Опыт житейский и опыт духовный
Кажется, я наконец смогла сформулировать словами то, что смутно ощущала всякий раз, когда больше всего на свете я хотела уйти в монастырь, но при этом понимала, что на данном этапе это вовсе не мой путь.
Я всегда говорила на эту тему примерно следующее: для меня это было бы именно уходом в монастырь, т.е. бегством, нежели приходом к Богу. И еще всегда присутствовала мысль, не знаю насколько справедливая, что обрести покой в таких вот "тепличных" условиях, вне суеты мирской жизни, было бы слишком простой задачей, не имеющей ничего общего с покоем по-настоящему глубоким и не зависящим от окружающей тебя обстановки.
(С последним я бы сейчас поспорила. Нет смысла давать новичку-тяжелоатлету штангу, которую с трудом поднимают даже матерые профи, только лишь потому, что конечная цель каждого серьезного спортсмена - именно покорение еще непокоренных высот, взять вес, который никто до тебя не брал. Если ты еще недостаточно опытен, силен и крепок, то самым лучшим было бы начать с легкого, с того, что лишь на ступень выше твоих сил, - и постепенно "наращивать" силу. Так же в некоторых случаях с монастырской жизнью: если ты не в силах противостоять суете мира, то жизнь монаха даст тебе все условия для того, чтобы полностью сосредоточиться на главной задаче и, постепенно очищаясь, шаг за шагом прийти к своей цели, к Богу.)
Но для меня лично есть здесь еще один очень важный момент, который я поняла только сейчас. Лучше всего я учусь духовности, человечности именно на материале этой жизни, со всеми ее шершавостями и трениями, ожиданиями, привязанностями и последующими разочарованиями, с чувством бессилия и чувством гнева, с необходимостью раз за разом вновь подниматься и продолжать начатое. Только житейский, мирской опыт, осмысленный в минуты тишины, заставляет меня рождаться, вырываться из своего кокона вновь и вновь, с особой остротой и глубиной переживая опыт духовный.
А без чувства трения, без периодически возникающей необходимости преодолевать, осмысливать, перерабатывать сопротивление материи я так и остаюсь в своем коконе, и нет в нем ни мира, ни Бога - ничего, духота одна, лень и инерция.
Собственно, все, что со мной происходит, все, что я делаю и с чем сталкиваюсь здесь, имеет для меня смысл лишь постольку, поскольку дает пищу для души, заставляет усиленно трудиться "сердечную мышцу".
Я всегда говорила на эту тему примерно следующее: для меня это было бы именно уходом в монастырь, т.е. бегством, нежели приходом к Богу. И еще всегда присутствовала мысль, не знаю насколько справедливая, что обрести покой в таких вот "тепличных" условиях, вне суеты мирской жизни, было бы слишком простой задачей, не имеющей ничего общего с покоем по-настоящему глубоким и не зависящим от окружающей тебя обстановки.
(С последним я бы сейчас поспорила. Нет смысла давать новичку-тяжелоатлету штангу, которую с трудом поднимают даже матерые профи, только лишь потому, что конечная цель каждого серьезного спортсмена - именно покорение еще непокоренных высот, взять вес, который никто до тебя не брал. Если ты еще недостаточно опытен, силен и крепок, то самым лучшим было бы начать с легкого, с того, что лишь на ступень выше твоих сил, - и постепенно "наращивать" силу. Так же в некоторых случаях с монастырской жизнью: если ты не в силах противостоять суете мира, то жизнь монаха даст тебе все условия для того, чтобы полностью сосредоточиться на главной задаче и, постепенно очищаясь, шаг за шагом прийти к своей цели, к Богу.)
Но для меня лично есть здесь еще один очень важный момент, который я поняла только сейчас. Лучше всего я учусь духовности, человечности именно на материале этой жизни, со всеми ее шершавостями и трениями, ожиданиями, привязанностями и последующими разочарованиями, с чувством бессилия и чувством гнева, с необходимостью раз за разом вновь подниматься и продолжать начатое. Только житейский, мирской опыт, осмысленный в минуты тишины, заставляет меня рождаться, вырываться из своего кокона вновь и вновь, с особой остротой и глубиной переживая опыт духовный.
А без чувства трения, без периодически возникающей необходимости преодолевать, осмысливать, перерабатывать сопротивление материи я так и остаюсь в своем коконе, и нет в нем ни мира, ни Бога - ничего, духота одна, лень и инерция.
Собственно, все, что со мной происходит, все, что я делаю и с чем сталкиваюсь здесь, имеет для меня смысл лишь постольку, поскольку дает пищу для души, заставляет усиленно трудиться "сердечную мышцу".