И вновь о репе
Не могу понять, чем меня на этой неделе так привлекают истории, начинающиеся со слова "репа". Возможно, это от того, что репа - мой любимый корнеплод и я охотно (и успешно) ее выращиваю. В прошлый раз с такого неочевидного посыла начинался рассказ об изменении отношения к свежим брендам и перестройки системы потребительского выбора в целом.
А вот еще одна история, которая начинается ровно с тех же самых слов. Но разговор пойдет о чертах национального характера, которые обеспечивают (или не обеспечивают) успех дизайнерской школы (на примере России и Германии). Для этого был повод - очередные попытки регулировать одежду и возложить на женщин ответственность за все последствия уличного насилия. Я писал об этом подробно, когда такая инициатива прозвучала впервые на около-церковном уровне, но тема требует постоянных напоминаний.
Огородные истории/ Local Species
Вообразите, что вы живете натуральным хозяйством. Все кругом выращивают… ну, скажем, репу. Репа - это слава и гордость ваших мест, очень она удается. И тут вдруг вам приходит фантазия завести у себя клематисы. Не георгины или золотые шары, а цветущую лиану, которая кажется вам самой изысканной в мире. Теперь прошу представить, о чем именно вы станете рассказывать знакомым: о призовой репе или о первых цветопочках? И что донесут в рассказах до других эти самые знакомые. Этим чем-то вряд ли будут устойчивость к вредителям, содержание крахмала или что там еще в вашей местной репе считается важным.
Мне не раз приходилось слышать о том, что схожим образом складывается и мнение о национальных характерах. Другими словами, дорожат не тем, чего в избытке, а недостающим. Такой дефицит представляет собой объект стремлений и ценится превыше всего, а потому стоит в иерархии национальных интересов на верхних позициях. Если применить это рассуждение к «загадочной русской душе», то презюмированная широта, свобода эмоциональных реакций, эмпатия и независимость действительно составляют загадку. Поскольку из истории мы лучше знакомы с косностью, конформизмом и отсутствием мотивации на самостоятельное развитие.
Из перечисленного сложно составить национальный идеал. Каждая страна убеждена в уникальности своего опыта, а уж для России поведенческая, географическая и историческая уникальность не один век являются универсальными объяснениями практически любой ситуации в стране. Как если бы большие площади, иностранные нашествия и пограничное положение приключились только у нас. В равной степени это можно объяснить и тем, что «норма» в нашей культуре не обобщает практику, а спускается сверху, и тем, что элиты по большей части оторваны от источника традиции. А в недавнее время еще и деградировали до уровня, невиданного с последних лет царствия Ивана Грозного.
В рамках этой колонки интересно посмотреть, как такое положение влияет на развитие моды. Сейчас это немного подзабылось, но истинное предназначение моды заключается в создании различий. Это инструмент самопрезентации и создания стилистических заявлений. Поскольку сейчас мода стала массовым явлением, весьма далеким от элитарности, утверждать такие различия также приходится на массовом уровне, для всех желающих. Что совершенно не вяжется с коллективистскими настроениями, характерными для России. Склонность ходить строем и ограничивать общественную активность реакцией на действия сверху никак созданию стиля не способствуют. Исключительно распространению массовых трендов.
Мало удивительного и в том, что на другом конце индустрии работа со стилем также не процветает. Российской моде уже два десятилетия, но каковы ее отличительные особенности, до сих пор остается загадкой. По-настоящему самобытным художников можно перечесть по пальцам, чему немало способствует и способы их обучения. Это при том, что для любой периферийной школы дизайна уникальность предложения является самым важным условием развития.
При всем несходстве национальных типажей, близкую картину можно наблюдать в Германии. Там также проявляются черты тоталитарного прошлого: отсутствие традиционных культурных стимулов к проявлению индивидуальности затрудняет рождение авторов моды мирового уровня. Зато поощрение труда как добродетели помогает возникновению бизнес-моделей. Очень показательно, что даже отлаженна бизнес-модель в отсутствии авторитетных художников пробуксовывает: большие вложения в Неделю или в свежеорганизованные выставки поначалу создали международный интерес, который сейчас пошел на спад. Нередкая у нынешних немцев апелляция к стилистике 20-30х, до тотальной чистки индустрии от инородцев, свидетельствует о том, что этнически-неоднородный период в развитии дизайна видится им более плодотворным.
Поскольку о собственных бизнес-моделях и прочей предпринимательской активности в России говорить также не приходится (что позволяет по-прежнему продавать сюда франшизы компаниям с полным отсутствием брендовой идентичности), вакуум в национальной идее одежды настойчиво требует замещения. Одной из недавних попыток стало законодательное предложение возложить на женщин всю ответственность за последствия появления на публике в «провоцирующем» виде. Так в экспликации и написано: «Внешность - это не та сфера, в которой нужно самовыражаться». Очень самобытный момент доверия к ритуалам: достаточно одеть всех «по правилам» или объявить выборы «честными», как все немедленно станет хорошо.
Фамилию предложившего упоминать в обществе просто неприлично, но начался разговор с инициативы Вс. Чаплина ввести «православный дресс-код». В российской истории это будет далеко не первый опыт унификации одежды по политическим мотивам. Учитывая легкость, с которой самые бредовые мысли становятся сейчас законодательными нормами, попытка создания национальной формы для выращивания репы или общественно-полезного побивания камнями может осуществиться в недалеком будущем. Вполне в духе национальной уникальности. Увидев такое отрешение от тела можно повторить почти по-симеоновски: "Nunc dementis...". Так ведь, кажется, в конце принято.
А вот еще одна история, которая начинается ровно с тех же самых слов. Но разговор пойдет о чертах национального характера, которые обеспечивают (или не обеспечивают) успех дизайнерской школы (на примере России и Германии). Для этого был повод - очередные попытки регулировать одежду и возложить на женщин ответственность за все последствия уличного насилия. Я писал об этом подробно, когда такая инициатива прозвучала впервые на около-церковном уровне, но тема требует постоянных напоминаний.
Огородные истории/ Local Species
Вообразите, что вы живете натуральным хозяйством. Все кругом выращивают… ну, скажем, репу. Репа - это слава и гордость ваших мест, очень она удается. И тут вдруг вам приходит фантазия завести у себя клематисы. Не георгины или золотые шары, а цветущую лиану, которая кажется вам самой изысканной в мире. Теперь прошу представить, о чем именно вы станете рассказывать знакомым: о призовой репе или о первых цветопочках? И что донесут в рассказах до других эти самые знакомые. Этим чем-то вряд ли будут устойчивость к вредителям, содержание крахмала или что там еще в вашей местной репе считается важным.
Мне не раз приходилось слышать о том, что схожим образом складывается и мнение о национальных характерах. Другими словами, дорожат не тем, чего в избытке, а недостающим. Такой дефицит представляет собой объект стремлений и ценится превыше всего, а потому стоит в иерархии национальных интересов на верхних позициях. Если применить это рассуждение к «загадочной русской душе», то презюмированная широта, свобода эмоциональных реакций, эмпатия и независимость действительно составляют загадку. Поскольку из истории мы лучше знакомы с косностью, конформизмом и отсутствием мотивации на самостоятельное развитие.
Из перечисленного сложно составить национальный идеал. Каждая страна убеждена в уникальности своего опыта, а уж для России поведенческая, географическая и историческая уникальность не один век являются универсальными объяснениями практически любой ситуации в стране. Как если бы большие площади, иностранные нашествия и пограничное положение приключились только у нас. В равной степени это можно объяснить и тем, что «норма» в нашей культуре не обобщает практику, а спускается сверху, и тем, что элиты по большей части оторваны от источника традиции. А в недавнее время еще и деградировали до уровня, невиданного с последних лет царствия Ивана Грозного.
В рамках этой колонки интересно посмотреть, как такое положение влияет на развитие моды. Сейчас это немного подзабылось, но истинное предназначение моды заключается в создании различий. Это инструмент самопрезентации и создания стилистических заявлений. Поскольку сейчас мода стала массовым явлением, весьма далеким от элитарности, утверждать такие различия также приходится на массовом уровне, для всех желающих. Что совершенно не вяжется с коллективистскими настроениями, характерными для России. Склонность ходить строем и ограничивать общественную активность реакцией на действия сверху никак созданию стиля не способствуют. Исключительно распространению массовых трендов.
Мало удивительного и в том, что на другом конце индустрии работа со стилем также не процветает. Российской моде уже два десятилетия, но каковы ее отличительные особенности, до сих пор остается загадкой. По-настоящему самобытным художников можно перечесть по пальцам, чему немало способствует и способы их обучения. Это при том, что для любой периферийной школы дизайна уникальность предложения является самым важным условием развития.
При всем несходстве национальных типажей, близкую картину можно наблюдать в Германии. Там также проявляются черты тоталитарного прошлого: отсутствие традиционных культурных стимулов к проявлению индивидуальности затрудняет рождение авторов моды мирового уровня. Зато поощрение труда как добродетели помогает возникновению бизнес-моделей. Очень показательно, что даже отлаженна бизнес-модель в отсутствии авторитетных художников пробуксовывает: большие вложения в Неделю или в свежеорганизованные выставки поначалу создали международный интерес, который сейчас пошел на спад. Нередкая у нынешних немцев апелляция к стилистике 20-30х, до тотальной чистки индустрии от инородцев, свидетельствует о том, что этнически-неоднородный период в развитии дизайна видится им более плодотворным.
Поскольку о собственных бизнес-моделях и прочей предпринимательской активности в России говорить также не приходится (что позволяет по-прежнему продавать сюда франшизы компаниям с полным отсутствием брендовой идентичности), вакуум в национальной идее одежды настойчиво требует замещения. Одной из недавних попыток стало законодательное предложение возложить на женщин всю ответственность за последствия появления на публике в «провоцирующем» виде. Так в экспликации и написано: «Внешность - это не та сфера, в которой нужно самовыражаться». Очень самобытный момент доверия к ритуалам: достаточно одеть всех «по правилам» или объявить выборы «честными», как все немедленно станет хорошо.
Фамилию предложившего упоминать в обществе просто неприлично, но начался разговор с инициативы Вс. Чаплина ввести «православный дресс-код». В российской истории это будет далеко не первый опыт унификации одежды по политическим мотивам. Учитывая легкость, с которой самые бредовые мысли становятся сейчас законодательными нормами, попытка создания национальной формы для выращивания репы или общественно-полезного побивания камнями может осуществиться в недалеком будущем. Вполне в духе национальной уникальности. Увидев такое отрешение от тела можно повторить почти по-симеоновски: "Nunc dementis...". Так ведь, кажется, в конце принято.