кстати, о терапии)
...Вихрь, однако ж, так долго не утихал, что лоцман, уступая настойчивой нашей просьбе, попытался пробиться сквозь него и двигаться все в том же направлении. И точно: подняв паруса на бизани и направив руль прямо по стрелке компаса, он воспользовался внезапно налетевшим яростным шквалом и пробился сквозь круговерть. Но мы попали из огня да в полымя: все равно как если бы мы, избежав Харибды, наткнулись на Сциллу, ибо, пройдя две мили, мы сели на мель, такую же, как в проливе св. Матфея.
Сильный ветер свистал в снастях, все мы в великое впали уныние, и только брат Жан нимало не тужил, напротив: подбадривал и утешал то того, то другого, - он предсказывал, что скоро небо выручит нас, и уверял, что видел над реей Кастора.
- Эх, кабы дал нам Бог очутиться сейчас на суше, - молвил Панург, - и чтобы у каждого из вас, страстных мореплавателей, оказалось по двести тысяч экю! Я бы ради такого случая подоил козла и натолок вам воды в ступе. Послушайте, я даже согласен на всю жизнь остаться холостяком, только устройте так, чтобы я мог сойти на берег, и дайте мне лошадку, а без слуги-то я уж как-нибудь обойдусь. Уход за мной лучше всего бывает тогда, когда у меня нет слуги. Плавт верно заметил, что число наших крестов, то есть огорчений, докук и неурядиц, соответствует числу наших слуг, даже если слуги лишены языка - самого опасного и зловредного их органа, из-за которого для них были придуманы пытки, муки и геенны, а не из-за чего-либо другого, хотя в наше время за пределами нашего отечества доктора прав алогично, то есть неразумно, толкуют это место в самом расширительном смысле.
Тут вплотную к нам приблизился груженный барабанами корабль, среди пассажиров коего я узнал людей почтенных, между прочим Анри Котираля, старинного моего приятеля; на поясе у него висел, как у женщин - четки, большущий ослиный причиндал, в левой руке он держал засаленный, замызганный, старый, грязный колпак какого-нибудь шелудивого, а в правой - здоровенную кочерыжку. Узнав меня, он вскрикнул от радости и сказал:
- А ну, что это у меня? Поглядите (тут он показал на ослиный причиндал), вот настоящая альгамана, докторская шапочка - это наш единственный эликсир, а вот это (он показал на кочерыжку) - это Lunaria major. К вашему возвращению мы добудем философский камень.
- Откуда вы? - спросил я. - Куда путь держите? Что везете? Знаете теперь, что такое море?
- Из Квинты. В Турень. Алхимию. Как свои пять пальцев.
- А кто это с вами на палубе? - спросил я.
- Певцы, музыканты, поэты, астрологи, рифмоплеты, геоманты, алхимики, часовых дел мастера, - отвечал он, - все они из Квинты и везут с собой оттуда прекрасные, подробные рекомендательные письма.
Не успел он договорить, как Панург в запальчивости и раздражении вскричал:
- Вы же все умеете делать, не исключая хорошей погоды и маленьких детей, так почему же вы не возьмете наш корабль за нос и без промедления не спустите его на воду?
- Я об этом как раз и думал, - отвечал Анри Котираль. - Сей же час, сию же минуту вы будете сняты с мели.
И точно: по его распоряжению выбили дно у семи миллионов пятисот тридцати двух тысяч восьмисот десяти больших барабанов, прорванной стороной повернули барабаны к шканцам и туго-натуго перевязали канатами, нос нашего корабля притянули к их корме и прикрепили к якорным битенгам. Затем одним рывком корабль наш был снят с мели, и все это было проделано с легкостью необычайною и ничего, кроме удовольствия, нам не доставило, ибо стук барабанов, сливаясь с мягким шуршаньем гравия и подбадривающим пением матросов, показался нам не менее приятным для слуха, чем музыка вращающихся в небе светил, которую Платон будто бы слышал ночами во сне.
Не желая оставаться у них в долгу, мы поделились с ними колбасами...
Книга 6, Глава XVIII
Сильный ветер свистал в снастях, все мы в великое впали уныние, и только брат Жан нимало не тужил, напротив: подбадривал и утешал то того, то другого, - он предсказывал, что скоро небо выручит нас, и уверял, что видел над реей Кастора.
- Эх, кабы дал нам Бог очутиться сейчас на суше, - молвил Панург, - и чтобы у каждого из вас, страстных мореплавателей, оказалось по двести тысяч экю! Я бы ради такого случая подоил козла и натолок вам воды в ступе. Послушайте, я даже согласен на всю жизнь остаться холостяком, только устройте так, чтобы я мог сойти на берег, и дайте мне лошадку, а без слуги-то я уж как-нибудь обойдусь. Уход за мной лучше всего бывает тогда, когда у меня нет слуги. Плавт верно заметил, что число наших крестов, то есть огорчений, докук и неурядиц, соответствует числу наших слуг, даже если слуги лишены языка - самого опасного и зловредного их органа, из-за которого для них были придуманы пытки, муки и геенны, а не из-за чего-либо другого, хотя в наше время за пределами нашего отечества доктора прав алогично, то есть неразумно, толкуют это место в самом расширительном смысле.
Тут вплотную к нам приблизился груженный барабанами корабль, среди пассажиров коего я узнал людей почтенных, между прочим Анри Котираля, старинного моего приятеля; на поясе у него висел, как у женщин - четки, большущий ослиный причиндал, в левой руке он держал засаленный, замызганный, старый, грязный колпак какого-нибудь шелудивого, а в правой - здоровенную кочерыжку. Узнав меня, он вскрикнул от радости и сказал:
- А ну, что это у меня? Поглядите (тут он показал на ослиный причиндал), вот настоящая альгамана, докторская шапочка - это наш единственный эликсир, а вот это (он показал на кочерыжку) - это Lunaria major. К вашему возвращению мы добудем философский камень.
- Откуда вы? - спросил я. - Куда путь держите? Что везете? Знаете теперь, что такое море?
- Из Квинты. В Турень. Алхимию. Как свои пять пальцев.
- А кто это с вами на палубе? - спросил я.
- Певцы, музыканты, поэты, астрологи, рифмоплеты, геоманты, алхимики, часовых дел мастера, - отвечал он, - все они из Квинты и везут с собой оттуда прекрасные, подробные рекомендательные письма.
Не успел он договорить, как Панург в запальчивости и раздражении вскричал:
- Вы же все умеете делать, не исключая хорошей погоды и маленьких детей, так почему же вы не возьмете наш корабль за нос и без промедления не спустите его на воду?
- Я об этом как раз и думал, - отвечал Анри Котираль. - Сей же час, сию же минуту вы будете сняты с мели.
И точно: по его распоряжению выбили дно у семи миллионов пятисот тридцати двух тысяч восьмисот десяти больших барабанов, прорванной стороной повернули барабаны к шканцам и туго-натуго перевязали канатами, нос нашего корабля притянули к их корме и прикрепили к якорным битенгам. Затем одним рывком корабль наш был снят с мели, и все это было проделано с легкостью необычайною и ничего, кроме удовольствия, нам не доставило, ибо стук барабанов, сливаясь с мягким шуршаньем гравия и подбадривающим пением матросов, показался нам не менее приятным для слуха, чем музыка вращающихся в небе светил, которую Платон будто бы слышал ночами во сне.
Не желая оставаться у них в долгу, мы поделились с ними колбасами...
Книга 6, Глава XVIII