19 ноября 1887 года в Москве, в русском драматическом театре Корша состоялась премьера спектакля по пьесе Антона Павловича Чехова «Иванов». Первый театральный опыт очень сильно повлиял на отношение писателя к театру.
Это был долгожданный дебют Чехова-драматурга. За пару месяцев до него, в сентябре 1887 года, Антон Павлович написал брату Александру письмо, где недвусмысленно намекал на желание покончить с собой. Александр немедленно ответил:
«Ты пишешь, что ты одинок, говорить тебе не с кем, писать некому. (…) Глубоко тебе в этом сочувствую всем сердцем, всею душою, ибо и я не счастливее тебя. (…) Непонятно мне одно в твоем письме: плач о том, что ты слышишь и читаешь ложь и ложь, мелкую, но непрерывную. Непонятно именно то, что она тебя оскорбляет и доводит до нравственной рвоты от пресыщения пошлостью. Ты - бесспорно умный и честный человек, неужели ты не прозрел, что в наш век лжет всё ? (…) Поставь себе клизму мужества и стань выше этих мелочей».
Брат предложил Антону Павловичу перебраться в Петербург, однако этот город был Чехову ненавистен, он его раздражал. Он стал меньше писать для литературно-художественного журнала «Осколки», поскольку Николай Лейкин, редактор и издатель журнала, и писатель Виктор Билибин утомили его взаимными жалобами. Как пишет литературовед, специалист по русской литературе конца XIX - середины XX века Рейфилд Дональд в книге «Жизнь Антона Чехова», «Лейкин был недоволен подкаблучником Билибиным с его вялостью и отсутствием аппетита, а Билибин - интриганом Лейкиным с его истерией и толстым животом».
С деньгами у Антона Павловича тоже было неважно. За 150 рублей он продал братьям Михаилу и Евгению Вернерам (издателям) права на 14 юмористических рассказов. Ждал, когда издадут его более солидный сборник. Тогда выгоднее всего было писать длинные пьесы, поскольку драматург получал два процента от сбора за каждый акт, но постановка пьесы на императорской сцене была возможна лишь после преодоления многочисленных препон. Что касалось частной сцены, то в Москве единственным заведением с приличной репутацией был лишь театр Корша.
«Чехов посмеивался над нелепыми пьесами в коршевском театре. Тот бросил ему вызов, предложив написать что-нибудь получше, - пишет Р. Дональд. - Актеры уверяли Антона, что у него получится, так как он умеет «играть на нервах». Чехов и вправду согласился написать пьесу и вступить в Российское общество русских Драматургических писателей и оперных композиторов. Название пьесы - «Иванов» - было выбрано с дальним прицелом: на спектакль, главный герой которого носит самую распространенную в России фамилию, можно было заманить не менее одного процента населения страны. Иванов, яркий интеллектуал (такова его рекомендация), все четыре акта пьесы пребывает в депрессии. Еврейская девушка, на которой он женился вопреки воле ее родителей, неизлечимо больна чахоткой. Иванов увлекается дочерью своих кредиторов. В финале, в припадке ненависти к самому себе, он стреляется. Специально для театра Корша Чехов задумал мелодраматические концовки действий: во втором действии жена застает мужа в объятиях возлюбленной; в конце третьего муж сообщает жене о том, что ее болезнь безнадежна, а заканчивается пьеса смертью героя (сначала он умирал от разрыва сердца, а потом автор вложил в его руку пистолет). (…) Сам Чехов представлял свою пьесу как историю развития душевной болезни и при этом уклонялся от ответа на вопрос, кто же главный герой - подлец или жертва? Еще более озадачил актеров подзаголовок пьесы - «Комедия»».
Пьеса появилась на свет «нечаянно», всего за 10 дней. Как вспоминал сам Чехов: «Лег спать, надумал тему и написал». Несмотря на то, что некоторые сочли ее мрачной и переполненной тяжелыми эпизодами, самому Чехову пьеса нравилась: Антон Павлович считал, что «сюжет небывалый», а сама пьеса вышла у него «легкая, как перышко, без одной длинноты».
А.П. Чехов
«Иванов» понравился и Коршу с актером Владимиром Давыдовым, которому предстояло играть главную роль. Последний, прочитав пьесу, до трех часов ночи говорил автору комплименты. Двадцать лет спустя Давыдов вспоминал:
«Я не помню, чтобы другое какое-либо произведение меня захватило, как это. Для меня стало ясно до очевидности, что передо мною крупный драматург, проводящий новые пути в драме».
Антон Павлович создавал пьесу как комедию, новаторскую, нарушающую каноны драматургии того времени. Ее главный герой - «обыкновеннейший человек». В письме брату Александру Чехов пояснил:
«Я хотел соригинальничать: не вывел ни одного злодея, ни одного ангела… никого не обвинил, никого не оправдал…».
История первой постановки «Иванова» подробно отразилась в чеховских письмах. Сначала все выглядит оптимистично: Чехов рад, что Давыдов в восторге от его пьесы, «принялся за нее горячо и понял моего Иванова так, как именно я хочу». Однако несмотря на то, что и Корш, и актеры были уверены в том, что пьеса «пойдет», сам автор, наблюдавший за театральной «кухней», быстро понял, что происходит что-то не то.
«Актеры не понимают, несут вздор, берут себе не те роли, какие нужно, а я воюю, веруя, что если пьеса пойдет не с тем распределением ролей, какое я сделал, то она погибнет, - читаем в письмах Антона Павловича. - Если не сделают так, как я хочу, то во избежание срама пьесу придется взять назад».
Тут еще и исполнитель главной роли Давыдов стал вдруг говорить, что, несмотря на то, что в пьесе пять превосходных ролей, у Корша она «шлепнется», так как играть эти роли «решительно некому».
День премьеры приближался, а сомнения и недовольство Чехова все усиливались и усиливались. 4 ноября 1887 года он жалуется Николаю Лейкину:
«Моя пьеса, сверх ожидания, - чтоб ей пусто было! - так заездила и утомила меня, что я потерял способность ориентироваться во времени, сбился с колеи и, вероятно, скоро стану психопатом».
Вот какие выводы о театре Корша и театре вообще сделал Чехов: «Корш - купец, и ему нужен не успех артистов и пьесы, а полный сбор»; «женщин в его труппе нет, и у меня 2 прекрасные женские роли погибают ни за понюшку табаку»; «по мнению Давыдова, которому я верю, моя пьеса лучше всех пьес, написанных в текущий сезон, но она неминуемо провалится благодаря бедности коршевской труппы»; «актеры капризны, самолюбивы, наполовину необразованны, самонадеянны; друг друга терпеть не могут, и какой-нибудь N готов душу продать нечистому, чтобы его товарищу Z не досталась хорошая роль».
Несмотря на то, что сначала Корш говорил о десяти репетициях пьесы, на деле было проведено всего четыре. Чехов на всех присутствовал. Очевидцы вспоминают, что Антон Павлович скромно сидел в партере, в режиссерскую постановку не вмешивался, актерам замечаний не делал. Между тем, «скромный» автор пьесы все свое негодование изливал в письмах, которые были сверхэмоциональны.
Премьера, состоявшаяся 19 ноября 1887 года, оставила у Чехова чувство досады: только два актера, включая Давыдова, выучили свои роли, некоторые актеры на вторых ролях вообще играли в подпитии.
В письме брату Александру от 20 ноября 1887 года Антон Павлович так описал то, как прошел спектакль:
«Выход бенефицианта. Неуверенность, незнание роли и поднесенный венок делают то, что я с первых же фраз не узнаю своей пьесы. Киселевский (исполнитель роли Шабельского - С.И.), на которого я возлагал большие надежды, не сказал правильно ни одной фразы. Буквально: ни одной. Он говорил свое. Несмотря на это и на режиссерские промахи, первое действие имело большой успех. Много вызовов. (...)
2 действие. На сцене масса народа. Гости. Ролей не знают, путают, говорят вздор. Каждое слово режет меня ножом по спине. Но - о муза! - и это действие имело успех. (...) Действие 4: (…) Балаган и кабак, приводящие меня в ужас. За сим выход Киселевского; душу захватывающее, поэтическое место, но мой Киселевский роли не знает, пьян, как сапожник, и из поэтического, коротенького диалога получается что-то тягучее и гнусное. Публика недоумевает. В конце пьесы герой умирает оттого, что не выносит нанесенного оскорбления. Охладевшая и утомленная публика не понимает этой смерти (…). Вызывают актеров и меня. (…) В общем, утомление и чувство досады. Противно, хотя пьеса имела солидный успех…»
Действительно, публика не скупилась на аплодисменты и вызывала автора даже по ходу пьесы. Хотя финал спектакля - смерть героя от разрыва сердца на собственной свадьбе - привел зрителей в недоумение. Для второго представления Чехов финал переделал.
Успех премьеры «Иванова» был скандальным, но это был успех. Театралы говорили, что «никогда они не видели в театре такого брожения, такого всеобщего аплодисменто-шиканья…». Публика вскакивала со своих мест, одни аплодировали, другие шикали и громко свистели, третьи топали ногами. Стулья и кресла в партере были сдвинуты со своих мест, ряды их перепутались, сбились в одну кучу. На галерке происходило целое побоище между шикавшими и аплодировавшими.
Постановка вызвала противоречивые отзывы в прессе. Одни критики пьесу хвалили, другие обзывали «глубоко безнравственной», «цинической дребеденью». Досталось и самому Чехову: его критик Петр Кичеев назвал «бесшабашным клеветником на идеалы своего времени».
Через несколько дней в письме к родным Антон Павлович делает горькое признание:
«Как только вспомню, как коршевские г(...) пакостили «Иванова», как они его коверкали и ломали, так тошно делается и начинаешь жалеть публику, к<ото>рая уходила из театра несолоно хлебавши. Жаль и себя, и Давыдова. (...) После коршевской игры ни один человек из публики не понял Иванова…».
Всего в театре Корша пьеса выдержала три представления. Благожелательности рецензентов хватило лишь на то, чтобы обеспечить ей постановку на провинциальной сцене.
Холодный прием, оказанный новоиспеченному драматургу, породил в Чехове сложное чувство по отношению к театру - любовь на грани ненависти. Каждая его следующая пьеса была бомбой замедленного действия для традиционной сцены и непростым испытанием для актеров. Чем громче Чехова призывали к соблюдению условностей драматургии, тем чаще он ими пренебрегал. Провал «Иванова» содержит в себе зачатки триумфа «Дяди Вани».
Брату Александру Антон Павлович 24 ноября 1887 года написал:
«Все наконец улеглось, рассеялось, и я по-прежнему сижу за своим столом и со спокойным духом сочиняю рассказы. Ты не можешь себе представить, что было! Из такого малозначащего дерьма, как моя пьесёнка..., получилось черт знает что. Я уже писал тебе, что на первом представлении было такое возбуждение в публике и за сценой, какого отродясь не видел суфлер, служивший в театре 32 года. Шумели, галдели, хлопали, шикали; в буфете едва не подрались, а на галерке студенты хотели вышвырнуть кого-то, и полиция вывела двоих. Возбуждение было общее. (…)
Вот и всё. В среду опять идет мой «Иванов». Теперь все поуспокоились и вошли в свою колею. Мы записали 19 ноября и будем праздновать его ежегодно попойкой, ибо сей день для семьи будет долго памятен».
Брат Чехова Михаил о премьере в театре Корша вспоминал так:
«Одни ожидали увидеть в «Иванове» веселый фарс в стиле тогдашних рассказов Чехова, помещавшихся в «Осколках», другие ждали от него чего-то нового, более серьёзного, - и не ошиблись. Успех оказался пестрым: одни шикали, другие, которых было большинство, шумно аплодировали и вызывали автора, но в общем «Иванова» не поняли…».
После третьего представления «Иванова» Чехов сбежал в Петербург. Отныне в день премьеры своей новой пьесы Антон Чехов будет прятаться от глаз людских подальше и даже уезжать из города.
3 декабря 1887 г. Антон Павлович писал родным из Петербурга:
«Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно».
Так что, поначалу отношения у Чехова с театром не заладились. Как позже вспоминал Константин Станиславский:
« «Иванова» своего он (Чехов - С.И.) не любил. «Даже и читать его не смейте», - говорил он. Ставить его он просто-таки не позволял нам».
В 1888 году Чехов «Иванова» переписал, текст был значительно переработан в надежде на понимание актеров и публики. «Если и теперь не поймут моего «Иванова», брошу его в печь», - писал Антон Павлович. Из комедии пьеса превратилась в драму. Однако автор снова столкнулся с непониманием. К счастью, печки «Иванов» избежал.