Русский денди Валентин Стенич
В ночь на 21 сентября 1938 года был расстрелян Валентин Осипович Стенич, поэт, блестящий переводчик, открывший русскому читателю Джойса, Дос Пассоса и Фолкнера, автор либретто к «Пиковой даме» Мейерхольда.
Валентин Стенич.
Последние годы жизни Валентина Стенича протекали в ожидании ареста. Писатель и переводчик Николай Чуковский вспоминает:
«Тогда он уже догадывался, что его арестуют. Он ни в чем не был виноват, но одного за другим арестовали его друзей. (...) Он переводил, дела его шли отлично, но от ужаса избавиться он не мог. В это время начался у него роман с одной замужней женщиной. Она тоже ждала ареста. (...) Вот это и был самый неистовый, самый бешеный из всех его романов. (...) - Я благодарен ей, - говорил он мне, - Я заслоняюсь ею от страха».
По свидетельству того же Николая Корнеевича Чуковского, за неделю до ареста дома у Валентина Стенича состоялся вечер, где были Осип и Надежда Мандельштам, Анна Ахматова, сам Стенич с супругой и Николай Чуковский. На вечере Осип Мандельштам читал свои стихи. Как вспоминает Надежда Яковлевна Мандельштам, прощаясь с гостями на лестничной площадке, Валентин Стенич, «указывая на одну дверь за другой, рассказал, когда и при каких обстоятельствах забрали хозяина. На двух этажах он остался едва ли не единственным на воле, если это можно назвать волей. «Теперь мой черед», - сказал он. В следующий наш приезд в Ленинград Стенича уже не было...». (Надежда Мандельштам. «Воспоминания». Издательство «Омега-Л», 2023 год).
14 ноября 1937 года Стенич был арестован. Говорят, что когда его уводили из дома он сказал своей жене:
«Неплохой подарочек получат от меня завтра утром братья Васильевы...».
Дело в том, что в одном из эпизодов фильма «Волочаевские дни», снятом на киностудии «Ленфильм» в 1937 году братьями Васильевыми (творческий псевдоним советских кинорежиссеров и сценаристов, однофамильцев Георгия и Сергея Васильевых), в роли «некоего вредного иностранца» будто бы снялся Стенич.
Чувство юмора не оставляло Валентина Осиповича даже в такие моменты жизни.
...Биография Стенича до сих пор почти сплошь состоит из белых пятен.
«Причиной тому не только социальные катаклизмы 20-30-х гг., но и постоянные мистификации литератора, в высказываниях которого современникам подчас трудно было отличить реальность от вымысла, - пишет в работе «В.О. Стенич: биография, дендизм, тексты...» филолог Павел Успенский. - По свидетельству писателя Дос Пассоса, Стенич родился в семье «богатого бизнесмена чешского происхождения». Его отец «до революции владел громадным магазином антиквариата, это был очень знаменитый магазин на Невском, на той стороне, где Дума, ближе к Неве» - вспоминает мемуаристка Л. Жукова. В Петербурге будущий литератор учился в Реформатской школе (одной из лучших школ города), откуда его время от времени выгоняли за постоянные проделки, однако всякий раз принимали обратно - школьная программа давалась ему легко и о неуспеваемости ученика не могло быть и речи. С детства Стенич свободно говорил и читал на трех иностранных языках - немецком, французском и английском. Период отрочества и юности Стенича нам не известен. Сведения о литераторе появляются лишь в 1917 году. Тогда он вступает в ряды ВКП(б) и, согласно воспоминаниям Дос Пассоса, принимает участие в уличных боях, удерживая баррикады «от отчаянных атак кадетов». В это же время Стенич участвует в литературной жизни: пишет стихи, общается с поэтами. Все мемуаристы всегда отмечали его блестящее знание русской поэзии, которую он мог часами читать по памяти».
Валентин Стенич.
В июне 1918 года в газете «Жизнь» Александр Блок публикует статью «Русские дэнди», где рассматривается впечатливший поэта тип современного молодого человека.
«Толчком к написанию этой статьи послужил разговор со Стеничем, произошедший 31 января 1918 года, - пишет Павел Успенский. - Тогда молодой литератор читал Блоку свои стихи и произносил обвинительные речи в адрес поэта и его поколения. «Все мы - дрянь, кость от кости, плоть от плоти буржуазии. (…) Я слишком образован, чтобы не понимать, что так дальше продолжаться не может и что буржуазия будет уничтожена. (...) Все мы наркоманы, опиисты. (...) Мы живем только стихами. (...) Нас ничего не интересует кроме стихов, ведь мы пустые, совершенно пустые. (...) Вы же ведь и виноваты в том, что мы такие. (...) Вы, современные поэты. Вы отравляли нас. Мы просили хлеба, а вы нам давали камень». Благодаря Блоку Стенич стал известен как денди».
«Блок назвал Стенича русским дэнди, - рассказывает Надежда Мандельштам. - Среди советских писателей он прослыл циником. Не потому ли, что все боялись его острого языка? Стенич тоже разыгрывал сценки, но совсем другого рода, чем Андроников. Еще в середине двадцатых годов у него был коронный номер: Стенич рассказывал, как он боится начальства и как он его любит - так любит, что готов подать шубу директору Госиздата… Этот рассказ он подносил всем писателям, а они принимали его довольно холодно. Легче было счесть Стенича циником, хвастающим собственным подхалимством, чем узнать в изображаемом лице самого себя. Кем же был Стенич - сатириком или циником?»
Самые ранние стихи Валентина Стенича Александр Блок охарактеризовал так: «популярная смесь футуристических восклицаний с символическими шепотами». Блок замечает:
«В нем (Стениче - С.И.) не было ничего поддельного и кривляющегося, несмотря на то, что все слова стихов, которые он произносил, были поддельные и кривляющиеся».
В 1918-1920 гг. Стенич, по-видимому, находился на Украине. В 1919 году он, согласно сведениям Дос Пассоса, участвовал в боевых действиях и командовал дивизионом. В эти же годы он появляется в киевском кафе «ХЛАМ» («художники, литераторы, артисты, музыканты»), где Стенич познакомился с рядом литераторов, в том числе с Эренбургом и Лившицем; дружба с последним продолжится через несколько лет уже в Петербурге. В «ХЛАМе» о Валентине Стениче осторожно шептали: «поэт-комиссар». Там он предстал, по словам кинорежиссера, художника Сергея Юткевича, человеком, «одетым с ног до головы в черную кожу и с деревянной кобурой огромного маузера на поясе».
В это время Стенич отказывается от своей ранней поэтики.
«Он читал вперемежку стихи Блока, Маяковского, Хлебникова, свои собственные; печально зубоскалил», - пишет Илья Эренбург.
В 1920 году Стенича перевели в Москву и назначили комиссаром школы военной маскировки, находившейся под Москвой. Каждую ночь Стенич уезжал в кафе литераторов «Стойло Пегаса», в котором познакомился со многими писателями и поэтами, поражая всех сочетанием военной формы, знанием наизусть почти всей русской поэзии и, по формулировке Николая Чуковского, «нигилистическим дэндизмом».
Весной 1920 года Валентина Стенича арестовали и приговорили к расстрелу.
«Причиной ареста послужили то ли обвинения в предумышленном развале школы маскировки и в сношениях с врагами революции (как полагал Н. Чуковский), то ли в подготовке вооруженного ограбления (как значится в допросе). Так или иначе, Стенич провел 8 месяцев в тюрьме. Дело в итоге было пересмотрено, литератора оправдали и выпустили, но не восстановили в партии, - пишет в своей работе о Валентине Осиповиче Стениче Павел Успенский. - До 1924 года обстоятельства жизни Стенича вновь неизвестны. Николай Корнеевич Чуковский писал, что он, меняя профессии, слонялся по городам, какое-то время жил в Баку... Жил он некоторое время и в Москве, что примечательно - в квартире Утесова, с которым успел познакомиться к началу 20-х гг. (…) В 1924 г. Стенич вернулся в Ленинград. Вероятно, тогда же он внутренне отказался от какого-либо участия в политической жизни и решил посвятить себя литературе. До этого времени Стенич активно совмещал и то, и другое».
В Ленинграде Стенич запомнился современникам элегантным и дендистским. Театральный критик Лидия Жукова вспоминает:
«На фоне нашего убогого быта Стенич выглядел, как «орхидея на помойке». Этот афоризм я украла у Фаины Георгиевны Раневской. Всегда отутюженный, накрахмаленный, отдраенный в своем единственном буклистом сером пиджаке, Валя действительно был среди нас орхидеей. (…) Валино щегольство, его галстуки и отливающие блеском крахмальные воротнички ему импонировали, это был Стенич такой, какой он был».
Некоторое время Валентин Стенич работал редактором в кооперативном издательстве «Мысль», где и познакомился с Николаем Чуковским. Приятельство быстро переросло в тесную дружбу. Через некоторое время литератор покинул «Мысль» и стал работать для нескольких издательств; регулярно он бывал в Госиздате, находившемся тогда в знаменитом доме Зингера.
Отказавшись от высокой поэзии, Стенич посвятил себя переводам.
«Сделанное литератором с середины 20-х гг. весьма внушительно: Р. Киплинг. «Отважные мореплаватели»; Г. Честертон. «Клуб изобретательных людей», «Жив - Человек», «Наполеон из пригорода», «Неверие Питера Брауна» и др.; Ф. Верфель. «Не убийца, а убитый виновен»; Ж. Дюамель. «Тигры и утехи»; У. Локк. «Мориус и Ко»; Дос Пассос. «42-я параллель», «1919», «Большие деньги»; Ш. Андерсон. «Смерть в лесу»; Дж. Джойс. «Утро мистера Блума», «Похороны Патрика Дагнэма»; У. Фолкнер. «Писатель у себя дома» (рассказ «Тридцать дней»); Дж. Свифт. «Путешествие в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера...»; Б. Брехт. «Трехгрошевый роман»... В питерских интеллигентских кругах Стенича знали все. Он был популярен и в Москве - и как блестящий переводчик, и как оригинал и эксцентрик, единственный в своем роде. Он слыл законодателем мод, но прежде всего считался общепризнанным эталоном художественных оценок», - пишет Павел Успенский.
В 1927 году Валентин Стенич познакомился с Михаилом Зощенко, спустя год - с Юрием Олешей. По словам Николая Чуковского, у Стенича «было много друзей, даже, может быть, слишком много, (...) но никого на свете не любил он так сильно, преданно и благоговейно, как Михаила Михайловича Зощенко».
«В 1928 году в Ленинград приехал Джон Дос Пассос, которого Стенич не только водил по городу, но и привез на дачу к Корнею Чуковскому, - читаем у Павла Успенского. - «Стенич был авангардистом. Он перевел мой роман и горел желанием узнать последние новости о Джойсе и Элиоте», - писал Дос Пассос. Обратим внимание на совершенно нетривиальный для того времени набор интересующих литератора имен (так же нетривиален и список сделанных им переводов). Если к нему добавить эпатажное поведение и свободную манеру вести разговоры, то неудивительно, что неприятности так или иначе преследовали нашего героя.
Весной 1930 года Стенич был выслан из Ленинграда в Архангельск. Причины и сроки высылки остаются до сих пор неизвестными. Вновь Стенич был арестован 19 марта 1931 г., что вызвало беспокойство Зощенко. Вместе с писателем Львом Никулиным он пытался хлопотать за своего приятеля. В тюрьме литератор просидел 2 или 3 месяца. Можно предположить, что эти аресты были напрямую связаны с вечером у Каменевой (О.Д. Каменевой, сестры Л.Троцкого. Речь идет о вечере, на котором находились высокопоставленные политики - Радек и Каменев. Стенич прочитал там свою «невероятную контру», антисоветские стихи о Совнаркоме - С.И.). Здесь вспоминается Мандельштам, который несколькими годами позже поплатился Воронежской ссылкой за свои стихотворения о Сталине, советской квартире и голоде в Крыму. Стенич позволял себе самые смелые высказывания не только в Кремле. Федин вспоминал: «Один раз (...) идем мы компанией из Госиздата. Остановились на Невском у книжного магазина, среди книг выставлен бюст Сталина. И вдруг, схватившись за голову, Стенич кричит: «И этот идиот с узким лбом правит нами! Правит всей Россией!»». Несмотря на «предупреждения властей», после арестов литератор не изменил своей эксцентричной манеры поведения. Более того, он часто говорил, что думал, не боялся едких выражений в адрес власти и даже политических анекдотов».
В 1934 г. состоялся Первый съезд советских писателей. Среди многих других литераторов в нем принимали участие Юрий Олеша и Валентин Стенич. Первый произнес речь на одном из заседаний, второй выступил в качестве переводчика. Некоторое время спустя друзья напечатали в «Литературном Ленинграде» шуточную поэму «Москва в те дни была Элладой», в которой иронично, а подчас даже жестко писали о своих коллегах-писателях.
В том же году Стенич стал сотрудничать с В. Мейерхольдом и по заказу режиссера переделывал либретто «Пиковой дамы», стремясь «приблизить свое либретто к пушкинской повести, передать не только ее сюжет, но и ее тон, колорит, ее близость к декабризму, к петербургским повестям Гоголя». Премьера состоялась 25 января 1935 года и имела успех.
В 1936 г. Стенич познакомился с Андре Жидом, приехавшим осенью в СССР. Лидия Жукова вспоминает:
«Он тут же окрестил его Андрюшкой Жидом, успел встретиться с ним пару раз и рассказать кое-что, в частности о «льюбянке», привлекшей особое внимание писателя».
Для Стенича были характерны острые социальные высказывания. «Жить в стране, где три четверти населения сидит орлом, - это унизительно» - говорил он по воспоминаниям Л. Жуковой. По ее же свидетельству, Стенич не рассуждал всерьез на политические темы, но насчет советской власти «прохаживался остро и метко».
«Сохранилось нелицеприятное свидетельство Н. Заболоцкого, записанное с чужих слов. «Эстет, сноб и гурман в обычной жизни, он (Стенич - С.И.), по рассказам заключенных, быстро нашел со следователем общий язык и за пачку папирос подписывал любые показания». Однако есть и другое свидетельство, которому мы можем доверять: «Е.М. Тагер (Елена Михайловна Тагер, поэт, прозаик, переводчик, мемуарист - С.И.) рассказывала, что столкнулась с денди Стеничем без шнурков на ботинках в тюрьме по дороге на допрос. Он шепнул: «Лена, все кончено. Пишу все на себя»», - рассказывает Павел Успенский.
В ночь на 21 сентября 1938 г. Стенич был расстрелян. О смерти литератора никто не знал, именно этим объясняются хлопоты по его освобождению Михаила Зощенко и творческой интеллигенции в 1940 году.