Мода и архитектура. Дома, которые мы носим на себе
Одежда связана с движением. Известны примеры ритуальных одежд, рассчитанные на неподвижность, но они как-то не прижились. В остальном историю европейского костюма последних веков можно представить как путь к все более свободному движению. Вовсе не потому, что его создатели были очарованы идеей свободы. Просто у носителей моды становилось все больше поводов двигаться, а их костюм следовал за изменениями в образе жизни. Архитектура и интерьер, среди которых люди и передвигаются, создают для этих образов стилистическую рамку. Именно тот случай, когда обрамление активно влияет на содержание.
Для моды важно не количество физической активности, а сопутствующие ему обстоятельства, это отличает ее от лечебной физкультуры. При дворе Людовика XIV очень любили балет, но воспринимали его как парадное действие, а потому ради торжественности танцевали на высоких каблуках. Не потому, что были неспособны сконструировать пуанты - символика была важнее удобств; версальские декорации как нельзя лучше отражают этот приоритет церемониала. Для создания балетной обуви потребовалось еще [сто] лет, когда на сцену вышли технически сложные выражения эмоций, а в модный обиход «балетные модели» вошли спустя еще полтора века. Только в 1950х ощущение танцевальной легкости жизни и движения стало в обществе по-настоящему престижным, и вот уже Брижитт Бардо появляется в балетках повсюду: они давали ценимое актрисой «босоногое» ощущение.
Все хроники моды состоят из похожих историй (я рассказывал их на одной из своих предыдущих лекций). Господствующие мнения создают жизненные ситуации, а люди подбирают к ним костюм. С такой позиции между одеждой и домами нет почти никакой разницы, они обе организуют среду вокруг человека на современный манер. Это стало очевидным с ростом урбанизации, когда у обеспеченных людей появилась разнообразная среда для передвижений, вне стен замков и жилищ. Можно сказать, что моду придумали горожане: большинство исследователей считают, что в привычном виде, как череда неспровоцированных внешними обстоятельствами стилистических тенденций, она появилась в итальянских городах 14 века. За городской чертой ее власть почти не действовала, для войн, паломничества, сельского труда или охоты существовал отдельный костюм, более практичный.
В городских пределах просматривается непосредственная связь между строениями и одеждой, люди буквально носили на себе свои дома. Во времена, когда жилище еще рассматривалось, как индивидуальная крепость, появилась потребность в общественных пространствах. Одним из решений стало появление архитектуры ганзейских городов, ранней кирпичной готики, которой потом вдохновлялся северный модерн. Узкие многоэтажные фасады открывали понизу тяжелые арки складов или лавок, плоскость стены почти нигде не нарушалась. Если сравнить их с тянутыми закрытыми силуэтами нарядов германского Средневековья, где чуть не единственным украшением была отделка подолов или демонстрация края нижнего платья, становится очевидным, что визуальная эстетика у костюма и города общая. Даже заостренные навершия фасадов совпадают по форме с маленькими покрытыми головками нарядов того времени.
Среда и ее правила оказывают самое непосредственное воздействие на вкусы и моды. Автор, например, многие годы использует для прогноза модных тенденций наблюдения за интерьерами и меню популярных ресторанов. Эта связь даже шире, чем интегральный стиль, господствующая эстетика времени. Если ваш образ жизни диктует пребывание дома с редкими выходами в церковь, а город разделен на воюющие кланы, то необходимости в практичных вещах или украшениях жилища нет никакой. Как только улица превращается в театр, появляются украшающие ее своими фасадами палаццо, которые открывают взглядам прохожих часть парадных помещений. Этим изменениям в точности вторит костюм раннего Ренессанса с прорезями и богатым декором. Таковы особенности городского общежития. До середины 19 века, когда урбанизация коснулась четверти населения мира и машины сделали моду доступнее, сельские жители о ней и не задумывались. Их костюм жил совсем другими принципами.
Любопытно, что в мужском гардеробе эта анти-мода со временем стала главным направлением. Английские аристократы 18 века первые поняли, что комфорт является важным показателем успеха в жизни, и буквально переняли одежду у своих конюхов. Французы в неудобных парадных камзолах очень их за это осуждали, для них дисциплина тела была синонимом благородства ума. А император Павел в последние годы 18 века проводил насильственную зачистку улиц Петербурга от английских мод, их революционного духа. Вопреки императорской воле, фрак, жилет, длинные брюки, круглые шляпы, пальто из английского села попали в наши шкафы. Это прообразы большей части нынешнего мужского костюма, а остальная часть обязана происхождением мундиру.
Деревня пришла в город и уходить не собирается. Бульвары, парки, большие площади, спортивные сооружения и другие места гуляний стали непременной частью урбанизма. Когда к 70м города вытеснили из себя все живое и стали фабриками по производству людей, стремление к сельской жизни в массах не исчезло, просто переселилось в пригороды. В пост-индустриальном обществе эта идея по-прежнему определяет нашу активность и манеру одеваться: при наличии средств для выбора образа жизни нам хочется буколического существования, но с городскими удобствами. Идеи Корбюзье о зонировании и поздейшие опыты модернистов сейчас кажутся не удобством, а подобием тюрем. Идеальный мегаполис видится нам набором деревенек, где до работы можно за десять минут добраться на велосипеде через зелень. Тренировочные сменили костюм-тройку в списке самой желанной одежды.
Стремительная популярность идеи о естественном существовании в 18 веке поддерживалось актуальными в тот момент идеями Руссо о возвращении к природной красоте, в ней искали источник гармонии. Чуть не впервые в европейской истории обеспеченные классы поняли, что прогуливаться можно и нужно. В парках имитируют «дикую природу», забыты парики, описания горных массивов более не кажутся пугающими, а наводят на возвышенные мысли, Мария-Антуанетта переселяет свой малый двор на подобие фермы в Малом Трианоне. Женщины начинают кормить грудью. Последнее проявление естественности отчасти стоило бедной королеве головы: утверждается образ «Родины, кормящей матери», именем которой и голосовали за казнь. Интересно посмотреть, как эти настроения отразились на моде, что было аналогом треников в эпоху рококо.
До середины века мода существовала, будто на сцене. Она была способом продемонстрировать окружающим статус, ценились сложные вещи и умение грациозно в них держаться. То же можно сказать об архитектуре. О естественности речь не заходила, а верхом практицизма считалось изобретение нового способа застегивать лиф и панталоны или устраивать каскады. За полвека утвердились приоритеты «естественной красоты», источник которой в архитектуре видели в античных образцах, а в моде - в самых причудливых. Про заимствования у конюших в мужской моде уже упоминалось, но и в женском обиходе появились приемы, подсмотренные у служанок. Одним из самых ярких была манера продергивать концы верхней юбки сквозь прорези карманов ради удобства ходьбы. Да и сами карманы на юбке были в тот момент вполне себе спортивным элементом, потому как раньше доступ к бедрам преграждали каркасы фижм или слои ткани на платьях с отлетными спинками «в духе Ватто».
После Французской революции в античности стали искать не только источник красоты, но и гражданских добродетелей. Мужчины продолжали самым фантастичным образом развивать конскую тему, и вскоре костюм аристократа от слуги отличали только качество ткани и кроя. Такое разделение сохраняется по сию пору. Женщины же начала 19 века как одна нарядами походили на классические колонны, без которых в то время не строили даже сарай для метел. Сложно представить, что через каких-то тридцать лет эта простота сменится в архитектуре на ужасы исторической эклектики и сопутствующие ей в моде гигантские юбки и рукава: набирающая силу буржуазия нуждалась в демонстративности. Прекратить это безумие в моде помогло, опять же, изменение стиля жизни: дамы получили возможность чаще появляться в публичных местах, открылись первые универмаги, и никто уже не мог себе позволить занимать подолом полгектара.
Эти палладианские увлечения до сих пор можно заметить, проезжая по России: каждая третья изба снабжена подобием фронтона с фигурным карнизом, а сельские клубы - портиком. По счастью, селянки со времен крепостных театров никаких хитонов не носят. Изменились приметы среды, теперь доминантой отечественной загородной застройки является забор. Похожим образом изменилась и российская манера одеваться, она также предполагает умозрительный забор. Костюм рассказывает не о владельце или его положении, а о его желаниях: каким бы ему хотелось предстать в глазах окружающих. У самых обеспеченных и продвинутых он вообще не несет никакой информации, защищает от чужого любопытства наподобие паранджи. Иногда, по новой мировой моде, на одежде, как на заборе, появляются всякие надписи и лозунги. Однако в любом случае об открытости речь не идет. Мода по-прежнему обещает нам укрытие и в этом отношении не слишком изменилась со времен первобытных пещер с накидками из шкур.
