Рефлексируя по итогам учебного года
Отчего не ходить в походы, и на подвиги не пускаться, и не странствовать год за годом, если есть куда возвращаться?
Дом встретил меня тишиной, но не той мертвенной, что висит над колледжем по ночам, а родной, теплой и полной звуков тишиной.
Учебный год пролетел неожиданно быстро по сравнению с предыдущим. Возможно, сказались изменения в расписании. действительно, при наличии перерывов в течение дня заниматься куда легче, не смотря на то, что добавились новые предметы. Впрочем, и старых хлопот хватало для того, чтобы было весело.
Все воспоминания несколько сумбурны, отрывисты.
Если пытаться упорядочить как-то запомнившееся, в первую очередь хотелось бы назвать венчик, столь необходимый для взбивания крема. Крем необходим для торта, торт для посвящения, посвящение для факультета, но для этого нужен венчик. Благодаря доброй миссис Боллз, порочная спираль разорвалась, и торт был готов вовремя.
Потом были медвежата, чудесные, неуклюжие, еще даже не совсем пушистые.
Наступило странное облегчение. Теперь уже не я самая маленькая, и можно делать все иначе, не так, как раньше.
Неожиданно для самой себя я нашла вкус в практиках ЗОТС. И буду писать эссе на стыке ритуалистики и астрологии. А профессор Гесс отказал мне не только в статусе личного ученика, но и в факультативах. Отказ этот был произведен в столь лестной для меня формулировке, что я нисколько не опечалена.
Еще будет эссе по зельеварению. Я решила реконструировать тинктуры факультетских зелий, включая пресловутую моратоновку.
Еще было полумарсие и полувенерие, и Марс рогами вверх, меж двух сосен это же La Porte du Sanctuaire, и это хороший знак.
Да, мой аркан неизменен, пока я не изменюсь сама. банальное рассуждение, однако оно утешает и поддерживает. Выбранная максима определяет многое, и не желаю сейчас думать, как вывернет меня взятый путь. Завтра, когда оно наступит, голова прояснится, и как-то лягут на свои места и прозрение - пусть маленькое и глупенькое, но мое собственное, и радость, и боль. Все будет завтра, а пока я перебираю, словно камни, воспоминания о семестре. У профессора Кейна глаза крапчатые, это видно, если присмотреться, когда он рассказывает о чем-то интересном. У Элазара глаза ясные, светлые, жаркие. Глаза Рональда Гранта холодны, как фарфор эпохи Мин. Глаза Катрин Льюис - усталые и заплаканные, а в глазах Софи Льюис змеится Риктусемпра. Глаза профессора Яксли прохладны, в них озерная вода, несущая покой. Глаза профессора Цалель туманны и переменчивы, как дым над котлом. Глаза тренера Хотетовски чисты и светлы. Шарлотта Дюпрэ щурится чуть надменно и устало, а Мелани Мелман-Милч никому не позволяет приблизиться настолько, чтобы можно было рассмотреть тайну ее взгляда.
Ах, хотелось бы, чтобы в моих глазах кто-то смог увидеть ход созвездий, но разве можно загадать? Я открываю свой гороскоп заново. Синтетический знак в Стрельце, и это так, и это есть во мне.
Еще важное всплывает. Слова профессора Кейна, сказанные совсем не мне. "С этим живут или до смерти, или до Авады".
И теперь не страшно возвращаться в колледж. Ведь и с этим тоже живут.
Как-то так получилось, что весь учебный год был медитативен. События как в тумане, сквозь который прорываются только самые сильные ощущения.
Профессор Яксли удивлялась, помню, что все студенты наматываются в лесу, а я - об крыльцо колледжа.
Бельтайновские факела помню, и помню мех в гостиной.
Об остальном же подумаю завтра.