Festival International de Jazz de Montréal - 2009, Pt.2

Feb 11, 2010 10:57



Квартет саксофониста Уэйна Шортера был для меня еще одним («вторым великим») потрясением, если не сказать, шоком. Этот концерт радикально отличался от всего остального, что я посетил на фестивале. Я ведь считал, что неплохо разбираюсь в творчестве Шортера, а перед поездкой на фестиваль для большей уверенности еще раз переслушал целый ряд альбомов с его участием, начиная с альбомов второго великого квинтета Майлса, заканчивая альбомами Шортера, выпущенными уже в последнее десятилетие. Но то, что я услышал в исполнении суперзвездного квартета, в состав которого помимо Шортера входят пианист Данило Перес (Danilo Perez), контрабасист Джон Патитуччи (John Patitucci) и барабанщик Брайн Блэйд (Brian Blade), поразило меня, прежде всего, тем, что я НИ-ЧЕ-ГО не понял. Музыка чем-то напоминала трансцендентные путешествия в духе позднего Колтрейна, хотя правильнее вообще никаких параллелей не проводить. Каждый из музыкантов квартета вел свою независимую линию, при этом вместе они создавали не музыку даже, а некую звуковую ауру. Я пытался понять логику каждого из них по отдельности, цеплялся за соло Переса и мысленно шел за ним. В какой-то момент я обнаруживал, что это вовсе не линия Переса, что я уже запутался в сетях Патитуччи. Я понимал, что у меня не получается найти выход, и только Брайн Блэйд иногда своими яростными выпадами, от которых бочка отлетала на полметра вперед, давал  маленькую надежду, что не все еще потеряно, но так же неожиданно он стихал, переплетаясь с общей философской материей. Мне показалось, что прозвучало всего 3 композиции, причем первая длилась целый час. А может, это была всего лишь одна композиция, или десять - повторяю, я ничего не понял! Шортер находится в великолепной форме, он уже вне каких-либо оценок - просто идеален, и все тут. Это был единственный концерт, в течение которого не было произнесено ни одного слова. Только музыка.

Концерт квартета Уэйна Шортера проходил в театре Мезоннев, в который я в очередной раз перебежал из соседнего театра Жан Дюсепп, где выступала замечательная бразильская певица и пианистка Элиан Элайс (Eliane Elias) с программой Bossa Nova Stories. В принципе, название говорит само за себя - Элиан со своим квартетом исполняла мягкую и романтичную бразильскую музыку. В этом концерте не было ничего лишнего - Элиан Элайс проникновенно пела, а между песнями вкрадчивым голосом рассказывала про свою музыку. И главное, что ей удалось вместе с ее музыкантами - это передать удивительно теплое настроение так, что, когда в финале концерта под звуки Desafinado я закрыл глаза, мне показалось, что я нахожусь в Бразилии на берегу океана.

Следующий день начался с концерта, в первом отделении которого пела канадская певица Молли Джонсон (Molly Johnson), а во втором - хорошо известный российским слушателям вокалист и шоу-мен Эл Джерро (Al Jarreau). Молли Джонсон исполнила свинговые и блюзовые стандарты в слишком традиционной манере салонного джаза, приправляя свой репертуар  шуточками про ширину своей талии. Что касается вечномолодого Эла Джерро, то мне, к сожалению, удалось посмотреть только первые 20 минут его выступления, которое он начал с исполнения попурри своих хитов 70-80-х годов, и так как я уже не раз был на его московских концертах, усилием воли я заставил себя перебежать в театр Мезоннев, где в эти минуты начинался концерт квартета Брэнфорда Марсалиса (Branford Marsalis).

Ровно месяц назад московская публика имела возможность наслаждаться долгожданным выступлением Марсалиса и его квартета в подмосковной усадьбе Архангельское. Единственное, что омрачило тогда зрителям настроение - это совсем некстати испортившаяся погода, и многие поклонники задавались вопросом: «Как всё это могло бы прозвучать в хорошем зале?» Отвечаю: еще лучше! Ведь музыкантам не приходилось пить горячий чай и делать физические упражнения между соло, чтобы не замерзнуть. Если серьезно, то вся четверка была на высоте: пианист Джои Кальдераццо (Joey Calderazzo) на мой субъективный взгляд играл гораздо более уверенно, чем в Архангельском, да и сам Марсалис был в прекрасном настроении и его потрясающая энергия чувствовалась в каждом номере. Молодой барабанщик Джастин Фолкнер (Justin Faulkner) блеснул своим соло в пьесе Телониуса Монка Rhythm-A-Ning; дважды великолепно солировал контрабасист Эрик Ривис (Eric Revis). Правда, в отличие от концерта в Архангельском, Марсалис, к сожалению, не сыграл на альт-саксофоне, который так запомнился москвичам, зато настойчивая монреальская публика в очередной раз добилась биса, которым стал всеми любимый «St Louis Blues».
В 2009-м году исполнилось 50 лет со дня выпуска самого продаваемого джазового альбома за всю историю грамзаписи - «Kind Of Blue» Майлса Дейвиса. Монреальский фестиваль, конечно, не мог остаться в стороне от такого события, тем более, что к Майлсу там особое отношение. Как известно, из музыкантов, принимавших участие в записи той легендарной пластинки, до наших дней дожил только барабанщик Джимми Кобб (Jimmy Cobb). Он и представил на фестивале программу «Remembering The Miles Davis Classic Kind of Blue @ 50» вместе с трибьют-группой под названием So What Band, в состав которой вошли трубач Wallace Roney, альт-саксофонист Vincent Herring, тенор-саксофонист Javon Jackson, пианист Larry Willis и контрабасист John Webber. Как и следовало ожидать, программа состояла целиком из альбома «Kind Of Blue», а музыканты выполняли  сложную задачу перенесения зрителей на 50 лет назад, для чего каждый из них тщательно играл роль своего предшественника, причем не только музыкально, но и визуально. Например, Джейвон Джексон был действительно похож на Колтрейна, а Уоллес Роуни, соответственно, на Майлса. Джимми Кобб был похож на себя, и даже, несмотря, на свои 80 лет выглядел молодцом и играл почти как раньше. Хотя So What Band стремились быть как можно ближе к оригиналу, иногда они делали некоторые отступления, так композиция Freddie Freeloader началася с неожиданного соло Ларри Уиллиса на рояле. Интересно, что каждая композиция начиналась с перемены цвета освещения - разумеется, использовались все оттенки синего. Так, для освещения Blue In Green, совершенно логично сцена окрасилась в темно-синий и зеленый цвета, и в сочетании с первоклассной игрой Уоллеса Роуни, выглядело это, действительно, очень красиво! А как только началась All Blues, синий цвет посветлел до небесно-голубого, на нем проявились желтые облачка, вероятно символизирующие те самые небеса, на которых создавался альбом «Kind Of Blue».
Как всегда, с небес меня заставила спуститься необходимость бежать на следующий концерт, которому суждено было стать моим «третьим великим потрясением» на фестивале. Я имею в виду выступление саксофониста Джошуа Редмана (Joshua Redman) и его двойного трио в составе Larry Grenadier - контрабас, Reuben Rogers - контрабас, Brian Blade - барабаны, Gregory Hutchinson - барабаны. Лично для меня такой состав стал большой неожиданностью, но именно им записан последний альбом Редмана “Compass”, из композиций которого и была составлена программа. С первого же номера - «Identity Thief» - музыканты буквально захватили зал - я смотрел по сторонам, и все вокруг сидели с открытыми ртами. И я тоже. Партии сидящих друг против друга барабанщиков и стоящих рядом контрабасистов так замысловато перекликались и переплетались, что голова шла кругом, а возвышающийся в центре огромный Редман звучал настолько мощно, что я невольно подумал, что вот он - настоящий современный джаз. Правда, после первой композиции трио прекратило быть двойным и стало обычным одинарным, но музыка от этого не стала менее захватывающей. Блэйд менял Хатчинсона, Grenadier - Роджерса, и наоборот, а каждая новая композиция звучала по-новому. И все с такой дикой экспрессией! А Джошуа Редман даже не мог устоять от распирающей его энергии и танцевал. Именно про такие концерты говорят - это надо видеть! После того, как ошеломленному залу были продемонстрированы различные вариации трио Джошуа Редмана, музыканты снова объединились в двойное трио и на этот раз сыграли композицию Гила Эванса (Gil Evans) «Barracudas» из репертуара Уэйна Шортера. Редко, но бывает такое, что сидишь в зале и чувствуешь, что вокруг тебя какая-то химическая реакция происходит - ты находишься в каком-то необычном расположении духа, но и каждый вокруг тебя переживает то же самое. Именно так было на том концерте. На бис вызвали целых два раза. Спускаясь вниз по лестнице после концерта, я услышал, как восторженные молодые люди обсуждали увиденное, и один из них сказал фразу, которая мне очень понравилась: «Понятно, что джаз мертв… но иногда он оживает!» Вышел я на улицу и сразу же купил последний диск Редмана “Compass”, который оказался отличным альбомом, но то, что происходило на концерте, было совсем другой материей - неповторимой.
Контрабасист Чарли Хэйдн (Charlie Haden) всегда поражал меня своей удивительной гибкостью и универсальностью. Начиная, как соратник Орнетта Коулмана (Ornette Coleman) в создании фри-джаза, Хэйдн никогда не зацикливался в рамках только этого течения. Причем, за какую бы музыку он не брался - от революционных гимнов Liberation Jazz Orchestra до романтических  латино-американских баллад, записанных с Гонзало Рубалкабой (Gonzalo Rubalcaba), постоянно можно было слышать восторженные отклики, как джазовых критиков, так и обычных слушателей. Последний альбом Чарли Хэйдна “Rambling Boy”, на мой взгляд, явился самой неожиданной метаморфозой за всю карьеру контрабасиста. Хэйдн теперь играет кантри, а если быть точным, блуграсс в чистом виде! Вообще-то выпуск такой пластинки уже можно считать как минимум смелым поступком, но для Чарли Хэйдна - это не эксперимент, не погоня за славой, не уход в более популярную музыку и даже не творческий поиск - это просто та музыка, которую он действительно любит. Тем не менее, этой записью уже создан прецедент - она была номинирована на Грэмми в категории Best Country Instrumental Performance, что, согласитесь, для джазового музыканта явление уникальное. Именно эту программу и представил Чарли Хэйдн 8-го июля в театре Мезоннев, предварительно поинтересовавшись у зрителей: «Слышали ли вы когда-нибудь кантри на джазовом фестивале?» В ответ все засмеялись, а Чарли объяснил, что он никогда не думает о музыке в категориях, есть просто музыка. Группа Хэйдна называется Family & Friends, где друзья, соответственно, играют на инструментах, а семья поет. В состав семьи входят три дочери Петра, Рэйчел и Таня, сын Джош и жена Рут Кэмерон (Ruth Cameron), которой и принадлежит идея этого проекта.
Сначала было очень забавно: музыканты играли веселое кантри, без единого намека на джаз - и это выглядело это интересно, потому что, во-первых, играли действительно хорошо, а, во-вторых, присутствовал некий элемент неожиданности, хотя то, что программа будет именно такой, не было сюрпризом, об это было известно заранее, а на сайте фестиваля даже был выложен фрагмент одной из песен с альбома “Rambling Boy”. Но после третьей композиции начали происходить непонятные вещи - люди вставали и уходили из зала. После каждой песни численность зрителей в зале уменьшалась, и в конце концов в партере осталось чуть больше половины зрителей. Что же случилось с благодарной и неиствующей монреальской публикой? Неужели она так расстроились, что вместо фри-джаза услышала блуграсс? Но я повторю, что об этом было известно заранее. Что может заставить человека, купившего билет, уйти из зала? Заслуживают ли музыканты, первоклассно играющие кантри, чтобы поклонники джаза вставали и уходили с их концерта? Заслуживает ли этого Чарли Хэйдн? Все эти вопросы мучали меня на протяжении всего концерта. Просто уровень восприятия у музыканта и зрителя не совпал, зритель оказался не готов к таким переменам, ему ударили по самому больному - сыграли деревенскую музыку, вместо джаза. Но даже если вдруг кантри певец внезапно запоет фри-джаз, реакция публики будет точно такой же, потому что она живет стереотипами - и с этим ничего не поделаешь. Был момент, когда кто-то из зала выкрикнул Хэйдну: “Turn it up!”. Хэйдн, подумав, что его плохо слышно, начал было проверять звук, но, поняв, что на самом деле зритель имеет в виду, что не слышно того, КАК Хэйдн умеет играть на контрабасе, что партии его слишком просты для джазового музыканта, Чарли грустно улыбнулся, оставил контрабас гитаристу и пошел петь к микрофону. Надо сказать, что Чарли Хэйдн в своем мешковатом костюме был, действительно, похож на фермера, а его дети, соответственно, на детей фермера. Они не являются профессиональными певцами, в них не было харизмы, но они выглядели настолько настоящими, потому что они и были настоящими! Оставшиеся в зале зрители, разумеется, устроили стоячую овацию, но было видно, что музыканты расстроены из-за того непонимания, с которым они здесь столкнулись.

Каково же было мое удивиление, когда на следующий день, зрители уходили уже с концерта Орнетта Коулмана со словами: «Коулман за 50 лет вообще не изменился»! Как же им угодить? Меняешься - не нравится, не меняшься - тоже плохо. Конечно, с этого концерта исход был не таким массовым, как с семейства Хэйднов.

Начался концерт с вручения 79-летнему Орнетту Коулману премии Майлса Дэйвиса (Miles Davis Award). В ставший уже привычным квартет Коулмана входят Tony Falanga - контрабас, Al MacDowell - электрический бас и Denardo Coleman - барабаны. Сам Коулман, помимо альт-саксофона, играл эпизодические соло на трубе и скрипке. Музыканты великолепно взаимодействуют друг с другом: бас Эла МакДауэлла, скорее выполняющий функцию гитары, создает некую нервозность, в то время как Тони Фэлэнга, играя совсем в другом ключе, строит как бы фундамент под скачущими коулмановскими гармониями; сам Орнетт играет коротко и спокойно, а сын Динардо, играя громко и упруго, остается при этом слегка в стороне, что придает всей этой музыки еще более странную окраску. Особенно мне понравилась композиция «Dancing In Your Head», в которой Коулман играет запоминающий повторяющийся мотив на фоне причудливого дерганого ритма, который создают остальные музыканты. Замечательно прозвучали пронизанные фирменной коулмановской грустью «Sleep Talking» и сыгранная на бис «Lonely Woman». Возвращаясь к теме ушедших с концерта зретелей, могу сказать одно: сегодняшний Орнетт Коулман, действительно, представляет весь накопленный им за 50 лет опыт, но что же в этом плохого, если он до сих пор олицетворяет собой свободную импровизацию? Второй бис был не совсем обычным - кавер на песню Майкла Джексона “Beat It”, причем сам Коулман не сыграл ни одной ноты из оригинала, заменив их фри-джазовой импровизацией.

Моим четвертым (и последним) «великим потрясением» на фестивале стал концерт японской пианистки Хироми Уэхары (Hiromi Uehara) с ее проектом Hiromi’s Sonicbloom, в состав которого входят гитарист Дэвид Фьюжински (David Fiuczynski), басист Тони Грей (Tony Grey) и барабанщик Морисио Зоттерелли (Mauricio Zotterelli). У тридцатилетней Хироми за плечами огромный багаж работы с такими джазовыми звездами, как Чик Кориа, Оскар Питерсон и Ахмад Джамал. Проект Hiromi’s Sonicbloom - это фьюжн в духе ранних Brand X и Mahavishnu Orchestra - плотный, энергичный и виртуозный. Помимо Хироми, центральной фигурой в группе является гитарист Дэвид Фьюжински - музыкант с колоссальным опытом: лидер авант-джазовой группы Screaming Headless Torsos, целого ряда других проектов, а также преподаватель в школе Беркли. Фьюжински играет на гитаре с двумя грифами и обладает настолько ярко выраженным индивидуальным почерком, что спутать его с кем-то еще просто невозможно. Активно используя всевозможные гитарные эффекты, Дэвид делает это с удивительным чувством меры и вкуса - каждая нота сыгранная им имеет особый смысл, а в тандеме с Хироми он творит настоящие чудеса. Программа концерта состояла преимущественно из двух последних альбомов Хироми - «Time Control» и «Beyond Standard», и включала как ее авторские произведения, так и джазовые стандарты, вроде «My Favourite Things» и «Caravan», которые в джаз-роковой манере прозвучали так мощно, что зрители в культурном центре Gesù испытали культурный шок и буквально стояли на ушах.  Когда же Хироми, оставшись на сцене одна, блистательно сыграла «I’ve Got Rhythm» Джорджа Гершвина (George Gershwin), весь зал не только вскочил на ноги, но издал такой душераздирающий вопль, что стало понятно - это триумф.

Концерт пианистки и певицы Патрисии Барбер (Patricia Barber) был завершением моей джазовой программы в Монреале (все последующие концерты к джазу имели незначительное отношение).  Хоть концерт и носил название ее последнего альбома «The Cole Porter Mix», на самом деле включал в себя не так много композиций Коула Портера. Квартет Патрисии Барбер исполняет straight-ahead jazz на блюзовой основе, при этом музыканты используют не совсем стандартные ходы (например, регги-барабаны в блюзе) - именно такой джаз любят в Монреале больше всего. Концерт получился очень личным, почти интимным - Патрисия вышла на сцену, сняла носки, выпила водички и все… дальше была только музыка, сыгранная талантливо, открыто.

Два моих последних фестивальных дня были наименее джазовыми, зато я побывал на новых площадках и послушал совсем незнакомую мне музыку - так сказать, просветился. Сначала был концерт канадской инди-фолк группы Po’ Girl  в небольшом клубе Savoy. И надо заметить, что выступили они отлично - четыре музыканта (вернее один мультинструменталист и три мультиинструменталистки), легко меняющие банджо на кларнет и аккордион, поющие легко и трогательно. А когда к ним присоединился герой чикагской инди-сцены JT Lindsay, который своим пронзительным вокалом произвел на меня еще большее впечатление, мне ничего не оставалось, как приобрести их диски.

Так получилось, что следующий концерт тоже был в какой-то мере инди-фолком, но на этот раз в одном из самых больших клубов Монреаля выступала американская группа Devotchka. Собственно, из-за названия я и пошел на концерт. Оказалось, что группа эта очень популярна и даже номинировалась на Грэмми. Стиль, в котором они играют ближе всего к альтернативному року с влияниями всевозможного фольклора: от американского и мексиканского до балканского и цыганского. Во втором отделении этого рок-концерта на сцене появился акробат, что выглядело странно, но красиво. После 10-дневного джазового марафона эти два совсем неджазовых концерта доставили мне огромное удовольствие, что, наверное, неудивительно.

В довершение ко всему я пошел в престижный клуб L’Astral на концерт певицы Соми (Somi), о которой тоже ничего не знал. Хотя Соми и родилась в Америке, родители ее - африканские дипломаты (папа - из Уганды, а мама - из Руанды). Как не сложно догадаться, музыка, которую она исполняет - это world fusion с элементами африканской музыки и американского соула. Разумеется, это был очень приятный концерт, качественный материал, замечательное исполнение.

Как я уже говорил, из-за перенасыщенного графика платных концертов, я совсем мало посещал бесплатные выступления на улице, иногда я даже не знал, кто играет. Вот те немногие, кого мне удалось запомнить: английская соул-дива Элис Расселл (Alice Russell), местная звезда кубинской музыки Флоранс К (Florance K), зажигательная бельгийская группа La fanfare du Belgistan с клезмеро-балканскими импровизациями, английская фанк-панк группа The Heavy, и самым последним был концерт монреальской пятнадцатилетней певицы Никки Яновски (Nikki Yanowsky), которая еще три года назад успела прославиться на одном из трибьютов Элле Фитцджералд (Ella Fitzgerald), и теперь из девочки хотят сделать вторую Селин Дион. Никки исправно и звонко поет поп- и джаз-хиты, да так, что даже внезапному ливню, который пытался испортить ей оба концерта на главной площадке GM, не удалось смыть толпу зрителей, которые с удовольствием подпевали восходящей звезде.

К сожалению, в день закрытия фестиваля я уже держал свой путь домой. Но и за 13 дней я постарался взять от своей дальней поездки по-максимуму. А осуществив свою давнюю мечту, по пути в Москву я уже планировал свою следующую поездку на самый лучший в мире Монреальский джазовый фестиваль.


Festival International de Jazz de Montré, Montréal, canada

Previous post Next post
Up