В имение под надзор полиции
30 мая 1852 года после месячного заключения молодой (ему тогда было 33 года), но уже известный писатель (уже были написаны и изданы «Записки охотника») Иван Тургенев был сослан в родовое имение Спасское-Лутовиново под надзор полиции.
Иван Тургенев
Поводом для репрессий послужила публикация его статьи-некролога на смерть Гоголя в «Московских ведомостях» 28 апреля 1852 года. Уже на следующий день Тургенев в своей квартире на Малой Морской улице был арестован и доставлен на съезжую Второй Адмиралтейской части, где он провел целый месяц, после чего был выслан в Спасское. Ничего крамольного в статье Тургенева на смерть Гоголя, вроде бы, не было, но, как пояснял человек, близко его знавший, - литературный критик Павел Анненков в статье «Замечательное десятилетие», в Петербурге, с самого «верха» «состоялось распоряжение о недопущении надгробных панегириков автору «Мертвых душ»:
«Никто не осведомился, знал или не знал Тургенев о состоявшемся распоряжении и можно ли было даже, предполагая, что распоряжение было ему известно, поставить ему в вину желание провести свою статейку в свет, так как для достижения своего желания он не нарушил никаких положительных законов и подверг статью обыкновенному цензурному ходу, только на расстоянии нескольких сот верст от Петербурга - в Москве. Тогдашний председатель цензурного комитета в Петербурге (М.Н. Мусин-Пушкин), однако же, усмотрел в бегстве статейки из-под его ведомства и появлении ее в Москве ослушание начальству, и последствием был месячный арест Тургенева при одной из съезжих и затем высылка в деревню на жительство».
(Цитируется по кн. П.В. Анненков «Литературные воспоминания» - Москва, изд. «Терра», 2015 г.).
Как сообщает Павел Анненков, благодаря этой мере съезжая, где содержался заключенный (у Большого театра, между Екатерининским каналом и Офицерской улицей) попала в историю русской литературы:
«Там, посреди разных домашних расправ полиции, бывших тогда в полном цвету, но в квартире самого частного пристава, куда Тургенев был переведен по повелению государя наследника (от автора: так Тургеневу смягчили режим после того, как он отправил прошение на имя самого государя-императора), Тургенев написал тот маленький шедевр, который не утерял и доселе способности возбуждать умиление читателя, а именно рассказ «Муму». На другой день после своего освобождения и перед выездом в ссылку он нам прочел его. Истинно трогательное впечатление произвел этот рассказ, вынесенный им из съезжего дома, и по своему содержанию, и по спокойному, хотя и грустному тону изложения. Так отвечал Тургенев на постигшую его кару, продолжая без устали начатую им деятельную художественную пропаганду по важнейшему политическому вопросу того времени» (от автора: под «важнейшим политическим вопросом того времени» Павел Анненков подразумевает отмену крепостного права).
Как пишет исследователь биографии Ивана Тургенева литературовед Юрий Лебедев (кн. «Тургенев» в серии ЖЗЛ), образованный Петербург был взволнован этим арестом автора «Записок охотника»:
«Кто-то из литераторов пустил гулять по Петербургу каламбур: «Говорят, литература не пользуется у нас уважением, не в чести, - напротив, литература у нас в части». (…) Поплатились и московские друзья Тургенева. В. П. Боткин (от автора: литературный критик) за содействие в публикации некролога был взят под полицейский надзор, а неслужащий Е. М. Феоктистов (от автора: писатель, журналист) насильственно определен на государственную службу с установленным и за ним «присмотром».
Как отмечает Павел Анненков (см. его статью «Молодость И.С. Тургенева), последовавшая за арестом административная высылка в деревню была для молодого писателя хуже, чем сам арест:
«Во-первых, потому, что она могла продолжаться неопределенное количество лет, а, во-вторых, потому, что Тургенев лишался возможности, имея к тому все нужные средства, располагаться собою. Стеснение это раздражало его более всего. Мы видели подложный паспорт на имя какого-то мещанина, приобретенный им где-то, и с которым он явился однажды в Москву, к изумлению и ужасу своих приятелей. Не желая, однако ж, рисковать всякий раз дальнейшей своей судьбой, он жаловался в Петербург и получил оттуда совет составить письмо с просьбой об освобождении с признанием своей вины. Тургенев последовал этому совету и был возвращен в следующем 1853 году».
Впоследствии, как сообщает Павел Анненков, Тургенев не сердился даже на непосредственных виновников постигшей его кары (например, на начальника III-го Отделения князя Орлова), так как считал, что «нельзя сердиться на устоявшиеся нравы и обычаи, против которых не слышится и протеста общественной совести». Однако в дальнейшем и жить, и работать предпочитал, по вполне понятным причинам, по большей части в Европе. Его за это даже упрекали некоторые современники. Однако, как поясняет Павел Анненков, такое предпочтение объяснялось не отсутствием народных симпатий в душе и не надменным пренебрежением к строю русской жизни, а тем, что Европу сделало необходимостью для его существования обильное течение умственной жизни, которого на Родине он не находил…