Метаморфозы Алексея Толстого: был граф, стал товарищем
В 1923 году Алексей Толстой возвращается в Россию из эмиграции. Он был чуть ли не единственным из возвращенцев - известных писателей, который пришёлся ко двору новому режиму. Видимо, диктатуре пролетариата необходим был собственный граф.
Революция 1917 года не вызвала у Алексея Николаевича Толстого большого энтузиазма. Когда в Москве стало совсем плохо с продуктами, он вместе с семьёй выехал на юг и смог перебраться в Одессу.
«Алексей Николаевич и его семья, состоящая из 7 человек, как и многие тысячи эмигрантов, 2 года провела в Одессе. Толстые отправились в эмиграцию на пароходе «Кавказ», где оказались в сыром трюме, вместе с тифозными больными. Два месяца добирались до Турции, бывшей Османской империи, находившейся под международным протекторатом и в которой теснились уже десятки тысяч беженцев. Вновь прибывших эмигрантов в Константинополь не допускали ― размещали в резервации для русских эмигрантов ― на острове Халки; спустя месяц Толстые оказались в Константинополе, где на улицах повсеместная русская речь сливалась с таким же неизбежным заунывным пением муллы, а из ресторана доносилось, как писал Аверченко в одном из рассказов: «Маруська, брось свои замашки, скорей тангу со мной спляши!».
Тысячи эмигрантов так никогда и не выбрались из этого кошмара, Толстых же выручил друг семьи, богач, меценат, друг Горького Сергей Аполлонович Скирмунт. Наталья Васильевна написала ему в 1919 году в Париж: «Я здесь с мужем и детьми. Возвращаться из Одессы в Москву, через фронт Деникина, через Украину, по степям которой гуляют разбойники, оказалось труднее, чем нестись вместе с беженским потоком на юг. И вот нас понесло и внесло на чужой берег <…> Выручай, шли визу». Сергей Аполлонович прислал визу, и семья продолжила своё мучительное путешествие на пароходе «Карковадо». (Мина Полянская. «Алексей Толстой. Накануне возвращения графа. Петербург ― Берлин ― Петроград». ( Семь искусств, №8, 27.08.2018).
Однако и в Париже нищенская жизнь продолжала преследовать семью Толстых... В 1921 году Толстые добрались до Берлина.
А в 1923 году Алексей Толстой вернулся в Россию. Ему удалось довольно быстро стать признанным властью классиком и состоятельным человеком. Байки и анекдоты о «советском графе» стали ходить уже в начале 1930-х.
«В Детском селе, где Толстой поселился с семьёй в конце 1920-х гг., над дверью особняка на Пролетарской улице, дом 6 красовалась табличка: «Гр. Толстой», двойной смысл которой был очевиден. Сокращенное «гр.» читалось как гражданин и одновременно намекало на его графство. Эту двойственность подтверждала и старая экономка Ю. И. Уйбо, сопровождавшая семью в эмиграции. На вопрос, дома ли Толстой, она по телефону, в разгар сталинского террора, бесхитростно отвечала: «Их сиятельство в райком ушли».
(Мина Полянская в работе «Алексей Толстой. Накануне возвращения графа. Петербург ― Берлин ― Петроград». ( Семь искусств, №8, 27.08.2018).
Толстой, безусловно, обладал чутьём выживания.
«Эмиграция гниёт, как дохлая лошадь, - сообщал он в одном из писем берлинского периода. - Создавать из этой дохлятины группу, питаться снова нездоровыми мечтаниями о белом генерале, о возрождении ресторана «Прага» и липацких извозчиков - невозможно, как нельзя, например, искусственно вернуть себя в тифозный бред».
Когда классик советской литературы ездил по делам на своей машине из Царского Села в Северную столицу, на железнодорожном переезде у станции Шушары ему часто приходилось останавливаться и ждать, когда поднимут шлагбаум. Согласно легенде, именно здесь, у шлагбаума, Толстой придумал имя злой крысе из «Золотого ключика», охранявшей заветную дверь в каморке папы Карло, - Шушара.
Вячеслав Молотов, выступая в 1936 году на VIII Чрезвычайном съезде Советов, сказал буквально так:
«Товарищи! Передо мной выступал здесь всем известный писатель Алексей Николаевич Толстой. Кто не знает, что это бывший граф Толстой! А теперь? Теперь он товарищ Толстой, один из лучших и самых популярных писателей земли советской - товарищ Алексей Николаевич Толстой. В этом виновата история. Но перемена-то произошла в лучшую сторону. С этим согласны мы вместе с самим Алексеем Николаевичем Толстым».
«Красный граф» стал депутатом Верховного совета. После смерти Горького в 1936 году именно Толстой возглавил Союз писателей СССР.
В 1937-ом вышла повесть Алексея Толстого «Хлеб», посвященная обороне Царицына, причем - в сталинской интерпретации.
«В «Хлебе» писатель обращается к героической обороне Царицына. Повесть как бы дополняла «Восемнадцатый год», где не был показан один из решающих участков Гражданской войны - борьба за Царицын. «Поэтому, - писал А. Толстой, - мне пришлось прибегнуть к особой форме - написать параллельно с «Восемнадцатым годом» повесть под названием «Хлеб», описывающую поход ворошиловской армии и оборону Царицына Сталиным. (…) «Хлеб» отличается от романа «Восемнадцатый год» самым характером подхода к изображению действительности. В трилогии Толстого в центре внимания вымышленные персонажи. В новом произведении - основными героями являются исторические деятели. Писатель зарисовал образы гениального вождя революции В. И. Ленина, его соратников И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова, дал их художественные портреты, запечатлел стиль работы, подчеркнул их связь с народом, раскрыл широту и величие их деятельности».
(В.А.Ковалев и др. «Очерк истории русской советской литературы». Издательство Академии Наук СССР, Москва, 1955 г.)
По одной из версий, «Хлебом» писатель как бы реабилитировал себя за «Восемнадцатый год», где он «просмотрел» выдающуюся роль Сталина в Гражданской войне.
Ходит байка, что писатель долго не мог найти вдохновения, чтобы написать «заказ». И вот он посетил Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. В павильоне Узбекистана демонстрировался роскошный ковер ― чудо коврового искусства. Толстой подошел к директору и попросил продать ковер. Директор ответил, что при всем уважении к знаменитому писателю это невозможно: ковер ― народное достояние.
Толстой вернулся домой расстроенный. Ковер не выходил у него из головы, и он позвонил Сталину: рассказал о работе над романом «Хлеб» и пожаловался, что работа идет неровно ― он лишен уюта, ему недостает ковра, но ковер не продается.
«Ничего, ― ответил Сталин, ― мы постараемся помочь вашему творческому процессу, раз вы поднимаете такие актуальные и трудные темы. Ваш «Хлеб» нужен нам, как хлеб насущный».
К вечеру привезли ковер. Работа писателя пошла успешно, и вскоре он опубликовал повесть «Хлеб», в которой Сталин предстает как спаситель России.
«Был ли счастлив при жизни писатель, окружённый легендами и пользующийся устойчивой нелестной репутацией у российской интеллигенции (лауреат 3-х Сталинских премий первой степени), хотя не раз хлопотал за опальных и даже арестованных знакомых? Скорее всего, нет. Из достоверных источников известно, что последняя его жена Людмила Ильинична Баршева урожденная Крестинская (1906―1982), была «приставлена» к нему для присмотра, и положение его было немногим лучше, чем у Горького, оплетённого сетью шпионов среди приближённых в собственном доме. Наталья Толстая назвала мне однажды цифру ― количество доносов, которое поступило на Алексея Николаевича ― в точности её назвать не могу, но она была космическая!
Толстой был членом комиссии по расследованию злодеяний фашистских захватчиков, а Сталинскую премию за роман «Хождение по мукам» он передал в Фонд обороны на строительство танка «Грозный». Он умер 23 февраля 1945 г. от тяжелой болезни (саркомы легких) в возрасте 62 лет, не дожив 2 месяца до столь желанной победы, и похоронен на Новодевичьем кладбище. В связи с его смертью был объявлен государственный траур, так что, если учитывать досье, уже заведенное на него с целью очень скорого ареста, финал жизни этого писателя выглядит настоящим сюжетом парадоксального двойного бытия».
(Мина Полянская в работе «Алексей Толстой. Накануне возвращения графа. Петербург ― Берлин ― Петроград». ( Семь искусств, №8, 27.08.2018).
По воспоминаниям Юрия Анненкова, на обвинения в продажности властям писатель отвечал откровенно:
«Я циник, мне на все наплевать! Я - простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу!
Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов! Я написал моего «Азефа», и он провалился в дыру. Я написал «Петра Первого», и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, «отец народов» пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома «пролетарским царем» и прототипом нашего Иосифа! Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа. Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбург - все они акробаты. Но они - не графы. А я - граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов!».