«Белый» генерал - учитель «красных» командиров
11 января 1929 года в своей квартире был застрелен бывший «белый» генерал и преподаватель тактики подмосковной школы комсостава Красной Армии Яков Слащев. Именно он в 1920 году руководил обороной «белого» Крыма, а впоследствии стал прототипом генерала Романа Хлудова в пьесе Михаила Булгакова «Бег».
Яков Слащев и Роман Хлудов (В. Дворжецкий)
Возвращение, амнистия и преподавательская деятельность
Генерал Слащев вернулся из Константинополя на родину 11 ноября 1921 года. Принятию этого непростого решения предшествовали длительный конфликт с главнокомандующим Вооруженными силами Юга России бароном Врангелем и тяжелое материальное положение, в котором оказался «белый» генерал в изгнании. Обо всем этом имелась подробная информация в Москве, поступавшая как по линии зарубежной агентуры ВЧК, так и от разведуправления Генерального штаба.
Инициатива установить контакт с опальным генералом исходила от Троцкого и Дзержинского. Слащев долго колебался, но, в конце концов, после ряда нелегальных встреч с представителями спецслужб, дал согласие. Его амнистировали, причем об этом ходатайствовал командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе.
Генерал Слащев
В порту Севастополя Слащев был встречен чекистами и на личном поезде Дзержинского доставлен в Москву. По прибытии Слащев был назначен на должность преподавателя командного состава РККА «Выстрел» в подмосковном Солнечногорске. Жил он там же: в выделенной квартире при общежитии.
Как признавался сам Слащев, своей службой на курсах он тяготился. Яков Александрович усиленно стремился получить обещанный ему лично Дзержинским корпус. Каждый год писал десятки рапортов с просьбой перевести в действующую армию. Однако это не мешало генералу близко общаться со слушателями, задерживаться после лекций и устраивать на своей квартире семинары по истории Гражданской войны. Порой такое неформальное общение со слушателями заканчивалось нешуточными конфликтами. Как-то, разбирая поход Первой конной на Варшаву, Слащев назвал основной причиной неудачи «тупость командования». Присутствовавший в аудитории Семен Буденный почернел от ярости, выхватил принесенный с собой пистолет и начал стрелять по лектору. Не попал, на что Слащев лишь иронично заметил:
«Как вы стреляете, так и вы воевали».
Убийцу признали невменяемым и отпустили
11 января, на следующий день после того, как Якову Слащеву исполнилось 43 года, в его квартире прогремели три выстрела. Несмотря на то, что убийца был задержан «по горячим следам» и сразу дал признательные показания, следствие по этому делу продолжалось почти 6 месяцев.
Вначале расследованием занялись сотрудники ОГПУ, поскольку не исключалась политическая подоплека убийства. Затем все материалы были переданы в Московскую губернскую прокуратуру, которая признала убийцу невменяемым и на этом основании вынесла вердикт о прекращении дела. После этого материалы расследования снова вернули в ОГПУ, где, проведя дополнительную проверку некоторых фактов, наконец, вынесли окончательное заключение. Оригинал этого документа за подписью сотрудника контрразведывательного отдела ОГПУ Гурского историки обнаружили в Центральном архиве МВД России. Из него следовало, что Слащева убил 24-летний Лазарь Коленберг. Он тоже был учащимся курсов комсостава и пришел на квартиру жертвы на дополнительные занятия.
Идея мести бывшему командующему белыми войсками, констатируется в заключении, возникла как реакция на жестокие репрессии и бесчинства по отношению к еврейскому населению и ко всем, заподозренным в сочувствии революционному движению, в Николаеве. Одной из жертв этих репрессий стал родной брат Коленберга. Психиатрической экспертизой Коленберг признан в момент совершения преступления невменяемым. Дело было прекращено и сдано в архив, а сам убийца освобожден, что невольно наводит на мысли о заказном характере преступления.
Как сообщала 16 января 1929 года берлинская газета «Руль»,
«тело Слащёва сожжено в московском крематории. При сожжении присутствовали Уншлихт и другие представители Реввоенсовета».
Спустя ещё 2 дня, 18 января, корреспондент польской газеты «За свободу» писал:
«Впоследствии выяснится, убила ли его рука, которой действительно руководило чувство мщения, или которой руководило требование целесообразности и безопасности. Ведь странно, что «мститель» более четырёх лет не мог покончить с человеком, не укрывшимся за толщей Кремлёвских стен и в лабиринте Кремлёвских дворцов, а мирно, без охраны, проживавший в своей частной квартире. И в то же время понятно, если в часы заметного колебания почвы под ногами нужно устранить человека, известного своей решительностью и беспощадностью. Тут нужно было действительно торопиться и скорее воспользоваться и каким-то орудием убийства, и печью Московского крематория, способного быстро уничтожить следы преступления».