стене лифта вызывает у подростка неудержимое желание нанести ответную метку. Граффити, разбитые лампочки, погнутые перила - это то же самое, что и дерево, ободранное молодым шимпанзе (помните?). Маркировочная агрессия подростков не остается без внимания окружающих: мужчины свирепеют, старушки возмущаются, а мальчишки испытывают затаенное восхищение…
Но ведь она есть и у взрослых. Только принимает скорее конструктивный, нежели разрушительный характер. Например, зайдя в холостяцкое жилище, женщина восклицает: “Ну и беспорядок!” - и принимается за работу. По сути, она старается удалить метки хозяина, пряча дорогие его сердцу спортивные кубки, подметая пол и переставляя стулья. А взамен наносит свои: кухонные запахи, расставленную на полке косметику, детали одежды, забытые как бы “случайно”. Эта деятельность агрессивна, поэтому она может стать поводом для конфликтов и изгнания.
Приоритетное право мечения принадлежит доминантам, которые подавляют подчиненных. Самые преданные “подчиненные”, живущие в наших квартирах - собаки. Они легко приучаются “терпеть” до выхода на улицу не потому, что тот уже пропитался ее запахом (как полагают многие), а потому, что эта территория принадлежит хозяевам. Претендовать на нее собаке нельзя - о чем ей недвусмысленно заявили, тыкая мордой в лужицу. Однако если в дом пожалуют четвероногие гости, самая воспитанная собака может “поднять ногу” на дорогой сервант: “я тоже охраняю этот участок!” (Вдруг право ее хозяев на эту территорию покажется гостям неубедительным).
Обычно люди ведут себя именно как “хозяева участка”, когда “пилят” дочку-подростка, если та надушилась, или ругают сына, раскидавшего свои вещи. А хозяйка какого-нибудь школьного кабинета действует еще строже, ведь ее атакуют сразу десятки претендентов на территорию (и каждый вдобавок низкого ранга и “гипермаркировочного” возраста). Поэтому сама она форсирует голос, издает мощный запах и укрепляет лицо “броней” из косметики и здоровенных сережек. Но если так же поступит нескромная восьмиклассница, получит выговор: нос не дорос.
Маркируя территорию, человек действует автоматически, неосознанно. Как мы узнаем, что в этом лесу есть птицы? Они поют. А как мы узнаем, что в соседнем кабинете есть дети? Они шумят - и их шум несет единственную информационную нагрузку: “Я!”. В лагере вожатые не разрешают детям вскакивать и говорить, пока не прозвучит сигнал подъема. И все-таки, малыши не могут удержаться, чтобы, едва открыв глаза, не огласить летнее утро своими “гы-гы!”, “ха-а!!”, “эй, ты чё, спишь?” Как же это похоже на пробуждение птиц, которые вначале щебечут отрывочно и невнятно, а затем как распоются! Или на то, как проснувшийся петух начинает горланить что-то вроде: “Здесь я! Здесь петух Петро!” А сосед его кукарекает в ответ: “А здесь петух Степан! Только сунься в мой курятник!”
Но голос человеческих детей выражает не только индивидуальность. Общественные виды любят пошуметь не поодиночке, а вместе, и тем громче, чем больше участников хора. Эти “социальные крики” означают не просто “я”, а “я и мы”, или еще точнее: “я - и мои они!” Если, находясь в коллективе, ребенок не шумит, значит, он испытывает дискомфорт, быть может, болен или напуган. Или асоциален - и не желает считать соседей “своими”, вплетать свой голос в общий хор.
Частенько “плохое поведение”, за которое мы осуждаем детей, является естественной маркировочной активностью, предписанной самой природой. Ребенок всегда найдет способ дать о себе знать. Заткните уши и отвернитесь - он постарается с сопением заглянуть в лицо, заслонить телевизор, дернуть за локоть или пихнуть в бок. А если вас не проймешь и этим, то расшибет себе лоб и разрыдается - только попробуй остаться равнодушным.(с) http://ethology.ru/library/?id=164
