О любви к иностранкам
Неизвестный мне Эдвард Радзинский.
"О любви к иностранкам", из сборника "Загадки любви".
Нет, всё-таки в иностранках что-то есть. В Японии, ночью, в гостинице едешь в лифте, а она - в кимоно, с розами, книжкой поднимается к какому-то счастливцу, который заказал по телефону читать ему эту книжку от бессонницы. Нет, нет, именно читать… То, о чём вы подумали - за это совсем другие деньги платят.
Ах, это кимоно… Один мой знакомый, проработавший долго в Японии, по прибытии в Союз заставлял свою жену одеваться в кимоно и на коленях ползти к нему с огонёчком для сигареты. Бедняга. Не мог забыть церемонию в чайных домиках.
Представляете, картина: он сидит на полированной мебели с сигаретой в зубах, а она с зажигалкой, как бегемот в Африке, ползёт к нему: сто килограммов задница, да ещё в кимоно! Нет, друзья мои, иностранкой надо родиться. Особенно это касается всех этих камбоджийских и прочих малоазийских женщин. Я, когда оттуда приехал, с тоски перешёл на балерин: они такие хулиганки в постели… А там, в моей Азии… Ах, эти раскосые глаза… Это тело розы с убийственной шёлковой кожей… У наших - руки-ноги, а там - рученьки да ноженьки… Ну, да ладно!..
Значит, выхожу я как-то бухой из их кабака: обмывали торговое соглашение. Пил я всякую ихнюю гадость, закусывал тоже какой-то ихней пакостью - жареными воробьями и т. д. И вижу: недалеко от моей машины стоит Она. Ну, индийская принцесса абсолютно! Я её поманил для смеха - и она, к моему ужасу, подходит! Я огляделся: никого. Сажаю её в машину - и рванули. Вот как пьян был! Кладу ей руку на плечико… на коленку… Она молча перед собой смотрит, будто ничего. Хоть бы убежала, хоть бы послала. Я бы с облегчением её отпустил! Ни хрена - сидит! Ужас! А во мне - любовь. И всё сильнее! Чуток её погладил рукой - а она так нежно провела щекой по моей руке. Я ведь пьян был, - а помню, всё помню! А потом как взглянëт: ну, Будда! Будда!
Тогда я и решился: живём-то один раз! Отъезжаю в сторону, открываю багажник, потом гляжу на неё. Она молча вылезает и ложится в багажник. И как она там «сгруппировалась», не знаю, - на Востоке это умеют, - но уместилась в багажнике! Въезжаю в торгпредство. Учтите - с самого начала она ни звука не проронила. Только одни глаза. Господи, пощади!
И вот я с дьявольской хитростью доставляю её в квартиру. Жены нет - жена у отца в Союзе.
Короче, стоим мы в комнате: она ни слова. Я её раздеваю: она не шевелится. Только едва заметными движениями тела, да так ритмично, так нежно, будто в танце движется, помогает мне себя раздевать. Тут я ещё выпил. Со страху! И ещё. А она стоит - статуя. И когда я обнял её, почувствовал запах сандалового дерева.
И тут вдруг испугался. Влюблён-то влюблëн, да ум остался. Думаю, взял ты её у кабака. А у тебя жена. И не просто жена, а дочь такого-то. Если наградишь её - тебе башку, как цыплёнку, отвертят. Нет, думаю, предосторожность. И хоть пьян был, как паскуда, сил хватило развести ванну. Причем - кипяток, чтоб всё бактерии - на фиг! Высыпаю туда пакет марганцовки - чтоб добить эти самые бактерии. И сажаю Будду в чёрно-красную ванну из марганцовки.
А сам иду добавить. Налил раз - порядок. Налил два - стакан из рук на ковёр! Полез я за стаканом… а когда глаза открыл - уже утро.
Встаю. Чувствую: что-то было. А что было - не помню! Пытаюсь вспомнить - не могу. Иду на кухню, выпиваю рюмашку, ставлю кофе. Иду в ванну принять холодный душ. Открываю дверь - цепенею: в ванне сидит прекрасная девушка, абсолютно голая… И молча смотрит перед собою…
Тут, естественно, всё вспоминаю. Ну, хрен со мной, дураком. Но она-то… Она-то… Сидит голая в остывшей, кроваво-чёрной воде точь-в-точь в той же позе, как я её туда посадил.
О подлинная женственность! Как жить после этого?
Ну, дальше - про утро, про всё, что было, про торгпреда, развод и т. д., и т. п. - хрен с ним, это неинтересно!
"О любви к иностранкам", из сборника "Загадки любви".
Нет, всё-таки в иностранках что-то есть. В Японии, ночью, в гостинице едешь в лифте, а она - в кимоно, с розами, книжкой поднимается к какому-то счастливцу, который заказал по телефону читать ему эту книжку от бессонницы. Нет, нет, именно читать… То, о чём вы подумали - за это совсем другие деньги платят.
Ах, это кимоно… Один мой знакомый, проработавший долго в Японии, по прибытии в Союз заставлял свою жену одеваться в кимоно и на коленях ползти к нему с огонёчком для сигареты. Бедняга. Не мог забыть церемонию в чайных домиках.
Представляете, картина: он сидит на полированной мебели с сигаретой в зубах, а она с зажигалкой, как бегемот в Африке, ползёт к нему: сто килограммов задница, да ещё в кимоно! Нет, друзья мои, иностранкой надо родиться. Особенно это касается всех этих камбоджийских и прочих малоазийских женщин. Я, когда оттуда приехал, с тоски перешёл на балерин: они такие хулиганки в постели… А там, в моей Азии… Ах, эти раскосые глаза… Это тело розы с убийственной шёлковой кожей… У наших - руки-ноги, а там - рученьки да ноженьки… Ну, да ладно!..
Значит, выхожу я как-то бухой из их кабака: обмывали торговое соглашение. Пил я всякую ихнюю гадость, закусывал тоже какой-то ихней пакостью - жареными воробьями и т. д. И вижу: недалеко от моей машины стоит Она. Ну, индийская принцесса абсолютно! Я её поманил для смеха - и она, к моему ужасу, подходит! Я огляделся: никого. Сажаю её в машину - и рванули. Вот как пьян был! Кладу ей руку на плечико… на коленку… Она молча перед собой смотрит, будто ничего. Хоть бы убежала, хоть бы послала. Я бы с облегчением её отпустил! Ни хрена - сидит! Ужас! А во мне - любовь. И всё сильнее! Чуток её погладил рукой - а она так нежно провела щекой по моей руке. Я ведь пьян был, - а помню, всё помню! А потом как взглянëт: ну, Будда! Будда!
Тогда я и решился: живём-то один раз! Отъезжаю в сторону, открываю багажник, потом гляжу на неё. Она молча вылезает и ложится в багажник. И как она там «сгруппировалась», не знаю, - на Востоке это умеют, - но уместилась в багажнике! Въезжаю в торгпредство. Учтите - с самого начала она ни звука не проронила. Только одни глаза. Господи, пощади!
И вот я с дьявольской хитростью доставляю её в квартиру. Жены нет - жена у отца в Союзе.
Короче, стоим мы в комнате: она ни слова. Я её раздеваю: она не шевелится. Только едва заметными движениями тела, да так ритмично, так нежно, будто в танце движется, помогает мне себя раздевать. Тут я ещё выпил. Со страху! И ещё. А она стоит - статуя. И когда я обнял её, почувствовал запах сандалового дерева.
И тут вдруг испугался. Влюблён-то влюблëн, да ум остался. Думаю, взял ты её у кабака. А у тебя жена. И не просто жена, а дочь такого-то. Если наградишь её - тебе башку, как цыплёнку, отвертят. Нет, думаю, предосторожность. И хоть пьян был, как паскуда, сил хватило развести ванну. Причем - кипяток, чтоб всё бактерии - на фиг! Высыпаю туда пакет марганцовки - чтоб добить эти самые бактерии. И сажаю Будду в чёрно-красную ванну из марганцовки.
А сам иду добавить. Налил раз - порядок. Налил два - стакан из рук на ковёр! Полез я за стаканом… а когда глаза открыл - уже утро.
Встаю. Чувствую: что-то было. А что было - не помню! Пытаюсь вспомнить - не могу. Иду на кухню, выпиваю рюмашку, ставлю кофе. Иду в ванну принять холодный душ. Открываю дверь - цепенею: в ванне сидит прекрасная девушка, абсолютно голая… И молча смотрит перед собою…
Тут, естественно, всё вспоминаю. Ну, хрен со мной, дураком. Но она-то… Она-то… Сидит голая в остывшей, кроваво-чёрной воде точь-в-точь в той же позе, как я её туда посадил.
О подлинная женственность! Как жить после этого?
Ну, дальше - про утро, про всё, что было, про торгпреда, развод и т. д., и т. п. - хрен с ним, это неинтересно!