инстинктивные добровольцы во имя вселенной и хлебной корочки
за последние дни, глядя кино, целых два раза испытал настоящий шок задроченного моралиста, что стало поводом поразмыслить о критериях порнографичности, конформизме гомосексуалов и фашизме обыденного.
во-первых, потрясающая сцена из замечательного во всех отношениях фильма Flesh and the Devil Клэренса Брауна. героиня Гарбо, Фелиция, влюбляется в Лео (Гилберт) и провоцирует дуэль между ним и своим законным мужем. последний в поединке погибает, после чего Лео отбывает на долгую службу в Африку, а вероломная femme fatale, испугавшись утраты роскоши проживанья, выходит замуж за его верного друга и почти что брата Ульриха. после возвращения Лео с фронта былые страсти вспыхивают снова, теперь уже втайне - мужей и друзей надо беречь. и вот, сцена в церкви - гневная проповедь пастора, срывающего покровы с богомерзкого греха прелюбодеев (без имён, правда), обещание грядущей кары и дарящее надежду искупления причастие. святой отец обходит паству с облатками - се тело Христово, затем с кубком вина - се кровь Его, всякий раз, от прихожанина к прихожанину, поворачивая кубок в руке (интересная деталь из области гигиены, кстати говоря). черёд Филиции - сразу после Лео и, когда он наступает, она обхватывает руками кубок и поворачивает его обратно так, чтобы приложить губы к тому же месту, где только что были губы возлюбленного.
этот эпизод по-настоящему шокирует, задевает за живое и заставляет нервно прятать лицо в горсти. кажется, это и есть настоящая порнография - в том смысле, в каком говорят о ней ханжи и защитники морали. это не похоже на Буньюэля, завалившегося в храм навеселе, с голыми девками и в грязных башмаках - вопли паяцев и дураков могут показаться интересными и что-то там ниспровергающими только их же полупьяным соратникам. жест же Фелиции - истинно святотатственный, потому что за ним - нешуточная плотская страсть. именно она делает, в общем-то, безобидное действие разнузданным и вызывающим - как отстутствие этой страсти делает любого сорта порнографическую продукцию холодными и механическими, поэтому скучными гимнастическими этюдами. на Гарбо можно смотреть часами, на Беладонну - ровно столько, сколько нужно. Гарбо и Браун знали о дерзости кое-что более важное, чем любые сюрреалисты с их полем-битвы-песочницей, и уж точно более интересное, чем снятые на стэдикам некрасивые люди, трущиеся друг о дружку гендерным.
ещё интересно, как эта дерзость развивается в сюжете дальше. как и во всех доревизионистких фильмах с фигурой femme fatale, повествование обязано заканчиваться её уничтожением - как правило, физическим, т.е. героиня в конце должна умереть. так происходит и в Плоти и Дьяволе, тут даже способ убийства не самый банальный - карающей дланью справедливости водит сама природа, а не мужчины в беде, как в нуарах. но примечательны два момента. во-первых, наказание героини (за грех неподвластности мужскому, бюргеровскому началу), о котором здорово писал Жижек, происходит уже после её раскаянья (кстати, в форме, которую не назовёшь иначе, как обрядом экзорцизма). справедливость мужчины - побиение камнями униженного и лишённого идентичности слабого. во-вторых, победа над Филицией - торжество конформизма, окрашенного в гомосексуальные тона. вот финальный кадр, как бы хэппи-энд этой истории (дело даже не в нём, подтекст в отношениях главного героя и его товарища очевиден на протяжении всего фильма):
не случайно Браун был против альтернативной концовки, в которой Лео обещает взаимность влюблённой в него сестре Ульриха. не потому, что такой финал слащавый и счастливый, т.е. такой, каким он нужен монструозным студиям, напротив - счастливый недостаточно. посредственность мужского мира, с его плебейскими ценностями добродетельности и бесконфликтности, заходится в экстатической сладости педерастии - куда уж логичнее, если подумать. ту же вялость и мещанскую бесхребетность обнаруживает в себе и нынешнее протестное ЛГБТ-движение, уверяющее мир в том, что его представители - нормальны и не чужды всему человеческому. времена OutRage! и Джармена канули в лету, и гомосексуалы в политическом поле теперь действуют как пидорасы, действительно, не лучше прочих протестантов*.
иначе и, может быть, не так блистательно, к теме маленькой победоносной войны конформизма (рационального начала) против женщины (стихии иррациональной) подходят создатели лучшего на свете сериала. в последнем эпизоде Mad Men одна из главных тем - пораженческая месть. месть подчинённого начальнику, закончившаяся равнодушным "да мне до тебя и дела нет", месть дочери отцу, по итогам которой - два слова правды от отца, и десять слов извинений от дочери, месть женщины, утратившей внутреннего мелкого беса, мужчине. поначалу в сцене, где Бетти разглядывает новый дом Дона - не дом даже, а, что важно, квартиру с молодой хозяйкой-женой и пластинкой Revolver на полке - её недовольство легко понять как зависть к людям, в жизни которых куда больше свежести и неопределённости, чем в обмещавшей её. однако это не так. причиной развода Бетти и Дона было то, что как раз свободы и беспорядка (постоянные измены, враньё и ссоры) в их жизни было too much для неё, да и, как потом оказалось, для него тоже. и Дон, и, как ей тогда казалось, Бетти, на самом деле, обретают то, чего оба хотели - более-менее спокойную и счастливую по меркам обывателя семейную жизнь. нет больше истерик, беспорядочных сношений и желания всё и вся вокруг к чертям разъебать. Дон этим доволен - весь сезон он ведёт себя нетипично для себя прошлого, боясь потерять вдруг обретённый комфорт и отношения, и конфликт строится уже не на том, что Дрейпер - рефлексирующий ублюдок, а на том, что не быть ублюдком - куда сложнее, чем быть. Бетти недовольна вовсе - её страсть, которая раньше подпитывалась разрушающими идиллический ландшафт поступками мужа и дочки, делала её живой. теперь, когда новый супруг не даёт повода позлиться даже по мелочам, а дети перестали бузить, она растеряна, к отсутствию цели (которая женщине вообще не нужна, она оставляет эту дешёвую иллюзию самцам) добавляется отсутствие страсти. её обжорство и, как следствие, беспардонное ожирение - почти карикатурный образ мучительного отчуждения. в ещё одной порнографической сцене, от которой я краснел и отводил глаза, где Бетти с пугающим наслаждением на лице жуёт брокколи в панировке (вы только вдумайтесь в чудовищность этого образа - брокколи! в панировке, блять!):
- проглядывает весь безобразный и лишённый благородства трагизм побеждённого. неудавшаяся попытка насолить Дрейперу и его новой прекрасной жене - не следствие зависти, но именно месть за то, во что превратил её Дон, согласившись на развод, за то, что он ещё и счастлив в конечном итоге (пидорас).
высшая справедливость, которой Уайнеру, можно быть уверенным, не избежать - в том, что если не все, то кто-то из всех этих людей умрёт. something wicked this way comes - лейтмотив этого сезона так же, как и первого, и всем страшно и смешно уже сейчас.
* я тоже, хоть и не гомосексуал, но пидорас, если что - чтобы никто не думал обижаться.