Об энтузиазме и апатии
Наблюдая за тем, как живой поток энтузиазма порой вырождается в зацикленность, в болото ожиданий, существующих в своем изолированном мирке, не имеющем ничего общего с потоком жизни, часто пытаешься умерить свой энтузиазм, "быть реалистом". Но как же часто вместе с водой в кусты летит и ребенок - то самое живое, любопытное, неугомонное начало, которое помогает нам творчески осмысливать поток жизни, взаимно менять, творить друг друга. И когда из жизни уходят энтузиазм, горение, радостная устремленность, жажда творчества, нам остается лишь безжизненная безрадостная пустыня каждодневности, в которой мы уже не в состоянии увидеть Красоту, божественную искру.
И здесь я (уже не первый год) задаюсь вопросом: так где же найти баланс, точку, где бы вдохновение не становилось оторванностью от жизни и не вело к разочарованиям? Где та грань разумного реализма и самоконтроля, за которой начинается самоудушение?
Разрешая этот вопрос, частенько хочется что-то одно задвинуть на задний план. Однако когда начинаешь внимательно смотреть, что откуда берется, то понимаешь: и то, и другое - необходимая часть жизни, ее важные механизмы, взаимодополняющие друг друга, как педали тормоза и газа в автомобиле.
Через энтузиазм, творческий порыв в нас говорит сама жизнь, ее стремление к бесконечному самовоспроизведению, саморасширению и самотрансцеденции. Но тому, что стремится к максимальному расширению жизненного пространства, к росту и реализации потенциала, нет дела до всего остального, оно просто ширится, множится, растет и мчится на всех парах в будущее. И если гнать по трассе, не обращая внимания на обстановку на дороге, то велик риск окончить путь в кювете или столкнувшись с другими участниками дорожного движения.
Здесь и возникает осторожность - голос инстинкта самосохранения, наша защита от ошибок, разочарований, боли и смертельной опасности. У нее нет цели нивелировать энтузиазм, остановить экспансивные жизненные процессы. Так же, как в автомобиле тормоза служат вовсе не для того, чтобы он целыми днями стоял во дворе, не двигаясь с места. Цель осторожности, страха - предупредить об опасности, о возможном риске, не дать нашему неугомонному локомотиву убиться в приступе творческой горячки. И мы, повинуясь ему, притормаживаем, чтобы осмотреться повнимательнее на местности, просчитать маршрут на сложном участке, устроить привал, если следующий отрезок пути требует сил больше, чем у тебя есть сейчас, либо попросить о помощи. Но все эти паузы и сомнения нужны нам для того, чтобы, сориентировавшись в ситуации и восстановив силы, двинуться дальше.
Апатия и бессмысленность возникают там, где эти сообщения инстинкта самосохранения истолкованы неверно, где возникает страх страха.
Страх страха - это ситуация, когда человек при возникновении страха, усталости, гнева зацикливается на самих этих симптомах, полностью игнорируя сообщение, заложенное в них. Он отматывает кинопленку назад и видит, что они возникли, когда он активно пытался чего-то достичь, реализовать, когда он желал и любил, когда горел чем-то. И в его сознании рождается вывод: желать, стремиться, любить - страшно и больно. Так возникает страх страха - страх снова испытать те же эмоции, посредством которых с нами говорит инстинкт самосохранения. И чтобы больше не испытывать их, человек вычеркивает из своей жизни энтузиазм, вдохновение, любовь. А дальше... Здравствуй, апатия и бессмысленность, безжизненная пустыня каждодневности, лишенная божьей искры.
Я думаю, проблема именно в нем, в этом "страхе страха", в нашей глухоте к голосу своих помощников и защитников - желания делать и быть и инстинкта самосохранения. Ведь если человек достаточно внимателен к тому, что они говорят, то он сможет услышать суть их посланий, и у него не будет вызывать страха и отторжения та форма, в которой эти послания сообщаются. И тогда его жизнь становится подобна потоку, который уверенно прокладывает себе путь среди гор и равнин, не теряя связи с окружающей действительностью, мягко обходя преграды и заполняя ложбины - и шаг за шагом преображая жизненный ландшафт.
И здесь я (уже не первый год) задаюсь вопросом: так где же найти баланс, точку, где бы вдохновение не становилось оторванностью от жизни и не вело к разочарованиям? Где та грань разумного реализма и самоконтроля, за которой начинается самоудушение?
Разрешая этот вопрос, частенько хочется что-то одно задвинуть на задний план. Однако когда начинаешь внимательно смотреть, что откуда берется, то понимаешь: и то, и другое - необходимая часть жизни, ее важные механизмы, взаимодополняющие друг друга, как педали тормоза и газа в автомобиле.
Через энтузиазм, творческий порыв в нас говорит сама жизнь, ее стремление к бесконечному самовоспроизведению, саморасширению и самотрансцеденции. Но тому, что стремится к максимальному расширению жизненного пространства, к росту и реализации потенциала, нет дела до всего остального, оно просто ширится, множится, растет и мчится на всех парах в будущее. И если гнать по трассе, не обращая внимания на обстановку на дороге, то велик риск окончить путь в кювете или столкнувшись с другими участниками дорожного движения.
Здесь и возникает осторожность - голос инстинкта самосохранения, наша защита от ошибок, разочарований, боли и смертельной опасности. У нее нет цели нивелировать энтузиазм, остановить экспансивные жизненные процессы. Так же, как в автомобиле тормоза служат вовсе не для того, чтобы он целыми днями стоял во дворе, не двигаясь с места. Цель осторожности, страха - предупредить об опасности, о возможном риске, не дать нашему неугомонному локомотиву убиться в приступе творческой горячки. И мы, повинуясь ему, притормаживаем, чтобы осмотреться повнимательнее на местности, просчитать маршрут на сложном участке, устроить привал, если следующий отрезок пути требует сил больше, чем у тебя есть сейчас, либо попросить о помощи. Но все эти паузы и сомнения нужны нам для того, чтобы, сориентировавшись в ситуации и восстановив силы, двинуться дальше.
Апатия и бессмысленность возникают там, где эти сообщения инстинкта самосохранения истолкованы неверно, где возникает страх страха.
Страх страха - это ситуация, когда человек при возникновении страха, усталости, гнева зацикливается на самих этих симптомах, полностью игнорируя сообщение, заложенное в них. Он отматывает кинопленку назад и видит, что они возникли, когда он активно пытался чего-то достичь, реализовать, когда он желал и любил, когда горел чем-то. И в его сознании рождается вывод: желать, стремиться, любить - страшно и больно. Так возникает страх страха - страх снова испытать те же эмоции, посредством которых с нами говорит инстинкт самосохранения. И чтобы больше не испытывать их, человек вычеркивает из своей жизни энтузиазм, вдохновение, любовь. А дальше... Здравствуй, апатия и бессмысленность, безжизненная пустыня каждодневности, лишенная божьей искры.
Я думаю, проблема именно в нем, в этом "страхе страха", в нашей глухоте к голосу своих помощников и защитников - желания делать и быть и инстинкта самосохранения. Ведь если человек достаточно внимателен к тому, что они говорят, то он сможет услышать суть их посланий, и у него не будет вызывать страха и отторжения та форма, в которой эти послания сообщаются. И тогда его жизнь становится подобна потоку, который уверенно прокладывает себе путь среди гор и равнин, не теряя связи с окружающей действительностью, мягко обходя преграды и заполняя ложбины - и шаг за шагом преображая жизненный ландшафт.